502 Bad Gateway

* * *

С точки зрения социологии искусства феномен Лукьянова - это типичный minor cult: у него всегда будет небольшая, но верная группа обожателей, которые некритично примут все, что бы их кумир не делал. Важно другое: реально группа эта состоит из коллег-музыкантов, которые своими "цеховыми" профессиональными принципами, как правило, не поступаются.
"Полный джаз" не так давно перепечатал - и совершенно напрасно, на мой взгляд (а на наш - нет: страна должна знать своих героев в лицо - ред.) - десятилетней давности интервью Валерия Пономарева, взятое у него Александром Иванским для одной эмигрантской газеты. В интервью, как известно, Пономарев, ничтоже сумняшеся, назвал Лукьянова "больным человеком". Но давайте не будем забывать, что Пономарев и Лукьянов - представители двух разных художественных направлений. Историки искусства прекрасно знают, как трудно отделить "выяснение отношений" от - простите наукообразную терминологию - манифестации различных эстетических принципов, каковая, собственно, и составляет полноценный художественный процесс.
Во-вторых, имеет значение и позиция интервьюера: Иванский (я с ним пару раз встречался) - сам в то время немного музицировал (и в духе Тедди Уилсона, а не, скажем, Шелли Манна), и - что не менее важно - во время публикации явно хотел "набрать очки" в эмигрантских кругах (в частности, на критике всего - тогда еще "советского").
Позволю себе напомнить, что я сам в 1983 (кажется) году сидел в Московском Доме композиторов рядом с Чиком Кориа и Гэри Бертоном и могу засвидетельствовать, с какой заинтересованностью они слушали "КАДАНС", со всей его "милитаристской" медью, вроде бы совершенно не вписывавшийся в ЕСМ-овскую атмосферу всей встречи. В результате, как известно, Гэри Бертон записал на своем диске Real Life Hits "Иванушку-дурачка". И, по-моему, именно "Иванушка-дурачок" - единственная заметная вещь на этом - во всех остальных отношениях - абсолютно бесцветном альбоме.
Впрочем, народу (в том числе - и джазовому) Лукьянов не нужен. Так же, как не нужны ему Джордж Рассел (без Эрика Долфи), Ran Blake (без Jeannie Lee) или Энтони Брэкстон. Конечно, культурная ситуация может сложиться по-разному: было время, когда тот же Брэкстон - как и Лукьянов лет на десять раньше - был у всех на устах. Вот ведь парадокс: задолго до перестройки Бертон играет, все ж-таки, Лукьянова, а не какого-нибудь там Wally West'а (кстати, кто знает, о ком идет речь?).

* * *

Итак, почему новая программа вроде бы "маргинального" Германа Лукьянова становится, как пока еще модно говорить, знаковой?
Один ответ - как раз потому же, почему в последнее время фигура Лукьянова казалась, повторим, маргинальной. Чего стоит идея через 22 года возродить малоподвижный "КАДАНС" (четыре духовика!)! Именно сейчас, а не два-три года назад, на подъеме клубного движения (когда трио того же Лукьянова можно было услышать под адресу "Красная площадь, дом 1") и докризисного бума вообще? Сейчас, когда тот же Анатолий Кролл распускает (временно?) свой "МКС-биг-бэнд", когда сворачиваются некоммерческие проекты в провинции и компакт-диск из товара чуть ли не бытового спроса вновь превращается в предмет роскоши?
Да еще новое название - не просто "КАДАНС", а "КАДАНС-Миллениум" ! Как специально - уже после того, как отзвенели все салюты по поводу смены всех четырех цифр в календарях, и разные "миллениумы" и Y2K перестают работать в качестве торговой марки?
Что бы там ни писал о Лукьянове музыковед Арк. Петров, а "томление духа" этого "слесаря-одиночки с мотором" не имеет ничего общего с "суетой сует" каждодневного спроса и предложения. Музыка Лукьянова- это "игра в бисер", или на языке XIX века - "искусство для искусства". Front line "Каданса-Миллениума" все тот же, что и раньше: квартет духовых. То же, что в камерной музыке - духовой квинтет: не концертный состав, а почти абстракция, придуманная, по сути дела, только для того, чтобы испытывать различные приемы композиции - вспомните духовые квинтеты Пауля Хиндемита, Арнольда Шенберга, Zeitmasse Карлхайнца Штокхаузена.
Причем с годами маэстро Лукьянов не сделал ни одной уступки общественному вкусу. Наоборот, новый состав стал еще менее пригодным для массового употребления. 
"Сначала я была против рок-музыки, потому что в ней главной была бас-гитара. Но бас-гитара - это dancing, а dancing - это fucking, я же хочу, чтобы меня слушали," - как-то призналась Джоан Баэз. Между прочим, во времена Шекспира dancing, действительно, значило fucking. А у Лукьянова опять нет не только контрабаса, но и большого барабана, и даже тарелка у Валерия Каплуна - всего одна (не считая хай-хэта), и какой-то двусторонний африканский барабан, сочетающий сразу функции малого (верх) и большого - педального. Это, пожалуй, единственная характерная деталь во всем имидже "Камерного джаз-ансамбля" эпохи перехода к новому миллениуму.
Никаких микрофонов, никакой, само собой, сценической игры. Я уже не говорю о простой пиджачной паре, белой рубашке с галстуком неброского рисунка. Все тоже, небось, не случайно - как фрак на симфоническом дирижере.
Как не случайно и то, что за весь вечер "КАДАНС-Миллениум" не сыграл ни одного favourite старого "Каданса", хотя давно написанные вещи были - например, "Такая нежность на душе весной, что хочется погладить насекомое" (это название композиции 1978 года. Кстати, если кто не знает, какие стихи пишет маэстро Лукьянов, так вот - примерно такие. Лукьянова-поэта, между прочим, цитирует наш самый авторитетный литературоведческий журнал - "НЛО")....
 Все программы Лукьянова всегда строятся по одному принципу: одно "фантазия на темы" для любителей популярной классики (на этот раз из "Лебединого озера"), одна советская песня ( "Песенка военного корреспондента" Матвея Блантера), один-два легко узнаваемых стандарта ("Cherokee" и два "гершвина" - "But Not for Me" и "It Aint Necessarily So", "The Duke" Брубека) , пара каких-нибудь джазовых редкостей ("Lazy Bird" и "Mr. Sims" Колтрейна), то да се из своего (обязателен "музыкальный портрет" одного из джазовых кумиров - "С Новым годом, Джон"). Из лукьяновских парадоксов: "Славянский блюз", который "Лига блюза" вряд ли сочла бы блюзом. И наоборот - блюзовые ноты в "Песенке" Блантера (а что тут такого - в конце концов, в Отечественную мы с американцами дружили!) И, наконец, , одна развернутая композиция-манифест - на этот раз "Tea for Two". 
Да, и "Каданс" меняется. Теперь это уже не только и не столько головоломная смена аккордов а ля "Giant Steps", сколько полимодальность. С непривычки слух увязает в гармонических заменах, как в болоте, плюс еще и вязкая фактура с парадоксальными сочетаниями, скажем, тромбона и флейты-пикколо - почти как у Гила Эванса (я уверен, что "The Duke" Лукьянов взял не прямо у Брубека, а у Дэйвиса с Эвансом, из Miles Ahead).
Вообще говоря, руководитель "КАДАНС-а Миллениума", по-моему, чуть перебарщивает с превращением четырех своих духовиков в мини-оркестр, его имитационной полифонии мне в этот раз определенно не хватало.
Но это - по самому большому счету. Быть может, если программа будет лучше отрепетирована, то и аранжировки будут звучать разнообразнее.
Относительно музыкантов. Альт-саксофониста (с флейтой пикколо) Юрия Юренкова маэстро ценит за "коулмэновскую" лихость в интонировании, хотя ту форму, какой отличался Юренков в первом "КАДАНСе", он, по-моему, еще не набрал.
В новом - два молодых, но уже не требующих представления музыканта: Сергей Головня (тенор-саксофон и флейта), уже почти освоившийся с суровым климатом "Камерного джаз-ансамбля", и пианист Яков Окунь. 22 года назад место пианиста Лукьянова занимал, как известно, Окунь-старший (отец Якова, ныне - заслуженный артист РФ, пианист оркестра Лундстрема Михаил Окунь - ред.). И отец может гордиться: вырастил достойную смену.
Яков буквально на глазах из талантливого "ассистента" превратился в "молодого льва". Может быть, сказывается постоянное общение с маэстро? Может. Но слышно и то, что Яков начинает систематически слушать не только тот мэйнстрим, который всю жизнь играет его отец, но и новую музыку (как его ровесники Джеки Террасон или Билл Кэррозерс - Bill Carrothers, мое личное открытие прошлого года ).
(Стоит упомянуть также, что на тромбоне - еще одна "Легенда Советского Джаза", замечательный музыкант Вадим Ахметгареев - ред.)
Мне кажется, в джазе, как и в кино (и на театре) тоже можно говорить о двух типах коллективного творчества - актерском и режиссерском. В одном случае ориентируются на солистов-звезд, во втором - на ансамблевую выучку. "Труппа" Игоря Бутмана, например, явно первого типа, "кино" Лукьянова - однозначно режиссерское. Творческой индивидуальности у него, конечно, труднее. Но зато, как говаривал упоминавшийся уже Арнольд Шенберг, "рамки моей системы настолько строги, что преодолеть их сможет только воображение, которое ничего не боится". А вдруг - даст Бог - в следующем "миллениуме" джаз снова будет востребован? Тогда уж точно на тройке под названием "КАДАНС" можно будет въехать в ХХI век.

Дмитрий Ухов