Как я уже писал (см. "Полный джаз"
#33), первый концерт на главной сцене JazzSaalfelden 2002 открывал электронный квартет Мартина Коллера. Слушать его было скучно, вместо этого я отправился исследовать еще неизученные закоулки огромного фестивального тента и прилегающих к нему помещений. Ничего занимательного, впрочем, обнаружить не удалось даже в специальной зоне для артистов, прессы и Очень Важных Людей. Бар ничем не отличался от аналогичных заведений для простых смертных, разве что наполняемость его не ослабевала даже в перерывах между антрактами. Стенды с флаерами и бесплатными джазовыми газетами на немецком языке не пользовались здесь такой популярностью, как в главном фойе. Зато слева почти вплотную к сцене, скрытая от основного зала, располагалась дополнительная трибуна для гостей фестиваля. Приятно, наверное, чувствовать себя избранным, но слушать музыку сбоку и сзади от основного портала, вдобавок ко всему смешанную со звуком из мониторов - удовольствие, на мой взгляд, весьма сомнительное. Единственные, кто от этого выиграл - фотографы, которым официально разрешалось мельтешить перед сценой только первые пятнадцать минут, а на деле - и того меньше. Зато из спецзоны их выгнать не мог никто. В итоге те несчастные, кто заплатил тройную цену за билет и взамен получил специальный гостевой ярлык с правом прохода в закрытые территории, вынуждены были вытягивать шеи и выгибать спины, чтобы увидеть хотя бы затылки музыкантов, а не многочисленные штативы и телеобъективы.
Промаявшись полтора часа и вдоволь насладившись своим исключительным журналистским статусом, я дождался второго сета. Совершенно не представляя, что именно будет играть секстет скрипача Билли Бэнга в программе "Вьетнам - последствия" ("Vietnam - The Aftermath"), я, тем не менее, ожидал многого. По большей части, дело было не в интригующем названии проекта и фотографии музыканта во время службы в армии во Вьетнаме, а в составе ансамбля, в котором, кроме самого Бэнга на скрипке, были такие люди, как тенор-саксофонист Фрэнк Лоу и пианист Джон Хикс, а также контрабасист Кертис Лунди, трубач Джеймс Золлер и барабанщик Майкл Кэрвин.
Для этого проекта Билли Бэнг подготовил возможно не самую сложную, но, безусловно, очень жизнеутверждающую программу. К сожалению, второй ветеран вьетнамской войны - Фрэнк Лоу играл довольно скупо и практически не солировал. В чем именно были его проблемы в этот день, я не знаю, но выглядел он уставшим и даже мрачным, особенно на фоне энергичного и улыбающегося Бэнга. Очень мощно с быстрой яркой фразировкой играл Джеймс Золлер. Вдвоем с Бэнгом они составляли основу, вокруг которой выстраивалась игра секстета. Немного странно было видеть этот состав играющим по нотам заранее сочиненную и аранжированную музыку, почти без импровизаций и длинных тем. Как мне показалось, Билли Бэнг намеренно составил программу именно таким образом. Его воспоминания о войне, какой бы ужасной она ни была, - воспоминания о молодости, радости возвращения домой, грусти о погибших друзьях. Это музыка жизни наперекор обстоятельствам. Ей и не нужно быть сложной. Кроме того, это был один из тех редких случаев джазового мэйнстрима, который не вызывает зевоту или раздражение от того, что так играют уже по меньшей мере сорок лет.
Третьим номером вечера выступало германо-швейцарское трио Zoom барабанщика Лукаса Ниггли с Нильсом Вограмом на тромбоне и Филиппом Шауфельбергером на гитаре. Со слов одного моего знакомого я узнал, что Ниггли должен сыграть что-то интересное, но дальше этого его (знакомого) познания не простирались. Сам я знал и того меньше - в фестивальном буклете было написано: трио барабанщика Лукаса Ниггли представляет собой союз трех независимых музыкантов молодого поколения, которые суммируют различные источники влияния и вместе с тем прокладывают свой собственный путь в творчестве, соединяя любовь к джазу и современной музыке. Универсальность такого определения вместе с приведенной выше рекомендацией не позволили моим ожиданиям оформиться во что-то конкретное. Наверное, поэтому я не был удивлен, когда трио заиграло добротную композиторскую музыку с очень нетривиальной сменой ритмов, пересекающимися мелодиями и чуть ли не оркестровой аранжировкой. Нестандартный для трио состав дал возможность не только слышать каждый инструмент отдельно, но и отказаться от банальной схемы: соло на лидирующем инструменте (саксофон, труба или фортепиано), соло на басу и ради разнообразия соло на ударных. В данном случае разделения на солистов и ритм-секцию не было, и быть не могло. Каждый играл свою заранее выписанную партию, нередко прибегая к сложным техническим приемам и сменам стиля. Особенно заметно это было в игре немецкого тромбониста Нильса Вограма, который выдувал два, а иногда даже три звука одновременно, словно аккомпанируя самому себе. Структурированный непрямолинейный сет трио Zoom, возможно, было бы легче воспринимать в рамках камерной программы фестиваля. На большой сцене для них было слишком много места и слишком мало слушателей, готовых внимательно следить за музыкальным развитием композиций. Немудрено, что впечатления от их выступления остались у меня какими-то смазанными, до конца не оформившимися. Эта незавершенность вызвала у меня желание когда-нибудь вернуться к этой работе, в виде альбома или в виде еще одного концерта - как получится.
Хедлайнер дня - дуэт Джек
ДеДжонетт (барабаны) и Фодай Муса Сусо (кора) поднялся на сцену почти в полночь. Кора - африканская двадцатиоднаструнная лютня-арфа, которую держат за ручки на уровне живота грифом вперед, играя на ней большими пальцами обеих рук. В последнее время кора перестала быть экзотическим инструментом. Исполнителей на ней можно встретить даже в нью-йоркской подземке. Отчасти в этом заслуга господина Сусо, который вместе с Хэрби Хэнкоком и вездесущим Биллом Ласвеллом сделал кору популярной и даже участвовал в создании официальной мелодии Олимпийских игр в Лос-Анджелесе в 1984-м году. Традиционно музыкант сам изготовляет себе инструмент из подручных средств и украшает его по мере сил: так, виденный мной пару лет назад Кеба "Бобо" Циссоко (см.
репортаж) золотыми звездами выложил на коже инструмента "2000" в честь пресловутого милениума, а Фодай Муса Сусо наклеил рекламу своего веб сайта -
"www.fmsuso.com". Занимательно, что и тот и другой музыканты, утверждали, что их прапрапрапрапрародитель в незапамятные времена создал кору, несмотря на то, что Циссоко родом из Гвинеи-Биссау, а Сусо - из Гамбии. Зная, что Фодай Муса Сусо прошел через руки Ласвелла, я предполагал услышать очередную версию модного этно-[даба | амбиента | фанка | джаза]. Увы, я не ошибся на все сто процентов. Когда-то интересный звук и подход к музыке, повторенный едва ли не в тысячный раз, набил оскомину даже ярым почитателям этих стилей. Не спасали ни профессиональная игра на барабанах Джека ДеДжоннетта, ни задорный вокал на непонятном языке, ни феерические пассажи на коре. Окончательно портил картину непременный секвенсор, монотонно повторяющий и без того нехитрые мотивы. Впрочем, для непритязательных слушателей-австрийцев такое было внове, и они внимали с почти неослабевающим вниманием. Тем не менее, ближе к концу сета в зале осталось совсем немного публики. В качестве утешения можно считать, что виновата в этом была вовсе не музыка, а позднее время.
Глубокой ночью закрывал первый фестивальный день норвежец Багге Вессельтофт и его "Новая джазовая концепция". Громкий танцевальный проект на стыке импровизационного джаза и электронной музыки порой звучал чересчур агрессивно. Непритязательный видеоряд Йана Мартина дополнял напористые танцевальные композиции. Плотная масса электроники Вессельтофта на Fender Rhodes и многочисленных дивайсах, диджея Йонаса Лона и барабанщика Андреса Энгена противостояла упругому контрабасу Ингебригта Флатена и саксофонам и флейтам специального гостя ансамбля - Хакона Корнстада. Яростная игра последнего разбудила бы и мертвого, но таковых, к счастью, в зале не было. Загадочным образом, эта адская музыка, изредка разбавляемая смягченным звуком клавиш, при всей своей схожести с американскими грув-тусовщиками была наполнена какой-то совершенно другой - северной, холодной энергией. От нее усталость и сонливость сняло как рукой. Вытерпевшие кто семь, а кто и все десять часов концерта зрители стали, словно в трансе, стягиваться к запретному проходу между сценой и партером. Один ошалевший подросток, нарушая правила, постоянно выпадал из танцующей сбоку толпы в эту охраняемую часть зала, за что был с завидным постоянством выволакиваем и выбрасываем обратно. Во время последней попытки, подхваченный под руки, этот несчастный продолжал отплясывать ногами в воздухе. Почти через полтора часа вместо отведенного регламентом часа под рев толпы New Conception of Jazz ушли со сцены, но еще через минуту вернулись, чтобы сыграть одну композицию на бис. "Let's dance! Forget about security! They won't touch you!" - напутствовал Багге Вессельтофт. И, таки, они нас не тронули. Пятнадцатиминутный джем стал достойным финалом дня. Ну а больше всех радовался гонимый подросток, которому, наконец, позволили всласть оттянуться и оттопыриться.
Добравшись до палатки, я с ужасом понял, что до утренних концертов осталось всего несколько часов. Следующий день обещал быть самым напряженным, на то, чтобы выспаться времени не оставалось, но выбор был уже сделан. Утром выяснилось, что тем, кого мы пришли слушать, спать в эту ночь вовсе не пришлось, но об этом в следующий раз.
Как я уже писал (см. "Полный джаз"
Промаявшись полтора часа и вдоволь насладившись своим исключительным журналистским статусом, я дождался второго сета. Совершенно не представляя, что именно будет играть секстет скрипача Билли Бэнга в программе "Вьетнам - последствия" ("Vietnam - The Aftermath"), я, тем не менее, ожидал многого. По большей части, дело было не в интригующем названии проекта и фотографии музыканта во время службы в армии во Вьетнаме, а в составе ансамбля, в котором, кроме самого Бэнга на скрипке, были такие люди, как тенор-саксофонист Фрэнк Лоу и пианист Джон Хикс, а также контрабасист Кертис Лунди, трубач Джеймс Золлер и барабанщик Майкл Кэрвин.
Очень мощно с быстрой яркой фразировкой играл Джеймс Золлер. Вдвоем с Бэнгом они составляли основу, вокруг которой выстраивалась игра секстета. Немного странно было видеть этот состав играющим по нотам заранее сочиненную и аранжированную музыку, почти без импровизаций и длинных тем. Как мне показалось, Билли Бэнг намеренно составил программу именно таким образом. Его воспоминания о войне, какой бы ужасной она ни была, - воспоминания о молодости, радости возвращения домой, грусти о погибших друзьях. Это музыка жизни наперекор обстоятельствам. Ей и не нужно быть сложной. Кроме того, это был один из тех редких случаев джазового мэйнстрима, который не вызывает зевоту или раздражение от того, что так играют уже по меньшей мере сорок лет.
Третьим номером вечера выступало германо-швейцарское трио Zoom барабанщика Лукаса Ниггли с Нильсом Вограмом на тромбоне и Филиппом Шауфельбергером на гитаре. Со слов одного моего знакомого я узнал, что Ниггли должен сыграть что-то интересное, но дальше этого его (знакомого) познания не простирались. Сам я знал и того меньше - в фестивальном буклете было написано: трио барабанщика Лукаса Ниггли представляет собой союз трех независимых музыкантов молодого поколения, которые суммируют различные источники влияния и вместе с тем прокладывают свой собственный путь в творчестве, соединяя любовь к джазу и современной музыке. Универсальность такого определения вместе с приведенной выше рекомендацией не позволили моим ожиданиям оформиться во что-то конкретное. Наверное, поэтому я не был удивлен, когда трио заиграло добротную композиторскую музыку с очень нетривиальной сменой ритмов, пересекающимися мелодиями и чуть ли не оркестровой аранжировкой. Нестандартный для трио состав дал возможность не только слышать каждый инструмент отдельно, но и отказаться от банальной схемы: соло на лидирующем инструменте (саксофон, труба или фортепиано), соло на басу и ради разнообразия соло на ударных. В данном случае разделения на солистов и ритм-секцию не было, и быть не могло. Каждый играл свою заранее выписанную партию, нередко прибегая к сложным техническим приемам и сменам стиля. Особенно заметно это было в игре немецкого тромбониста Нильса Вограма, который выдувал два, а иногда даже три звука одновременно, словно аккомпанируя самому себе. Структурированный непрямолинейный сет трио Zoom, возможно, было бы легче воспринимать в рамках камерной программы фестиваля. На большой сцене для них было слишком много места и слишком мало слушателей, готовых внимательно следить за музыкальным развитием композиций. Немудрено, что впечатления от их выступления остались у меня какими-то смазанными, до конца не оформившимися. Эта незавершенность вызвала у меня желание когда-нибудь вернуться к этой работе, в виде альбома или в виде еще одного концерта - как получится.
Хедлайнер дня - дуэт Джек
ДеДжонетт (барабаны) и Фодай Муса Сусо (кора) поднялся на сцену почти в полночь. Кора - африканская двадцатиоднаструнная лютня-арфа, которую держат за ручки на уровне живота грифом вперед, играя на ней большими пальцами обеих рук. В последнее время кора перестала быть экзотическим инструментом. Исполнителей на ней можно встретить даже в нью-йоркской подземке. Отчасти в этом заслуга господина Сусо, который вместе с Хэрби Хэнкоком и вездесущим Биллом Ласвеллом сделал кору популярной и даже участвовал в создании официальной мелодии Олимпийских игр в Лос-Анджелесе в 1984-м году. Традиционно музыкант сам изготовляет себе инструмент из подручных средств и украшает его по мере сил: так, виденный мной пару лет назад Кеба "Бобо" Циссоко (см.
Зная, что Фодай Муса Сусо прошел через руки Ласвелла, я предполагал услышать очередную версию модного этно-[даба | амбиента | фанка | джаза]. Увы, я не ошибся на все сто процентов. Когда-то интересный звук и подход к музыке, повторенный едва ли не в тысячный раз, набил оскомину даже ярым почитателям этих стилей. Не спасали ни профессиональная игра на барабанах Джека ДеДжоннетта, ни задорный вокал на непонятном языке, ни феерические пассажи на коре. Окончательно портил картину непременный секвенсор, монотонно повторяющий и без того нехитрые мотивы. Впрочем, для непритязательных слушателей-австрийцев такое было внове, и они внимали с почти неослабевающим вниманием. Тем не менее, ближе к концу сета в зале осталось совсем немного публики. В качестве утешения можно считать, что виновата в этом была вовсе не музыка, а позднее время.
Глубокой ночью закрывал первый фестивальный день норвежец Багге Вессельтофт и его "Новая джазовая концепция". Громкий танцевальный проект на стыке импровизационного джаза и электронной музыки порой звучал чересчур агрессивно. Непритязательный видеоряд Йана Мартина дополнял напористые танцевальные композиции. Плотная масса электроники Вессельтофта на Fender Rhodes и многочисленных дивайсах, диджея Йонаса Лона и барабанщика Андреса Энгена противостояла упругому контрабасу Ингебригта Флатена и саксофонам и флейтам специального гостя ансамбля - Хакона Корнстада. Яростная игра последнего разбудила бы и мертвого, но таковых, к счастью, в зале не было. Загадочным образом, эта адская музыка, изредка разбавляемая смягченным звуком клавиш, при всей своей схожести с американскими грув-тусовщиками была наполнена какой-то совершенно другой - северной, холодной энергией. От нее усталость и сонливость сняло как рукой.
Вытерпевшие кто семь, а кто и все десять часов концерта зрители стали, словно в трансе, стягиваться к запретному проходу между сценой и партером. Один ошалевший подросток, нарушая правила, постоянно выпадал из танцующей сбоку толпы в эту охраняемую часть зала, за что был с завидным постоянством выволакиваем и выбрасываем обратно. Во время последней попытки, подхваченный под руки, этот несчастный продолжал отплясывать ногами в воздухе. Почти через полтора часа вместо отведенного регламентом часа под рев толпы New Conception of Jazz ушли со сцены, но еще через минуту вернулись, чтобы сыграть одну композицию на бис. "Let's dance! Forget about security! They won't touch you!" - напутствовал Багге Вессельтофт. И, таки, они нас не тронули. Пятнадцатиминутный джем стал достойным финалом дня. Ну а больше всех радовался гонимый подросток, которому, наконец, позволили всласть оттянуться и оттопыриться.