Когда-то это мероприятие называлось «Российско-норвежским
джаз-фестивалем». Потом трёхлетний грант, полученный на его проведение,
закончился, и следующие три года фестиваль проходил как «Балтийский
джаз», расширив географию за счёт привлечения музыкантов не только из
Норвегии, но и из других стран скандинавско-балтийского региона. И вот в
2009-м новое изменение формата: теперь это Moscow Jazz Open, новый,
гораздо более эклектичный подбор имён и новая площадка — вместо Дома
Музыки обширный киноконцертный зал «Мир». Планировались два дня
концертов, но незадолго до фестиваля выяснилось, что вся его программа
пройдёт в один день, 20 ноября.
Заполняемость этого зала — загадка: весной на фестивале французского
джаза он был почти полон, а перед началом Jazz Open его обширное
пространство было заполнено едва на треть, но буквально в течение первых
пяти минут в зал откуда-то набежало примерно такое же количество
слушателей, сделав посещаемость по крайней мере первого отделения вполне
удовлетворительной.
Эклектичность
программы дала о себе знать с первых нот. Московская «Капелла Дикси» —
легендарный коллектив, её лидер Лев Лебедев (на фото) —
возможно, лучший кларнетист традиционного джаза в России, с великолепным
звуком, тонким вкусом и глубочайшим знанием диксилендового репертуара;
однако почему этому коллективу, пусть и отмечающему 30-летие, нужно было
отводить полчаса в начале очень продолжительного и вообще-то
ориентированного на современный европейский джаз фестиваля — понять
трудно. Как трудно понять и то, почему звук стопроцентно традиционного
диксиленда был выстроен так, как будто это рок-группа — с бухающей
«бочкой» и давящим басом, на который скромная диксилендовая
контрабасовая игра вообще-то не рассчитана (да и барабаны в диксиленде
обычно только ощущаются, а не торчат над всей звуковой панорамой).
Поздравить коллег с юбилеем вышел специальным гостем народный артист
Игорь Бриль, с обычной своей виртуозностью сыгравший на рояле «St.Louis
Blues».
Вторым номером на сцене появился некий акустический гитарист с сольной
программой. Имя его опустим из милосердия. По-хорошему, молодому артисту
нужно найти себе более подходящий контекст, чем джазовые фестивали.
Зато выше всяких похвал была третья часть первого отделения —
выступление польско-шведского дуэта Leszek Możdżer — Lars Danielsson,
пианиста Лешека Можджера и контрабасиста Ларса Даниэльссона.
Даниэльссон,
впрочем, выступал не только как басист — 51-летний музыкант сыграл также
несколько номеров на виолончели; и 38-летний пианист, один из ведущих
музыкантов «среднего» поколения польской джазовой сцены, тоже весьма
разнообразил звучания своего фортепиано, то и дело превращая инструмент
из «рояля натурального» в рояль подготовленный, путём подкладывания на
струны различных предметов — то приглушающих звук (как в «Пасадобле»
Палле Даниэльссона), то, напротив, откликающихся на удары по клавишам
многообразными отзвуками.
Оба музыканта равны друг другу по виртуозности, но природа игры каждого
из них различна. Можджер — наследник могучей польской исполнительской
школы, знаток и тонкий интерпретатор Шопена и в то же время — старший из
целой когорты блистательных молодых пианистов нынешнего польского джаза,
сочетающего глубоко современное гармоническое мышление, яркую
виртуозность с доминирующей в мелодическом плане чисто славянской
чувствительностью.
Экспрессивный и энергичный Даниэльссен — из плеяды
надёжных, как северные скалы, контрабасистов скандинавского джаза, для
которых ритмогармоническая функция басового инструмента не
противопоставляется его мелодическим возможностям, а глубоко с ними
интегрирована, что делает басовые инструменты этой плеяды не
аккомпанирующим, а равноправным сольным ансамблевым голосом.
Взаимодействие этих двух незаурядных импровизаторов даёт весьма
интересный результат (кстати, особенно экзотически пряный в тех двух
вещах, где звучали главным образом виолончель и подготовленное
фортепиано), и жаль, что этот сильный дуэт звучал так относительно
недолго.
Константин Волков
фото: Павел Корбут
Второе отделение открылось (и, как выяснилось позже, закрылось)
выступлением интернационального ансамбля Tingvall Trio ― фортепианного
трио, состоящего из пианиста-шведа (он же автор музыки),
контрабасиста-кубинца и барабанщика-немца. По идее, соединение
кубинского пыла с нордической меланхолией могло бы породить совершенно
неожиданный продукт. Tingvall Trio таковым назвать нельзя. Разумеется,
пианист Мартин Тингвалль использует в качестве отправной точки шведские
народные мелодии. При этом, разумеется, слышно и влияние
латиноамериканской музыки ― конечно же, в первую очередь, в соло
контрабаса Омара Родригеса Кальво.
И все же в их довольно
сентиментальной музыке есть что-то нетривиальное. Одна из характерных
черт пьес трио ― неровность: ансамбль не стоит на месте, а постоянно
либо срывается, либо то бежит, то останавливается, либо хотя бы слегка
подрагивает. И в этом постоянном движении ― непредсказуемость;
неизвестно, куда в следующую минуту повернет ансамбль — вдруг здесь
начнется отчаянное соло рояля, а вдруг на пути возникнет совершенно «не
та» гармония. Явно большое место в творчестве Тингвалля занимает вода,
воде и водоплавающим существам (китам, акулам) посвящено не одно
произведение. И рояль то и дело бурлит или плещет, и контрабас с
барабанами ему в этом помогает. Одним словом, музыка Tingvall Trio ― не
та, что поражает с первого взгляда, но к ней хочется вернуться еще и
переслушать более вдумчиво.
Перед выходом трио гитариста Терье Рипдаля (Terje
Rypdal) был объявлен еще один
перерыв. Таким образом, и без того неполный зал сильно поредел,
поскольку время было уже сильно не раннее. А когда Рипдаль заиграл,
количество народа в зале стало убывать просто-таки стремительно.
Неизвестно, чего ждали пришедшие на фестиваль люди, но получили они уж
точно не джазовую гитару. Поначалу Рипдаль, усевшийся в глубине сцены и
практически не обращающий внимания на зал, заиграл откровенный тяжелый
блюз, медленный, тягучий и бесконечный. Через какое-то время блюз все же
кончился, и гитара Рипдаля стала пускать волны, после чего опять пошел
блюз. Сыграли соло и его соратники ― басист Франк Хоуланд и барабанщик
Пол Таузен. Гитара Рипдаля то завывала, то разливалась в мажоре, то
возобновляла дальний поход в каком-нибудь примитивном ритме. С одной
стороны, этот ритм во многом спасал положение, поскольку создавал
подобие некоей структуры и вообще придавал происходящему жизни. С другой
стороны, он же и несколько отуплял. Одна из композиций, сыгранных
Рипдалем, напоминала Pink Floyd середины 1970-х, больше всего она была
похожа на начало «Shine On You Crazy Diamond». После этого гитарист
вновь заиграл нечто с чётким ритмом, да при этом ещё и в первый раз с
каким-никаким риффом. Те, кто остался в зале, требовали продолжения, и
появившийся на сцене ведущий Владимир Каушанский был вынужден принести
извинения и объяснить, что из-за требований администрации «Мира»
приходится закругляться. Затем он подошел к неподвижно сидящему Рипдалю
и сказал: «Пять минут». Рипдаль сыграл бис, и трио начало собирать
инструменты, а в это время ему на смену уже вышел Максим Пиганов со
своим «Тромбон-шоу» из четырёх тромбонов (Пиганов, Рашид Кулеев, Сергей
Серов, Дмитрий Толпегов), рояля (Евгений Гречищев), контрабаса (Сергей
Проскурин) и барабанов (Кирилл Степурко). Здесь звучал уже вполне
привычный лёгкий джаз, который омрачил только чудовищный гул контрабаса
в первом номере и два вокальных номера с участием арт-директора
фестиваля Алексея Колосова. На прошлых своих фестивалях Колосов
предпочитал участвовать как гитарист и играл незамысловатые и довольно
однообразные блюзы. Роль чистого вокалиста ему, как представляется,
подходит меньше. Ситуация усугубляется не слишком блестящим умением
работать с микрофоном, а также весьма пошлыми текстами. Здесь мы
сталкиваемся с проблемой: организатор неординарного фестиваля совершенно
необязательно должен сам быть неординарным музыкантом.
И напоследок несколько слов о собственно фестивале. До нынешнего
года у него был по крайней мере один очевидный принцип отбора участников
― географический. При этом если для зарубежных артистов он работал
(какую бы разную музыку они ни играли, всегда можно было сказать, что
они все представляют богатый мир норвежского или балтийского джаза), то
для отечественных он уже чисто психологически работает не вполне. Теперь
же, когда география из названия фестиваля исчезла, понимание принципа
формирования программы может совсем пропасть. Пока, правда, к балтийским
и скандинавским странам добавилась лишь Куба (вспомним, что и в прежние
годы попадались в некоторых составах французы и сицилийцы). И все же
отсутствие какого-либо объединяющего принципа для небольшого фестиваля,
пожалуй, недостаток.
Григорий
Дурново
фото: Павел Корбут
|