Bell Atlantic Jazz Festival стал едва ли не самым
грандиозным и интересным джазовым событием года.
И дело не только в масштабе мероприятия,
проходящего в четырех самых больших городах
восточного побережья. Дело в том, что этот
фестиваль во многом отразил перемены в джазе. Те,
кто еще лет пять назад играл в крохотных клубах
перед несколькими искушенными слушателями, а
записывался в лучшем случае на деньги
благотворительных организаций в малоизвестных
независимых компаниях, сейчас выпускают альбомы
на крупнейших лейблах, их лица украшают обложки
джазовых журналов, а на концерты собираются
толпы поклонников. Еще одно веяние времени -
собственный сервер фестиваля в интернете,
связанный линками с другими стремительно
набирающими обороты проектами его главного
устроителя - компании KnitMedia. Самая поразительная, но
характерная черта изменившейся за последние
годы джазовой сцены - совместные выступления и
записи музыкантов совсем разных жанров и их
(жанров) смешение. Все эти процессы наводят на
мысль об укреплении позиций эклектики, как
самостоятельного жанра.
Итоги фестиваля я попробую подвести в следующий
раз, когда он уже закончится, а сегодня расскажу
обо всем том, что навело меня на мысль о новом
жанре. Впрочем, замечу, что из всей программы
фестиваля я выбрал, наверное, самые эклектичные
выступления, отказавшись почти от всех известных
и относительно предсказуемых мероприятий. В
первый день фестиваля я отправился в клуб Knitting
Factory, в котором, как и во все остальные дни, на всех
площадках проходили фестивальные концерты.
Почти шесть часов я провел не вылезая в главном
зале клуба, поэтому услышать, что происходило в
других его частях мне не удалось.
Открывал фестиваль коллектив
Russell Gunn and Ethnomusicology трубача Расселла Ганна, о
котором я в тот момент мало что знал. Большой
ансамбль с двумя саксофонистами, тромбонистом,
трубачом, пианистом, клавишником,
контрабасистом, барабанщиком и перкуссионистом
играл весьма недурной прифанкованный джаз (а
может быть, приджазованный фанк). Начали с очень
лихого исполнения эллингтоновского
"Каравана", во время которого успели сыграть
что-то похожее на соло почти все музыканты. Сразу
стало ясно, что, кроме лидера, в ансамбле стоит
выделить альт-саксофониста, пианиста и
клавишника, который играл то на старом Rhodes piano, то
на какой-то немыслимой "расческе" с
флэнджером. Увлечение Расселла Ганна хип-хопом
было очевидно. Легко можно было себе представить
всю эту музыкальную программу в каком-нибудь
молодежном танцевальном клубе. Если бы
организаторы концерта убрали стулья, зал бы
точно танцевал. Хотя на сцене было девять
человек, одновременно играло из них обычно не
больше пяти. Все остальные или ждали своей
очереди, или, взяв в руки коубел, громко отбивали
ритм вместе с барабанщиком и перкуссионистом.
Ближе к концу выступления соло становились все
короче, а ритм все жестче. Кульминацией стала
предпоследняя композиция, для которой Ганн
пригласил еще одного трубача. После короткого
дуэта в унисон гость схватил микрофон и начал,
чеканя слог, читать скороговорку рэпа. Закончив,
он снова взял трубу и с тем же напором стал играть
отрывистые и резкие короткие брейки. Отыграв
свою часть, он ушел. Понемногу композиция стала
превращаться в балладу, а музыканты один за
другим стали покидать сцену тоже. В конце концов
остались контрабасист, клавишник и барабанщик,
которым уйти так и не удалось. А в финале все Russell
Gunn and Ethnomusicology сыграли вместе опять что-то очень
бодрое и танцевальное.
Зал встретил это выступление довольно тепло,
однако я думаю, что если бы не фестиваль,
слушателей было бы значительно меньше. Все ждали
следующего сета.
Гвоздем программы, как я и
предполагал, было выступление трио гитариста
Чарли Хантера. В клуб набилось такое количество
народа, что все в зал не влезли, так что пришлось
открыть заднюю дверь в бар, чтобы можно было
слушать и оттуда.
Чарли Хантер - еще одна молодая звезда, которую
удалось приобрести компании Blue Note. Буквально
вчера (6 июня) Хантер выпустил новый альбом. Его
популярность, особенно в студенческой среде,
отчасти связана с тем, что он поощряет
некоммерческое распространение своих записей,
сделанных его поклонниками во время концертов.
Кроме него, этим же известны трио Medeski Martin & Wood, а
также Jazz Mandolin Project, тоже недавно подписавшие
контракт с Blue Note и уже успевшие выпустить свой
дебютный альбом на этом лейбле. Этот концерт не
стал исключением - один из слушателей записывал
его на принесенный DAT и пару профессиональных
микрофонов.
Предпоследний альбом Хантер записал в дуэте с
перкуссионистом и барабанщиком Леоном Паркером.
В трио, которое выступало на фестивале, кроме
гитариста играют два ученика Паркера - Стефен
Чопек и Крис Лавджой. Не зная, как играет Чарли
Хантер, такому составу можно удивиться. Но дело в
том, что техника, которой владеет гитарист,
совершенно уникальна. Он играет на
восьмиструнном гибриде обычной и бас-гитары. При
этом первые пять ее струн гитарные, а оставшиеся
три - басовые. В гитаре используются две
независимые системы звукоснимателей для каждой
группы струн, которые с помощью двух кабелей
подключены к двум разным комбикам. Кроме того,
лады у гитары не параллельны друг другу, а звук
извлекается с помощью пальцев без медиатора. Все
гитары, на которых Хантер играет, сделаны по
специальному заказу мастером Ральфом Новаком.
Как и подобает студенческому кумиру, Хантер не
только потрясающе играет, но и издает странные
звуки, строит рожи и заигрывает с залом. Все трое
музыкантов очень молоды, поэтому юношеского
задора им не занимать. После концерта рубашка
Чарли Хантер была мокрой насквозь, а один из
перкуссионистов стер себе пальцы в кровь, играя
на конгах. Так же, как и во время первого сета, зал
пританцовывал и страшно радовался жестким
ритмам и мощному драйву. Надо сказать, что живьем
Хантер и его трио просто незабываемы. Отчасти это
чисто зрительный эффект, когда видишь, как он это
играет. Если бы встретил Хантера где-нибудь в
другом месте, никогда бы не подумал, что этот
татуированный модник может так здорово играть на
гитаре самый настоящий современный джаз, не
брезгуя стандартами и изобретая новые, никому
пока не известные приемы.
Каждую ночь во время фестиваля в клубе
проходит бесплатный ночной джем с одним из
музыкантов и его гостями. В этот день этим
главным героем джема был DJ Logic. В его проекте Project
Logic регулярно принимают участие многие джазовые
музыканты, такие, как Джон Медески, Билли Мартин,
Келвин Вестон, Стивен Бернстин и Джон Фишман. Сам
DJ Logic принимал участие в записях MMW и Sex Mob.
На этот раз никаких особенно известных
музыкантов не было, а состав ансамбля был
джазовым: барабаны, бас-гитара, саксофон и
клавишные. Плюс сам DJ Logic с вертушками и странный
молодой человек (тоже скорее всего DJ) с забавной
раздвижной штуковиной, соединившей в себе
диджириду и тромбон. Этот персонаж, кроме низких
утробных звуков своего инструмента, издавал и
другие, рифмованные звуки, описывая в стихах, что
происходит на сцене и кто такой DJ Logic. Все вместе с
шумами, скретчами, ритмами и соло на нормальных
инструментах было забавно, но не более того.
Минут через двадцать молодой человек с трубой
попрощался и ушел, и сразу же после его ухода зал
начал пустеть. Поняв, что ничего нового уже не
будет, ушел и я.
На этом первый день фестиваля для меня
закончился.
В остальные дни я не ходил на большие
фестивальные концерты. В других клубах о том, что
мероприятия имеют к нему отношение можно было
узнать только по висящим на сцене транспарантам
с его рекламой и неизменным фирменным
приветствием компании Bell Atlantic одним и тем же
низким мужским поставленным голосом. До
недавнего времени этот же голос сопровождал
каждое мое подключение к сети. На фестивале он
произносил более длинную фразу: "Welcome to Bell Atlantic
Jazz Festival!".
В пятницу и в воскресенье в клубе Jazz Standard в
рамках фестиваля две программы представлял
пианист Ури Кейн. Первая из них была принесшая
ему славу обработка музыки Густава Малера, а
вторая - совсем новая и еще не записанная
программа, основанная на Гольдберг-вариациях
Баха. Ансамбли почти не отличались один от
другого. Кроме Кейна за роялем в первый день на
сцене были: Грег Тарди - кларнет, Ральф Алеси -
труба, Дайен Монро - скрипка, DJ Olive - вертушки,
Майкл Форманек - контрабас и Джим Блэк - барабаны.
Во второй день Тарди играл еще и на
тенор-саксофоне, вместо Форманека и Блэка играли
Дрю Гресс и Ральф Петерсон, а кроме них, в
представлении участвовала певица Барбра Уолкер
и две поэтессы, читавшие по очереди на фоне
музыки свои стихи.
Проекты Кейна отличает то, что он не занимается
джазовой обработкой классики, как делают другие
музыканты. Его работы - это синтез стилей и
попытка найти общий знаменатель в разных
музыкальных направлениях. Так, в его малеровском
проекте музыка великого композитора
переплетается с еврейскими народными мелодиями
и уходит в джаз. Нельзя сказать, что это
происходит незаметно. Наоборот - неожиданно
понимаешь, как много у общего у этих, на первый
взгляд, совершенно разных стилей. Его
безукоризненная аранжировка позволяет сочетать
несовместимые части, не тронув при этом основу и
не сделав материал от этого более плоским, а
значит - более доступным.
С Бахом получилось еще более непривычно. Кейн
безукоризненно аранжировал часть вариаций для
вполне современного композитору ансамбля,
состоящего из фортепиано, скрипки, контрабаса и
трубы. Внезапно эта идиллия буквально
разрывается джазовыми импровизациями на
баховские мелодии, а потом звучат уже никакого
отношения к автору не имеющие ритм-энд-блюзы и
даже танго.
Монро, Блэк, Гресс, Петерсон и Уолкер безусловно
украшают проект Ури Кейна. Все остальные
музыканты играют просто очень хорошо. Стихи,
звучащие как бы "за кадром", нельзя, конечно,
воспринимать серьезно. Так, одно из
"стихотворений" было монотонно
повторяемыми цифрами от одного до восьми, но зато
по-немецки. Если отвлечься от смысла, то и это
вполне укладывается в общую картину, хотя и
придает всему происходящему сходство с
радиопостановкой.
Одна из особенностей музыки Ури Кейна в том, что
она многопланова и вместе с тем проста. Это
позволяет даже такие сложные конструкции
воспринимать с первого раза. Но для более полного
понимания их нужно слушать не один раз. Недавно
он выпустил альбом с музыкой Шумана. Наверное,
Гольдберг-вариации Баха будут записаны на
следующем.
И последнее, что мне все-таки хочется сказать по
поводу этого концерта. К моему глубочайшему
сожалению, звук в Jazz Standard ужасный. Низкий потолок,
узкий зал и отсутствие нормальной
сбалансированной акустической системы приводит
к тому, что в любой точке зала звук искажен. Не
спасает даже великолепный Stainway.
В свободный день между двумя
концертами Кейна я решил расслабиться и пошел на
концерт The Klezmatics в "Макор". Вот уж кто впитал
в себя все стили и превратил их в один большой
"шпил", так это именно этот коллектив. Именно
ему выпала честь начать возрождение традиций
восточноевропейских евреев в конце двадцатого
века. Эмиграция евреев из Европы в Америку
привела к тому, что язык, а точнее жаргон, на
котором говорило не одно поколение, постепенно
стал исчезать. Реконструировав в начале столетия
древний язык иврит, евреи стали забывать идиш.
Однако в последнее время интерес к нему растет. В
немалой степени этому способствует появление
музыкальных коллективов, играющих клезмер -
народную еврейскую музыку.
До последнего времени "Клезмэтикс" пели
только на идиш и играли исключительно народные (и
стилизованные под народные) мелодии. Год назад
они впервые записались с израильской певицей
Хавой Альберштайн, поющей на иврите. В этом
концерте, впрочем, все было по-старому. У группы
два лидера: аккордеонист, пианист и вокалист
Лорин Скламберг и трубач (а в этой группе еще и
клавишник) Фрэнк Лондон. Кроме них, в настоящее
время в коллективе играют: Алисия Свигалс -
скрипка, Мэтт Дарриу - кларнет, саксофоны, флейты,
Пол Морриссетт - бас, цимбалы и Дэвид Лихт -
барабаны. Про многих из перечисленных музыкантов
я писал неоднократно. Про остальных скажу, что в
"Клезмэтикс" нет вторых ролей. Все играют
именно так и то, что нужно. Самое, пожалуй, главное
на их концертах - то, как они умеют общаться с
залом. Кому еще под силу заставить весь зал петь
на незнакомом языке, хлопать в такт непростому
ритму, плакать и смеяться вместе со скрипкой,
флейтой, аккордеоном и трубой?
Этот концерт не стал исключением. Два часовых
отделения слушатели внимали с неослабевающим
интересом. Как на рок-концерте, во время
последней песни на бис зал пел без музыкантов, а
те лишь дирижировали. Хлопали долго, даже после
того, как стало ясно, что концерт кончился.
Последний на сегодняшний день
концерт, но не последний фестивальный, про
который я буду писать - проект Operazone Билла
Ласвелла, Алана Дугласа и Карла Бергера в
прекрасном зале The Angel Orensanz Foundation Center for the Arts.
Не так давно компания KnitMedia начала выпускать
старые джазовые записи под маркой KnitClassics. Одна из
трех серий включает в себя каталог (или его часть)
Douglas Music продюсера Алана Дугласа, работавшего с
Эллингтоном, Хендриксом, Гиллеспи и многими
другими. Переиздали и альбом пианиста,
вибрафониста, композитора и аранжировщика Карла
Бергера "No Man Is An Island", в записи которого
принимал участие и лучший российский джазовый
музыкант Аркадий Шилклопер.
Сотрудничество Дугласа, Бергера,
KnitMedia и генератора идей продюсера Билла Ласвелла
привело к созданию нового проекта под названием
Operazone. Его идея заключается в том, чтобы поместить
материал известных оперных арий в новую среду и
посмотреть, что из этого выйдет. Ласвелл вообще
большой любитель работать одновременно с
несколькими жанрами (см. "Полный джаз" # 7-1999). Многие его проекты
балансируют на грани между пошлостью и
экспериментом. Умение не скатываться ни в одну из
сторон делают его работы одновременно
интересными и популярными. Так получилось и на
этот раз. Доницетти, Верди, Сен-Санс и Пуччини
зазвучали в Operazone совершенно не так, как мы
привыкли. Петли, электроника, новые ритмы и
инструменты - все вместе вызывает довольно
противоречивые чувства. Если отвлечься от того,
что это мелодии из опер, то это почти обычная
современная легкая музыка. Как всегда, дело
именно в этом "почти".
Концертное исполнение сильно
отличалось от записи. Прежде всего, кроме самого
Карла Бергера и флюгельгорниста Грэма Хайнса,
все музыканты были другие. Имена многих не раз
попадали в обзор. Итак: дирижер Карл Бергер -
вибрафон, фортепиано, мелодика, синтезатор; Грэм
Хайнс - флюгельгорн; Питер Апфельбаум -
тенор-саксофон, флейта; Арт Барон - тромбон,
диджериду; Эд Шуллер - контрабас; Кати Янг и
Дженни Шейнман - скрипки; Джовианна Пагано - альт;
Джулия Кент - виолончель; Хамид Дрейк - барабаны и
Карш Кейл - табла.
Огромный сводчатый зал с
потрясающей естественной акустикой усиливал
мистический звук восточных ударных, струнных и
духовых инструментов. Бергер метался между
роялем, вибрафоном и местом дирижера. Первое
время слушатели не знали, как реагировать, и в
силу джазовых традиций даже пытались
аплодировать после соло. Ближе к середине
традиции академической музыки возобладали,
хлопать стали только в паузах между ариями, и уже
ничто не мешало до конца прочувствовать красоту
музыки.
На этом я ставлю многоточие... Продолжение
репортажа с фестиваля - и не только - будет через
неделю. События обещают быть весьма
впечатляющими.
Иван Шокин,
собственный корреспондент
"Полного джаза" в Нью-Йорке
|