Часто в искусстве ожидания оборачиваются разочарованиями. Ждёшь, затаив дыхание, встречи с великим мастером, а он, оказывается, великим был в годы юности твоих родителей, а сейчас от величия осталась дряблая оболочка и имя, дожидающееся написания на могильной плите. Бывает, что приходишь на встречу не с самим великим, но с тем, кто играл с великими, учился у великих... Опять разочарование, часто приводящее в ярость — в первом случае хоть на ещё живую легенду посмотрел, а здесь мыльный пузырь, ведь достаточно человеку на мастер-классе у кого-то посидеть, он уже ученик, а на пять минут на джеме на одну эстраду выйти — уже играли вместе. Я уже не говорю, о фразе в биографии «...выступал в Нью-Йорке, Париже...»: можно играть в Линкольн-центре — и в синагоге на Брайтон-бич, можно петь в «Олимпии» — и в ночном клубе у вокзала Сен-Лазар...
А иногда наоборот — приходишь просто музыку послушать, и натыкаешься на барабанщика и трубача, у которых и биографии толком нет, а играют, врезаясь в память навечно. Потом кто-нибудь из них становится знаменитым, и ты гордо вспоминаешь, с чего и где тот начинал, а кто-то сыграл и сгинул, и ни имени, ни фамилии, только стоит звук его пронзительной дудки в ушах и сердце замирает от свинга, который был в тот вечер.
За 21-летнюю историю «Джаза на Красном море» были и восторги, и разочарования, причём независимо от биографии музыканта. Программа XXII фестиваля была настолько переполнена громкими именами, что возникло опасение, даже страх перед предстоящим огорчением от «не самого лучшего» концерта кого-нибудь из мэтров. Забегу вперед — огорчения были, но они были редкими и растворялись в почти бескрайнем океане настоящих джазовых шедевров уже в процессе фестиваля. А по прошествии двух недель со дня окончания 22-го «Джаза на Красном море» (я специально, для объективности, подождал с написанием рецензии) провалы почти исчезли, зато успешные выступления ещё ярче проступили в памяти.
Среди одиннадцати израильских ансамблей некоторые пошли по традиционному пути — стандартные составы, играющие достаточно стандартную музыку на высоком техническом уровне (не умеющих играть в Эйлате на сцену не выпускают) в своё удовольствие и, возможно, к радости тех, кто в это время был в зале (ни на одном концерте зал не был пуст, лишь иногда задние ряды не были заполнены). В памяти эти ансамбли не остались, хотя некоторые были составлены из любимых публикой музыкантов. На концерте ветеранов израильского джаза во главе с Дани Готфридом их поклонники заскучали уже в начале, но до конца концерта драйва так и не возникло. Многого ждали от «Парада Дани Готфриду», на котором бессменного руководителя фестиваля, проводившего свой последний «Джаз на Красном море», чествовали и израильтяне, и американцы — Курт Эллинг, Билл Эванс и Рэнди Бреккер, но, видимо, подготовка концерта была пущена на самотёк, а яркий джем-сешн не случился — торжественные речи не сочетались с джазом. Напротив, ансамбли, ищущие собственное место под джазовым солнцем, были интересны. Отец и сын Пасковы (опытный и глубокий гитарист Стив и яркий молодой барабанщик Хаим) объединились с двумя саксофонистами — Авшаломом Бен Шломо и Йонатаном Крецмаром в фри-джазовый квартет, игравший сложно, но высокой температурой игры увлекший даже малоподготовленную публику. Достоин внимания был квартет «Саксрейндж», в котором блистательный саксофонист Дмитрий Шурин объединился с тремя коллегами — Аланом Басиным, Константином Гортиковым и Олегом Раскиным и показал увлекательную программу, составленную из собственных аранжировок разной музыки. Порадовал «Шорико» — квинтет, играющий бразильскую музыку исключительно на акустических инструментах. Оркестр Ави Лейбовича был интересен своей сильной группой тромбонов и свежими аранжировками.
Внимание фестиваля было приковано к концерту, стоявшему в разряде гостевых (т.е. проходившему в одном из двух залов, где выступают только гастролёры), но по праву считавшемуся «нашим», поскольку его главным участником был музыкант, родившийся и живущий в Израиле, но входящий в число лучших современных джазменов. Авишай Коэн девять лет назад играл на 13-м Эйлатском фестивале в составе ансамбля Чика Кориа, играл блестяще и был в тот вечер на сцене лучшим. С тех пор утекло много воды — Авишаю, вероятно, стало тесно в рамках роли басиста-аккомпаниатора и надоело выходить на сцену наравне с партнёрами, пусть даже суперзвёздами джаза. Коэн вернулся в Израиль (вернее, сделал его своей базой, проводя много времени в разъездах), сформировал собственное трио с пианистом и барабанщиком и стал писать музыку — в течение последних лет записано два диска, ставших очень популярными. Материал самого нового альбома стал основой концерта в Эйлате, прошедшего под почти непрерывное ликование толпы. На мой вкус, интересны были лишь первые несколько пьес, за которыми последовали примерно такие же — талант Коэна-композитора ещё не раскрылся настолько, чтобы увлекать публику собственной музыкой в течение часа. Композитор также нарушил профессиональные музыкальные законы — невозможно слушать долго солирующий контрабас, даже если его звук столь богат и мягок, как у Коэна. Иногда надо отдохнуть и контрабасу, и ушам, которые его слушают, и для этого необходимы партнёры, равновеликие контрабасисту, а с этим у Авишая главная проблема: у бывшего партнёра больших музыкантов, видимо, выработался комплекс неполноценности. Удивительно, почему Педерсен и Картер не предпочитали Питерсону, Граппелли, Дэвису и Хэнкоку партнёров более слабых, на фоне которых они бы засверкали ярче? Вероятно, потому, что они и так были ярче любого солнца, и за них буквально дрались лучшие. Пианист Шай Маэстро и барабанщик Марк Джулиана выглядят на фоне Коэна очень бледно, зато он на их фоне очень ярок и позволяет себе все, что угодно. Концерт завершился выводом на сцену исполнителя на дарбуке (представленного Авишаем как один из лучших в мире перкуссионистов) и демонстрацией ещё одного таланта Авишая — умения петь израильские песни. В этот момент мне показалось, что действие происходит не в Эйлате, а в Араде. Я не против смешения жанров, но зрелище это тянуло не на международный джазовый фестиваль, но на встречу кандидата в премьеры с народом на рынке в Иерусалиме.
Главным разочарованием среди гостевых команд было выступление секстета Збигнева Намысловского. Особенно обидно было нам, воспитанным на джазе СССР и соцлагеря — американские пластинки были только в элитных домах. А пластинку ансамбля Намысловского я лично купил в 1982 году за 3 рубля (!!!), и она долго была в числе самых любимых. Претензий типа «тогда польский джаз казался великим, поскольку американского не слышали» не принимаю, поскольку слышал я за последние годы много поляков, и были среди них потрясающие, ничуть не хуже американцев. И Збигнев Намысловский — великолепный музыкант, и его ансамбль состоит из индивидуально сильных исполнителей, умеющих отлично играть вместе, но что-то произошло — музыкантам самим было скучно, отчего в зале сделалось ещё скучнее. Хочется надеяться, что у 70-летнего саксофониста путь ещё не закончен — слышали мы музыкантов и в более почтенном возрасте, играющих не только безукоризненно, но и зажигательно.
Знаменитый барабанщик Бен Райли собрал большую команду с целью сыграть музыку своего великого партнёра Монка без фортепиано. Цель похвальна, только для её достижения недостаточно играть, как на джеме, а репетировал септет маловато и иногда, обычно перед вступлением, музыканты не знали, что делать. Претензий к 75-летнему и не очень здоровому музыканту нет — он был замечателен, не играл много и громко и солировал лишь единожды — тонко и элегантно. Нет претензий и к каждому из музыкантов в отдельности, но кто-то из них должен был взять на себя задачу приблизить звучание «Наследия Монка» к звучанию самого Телониуса, но этого не произошло. И гениальные темы Монка для тех, кто их слышал впервые, не прозвучали.
Идея квартета «Женская сила», на мой взгляд, порочна изначально. Нельзя подбирать музыкантов по половому и любому другому признаку, кроме музыкальных способностей. Четыре барышни, все — сильные инструменталистки (а контрабасистка Эсперанса Сполдинг ещё и поет неплохо), все — импозантны, трое чернокожих и одна ослепительно белая голландка — «во-первых, это красиво». Во-вторых — ничего не было. Через 20 минут после начала концерта стало невыносимо скучно. Сказать нечего было даже великолепной пианистке Джери Аллен. Запомнилась лишь фантазия на битловскую тему «Мишель», да и она как-то нелогично оборвалась.
На каждом фестивале есть ансамбль, представляющий так называемую «Музыку мира». В прошлом году это была великолепная команда «Инкогнито», не имевшая отношения к джазу, но и не претендовавшая на него. В этом году пред нашими очами предстал квартет «Африканос» Омара Сосы — кубинского пианиста, увлекшегося, как было объявлено, африканской музыкой. Компанию ему составили немецкий трубач Ян Краус, барабанщик из Нью-Йорка Марк Гилмор и басист из Мозамбика с длинной и неразличимой на слух фамилией. Музыка мне понравилась — отличный ансамбль, сильные солисты, интересная работа с последними достижениями электроники, совершенное владение залом, эклектичное, но логичное чередование почти примитивных мелодий и ритмов с авангардной свободной музыкой, остроумные вплетения элементов рэпа и зажигательный финал — единение в ритмах самбы сцены и зала. Возник лишь один, но важный вопрос — какое все это имело отношение к Африке? И бесспорный ответ — никакого, кроме длинных красных рубах пианиста и басиста и их же причёсок. Если бы «африканского прикида» не было, то это могла быть фри-джазовая программа. Она не была бы в разряде «Музыки мира», собирала бы меньшего размера залы и приносила бы меньшие дивиденды. Не хочу «стрелять в пианиста», музыканты играют и зарабатывают, как могут, но что-то не очень честное было в концерте «Африканос». «Московское трио», между прочим, играет куда более фольклорную музыку, но к «Музыке мира» себя не относит. Довольствуется джазом и 16 лет назад было главной сенсацией в Эйлате.
На этом мои претензии к фестивалю заканчиваются и остаются дифирамбы. В этом году, повторюсь, их больше обычного. Открывал фестиваль квартет Майка Стерна. Точное сочетание старого рока и фьюжн. Пять лет назад концерт Стерна был более джаз-роковый, ныне появились удивительно тихие, лирические эпизоды. Контрастом неудержимому длинноволосому, похожему на Мика Джаггера гитаристу Майку, был мягкий и интеллигентный басист Ричард Бона, покорявший зал ослепительной белозубой улыбкой, проступавшей на фоне абсолютно чёрной кожи. Бона тонко вплетал в музыкальную ткань свои вокализы, с которыми контрастировали виртуозные соло на бас-гитаре. Дополняли картину постоянные партнёры Стерна — интересный саксофонист Боб Малак и блистательный барабанщик Лайонел Кордью.
Вокалисту Курту Эллингу абсолютно чужды внешние эффекты, имидж и всё остальное, имеющее мало отношения к музыке. Ему аккомпанирует великолепное фортепьянное трио, и он исключительно музыкальными средствами овладевает залом сразу и навсегда. Бесполезно анализировать мастерство Эллинга. Красивый тембр голоса, иногда напоминающий Синатру, большой диапазон, свобода владения стилями (иногда из вполне традиционного блюза Эллинг уходит в абсолютно свободную музыку), исключительная дикция при пении текста и оригинальная манера скэта — все объединяется в одном артисте. И не удивительно, что восемь лет подряд его признают лучшим джазовым вокалистом. Однако Эллинг не лучший, он единственный. Если его и можно с кем-то сравнивать, то с некоторыми великими, оставшимися с нами лишь на пластинках и экранах. Эллинг с нами в жизни. Ему 38 лет, и он нас ещё долго будет поражать тем, как можно петь джаз. Хотя трудно представить себе что-нибудь более потрясающее, чем «Body and Soul», которым он завершил один из концертов в Эйлате.
Секстет Джона Федчока приехал в Эйлат со второй попытки. Первая не удалась из за Ливанской войны, и музыканты «отдали долг» на нынешнем фестивале. «Внешних возбудителей» на сцене не было. Стандартная шестёрка (три духовых, фортепиано и ритм-дуэт), все белокожие, все обычно одетые, ни одной громкой фамилии. Даже лидер, один из лучших в мире джаза тромбонистов, игравший с Вуди Германом, Монком и Маллиганом, находится в тени более знаменитых коллег, превосходя многих из них по мастерству. Именно мастерство каждого из участников ансамбля и ансамбля в целом заставило зал на концерте, который начался во втором часу ночи, замереть и, не отрываясь, полтора часа слушать музыку. Ансамбль Федчока играет современный бибоп, почти не играет стандартов (лишь в конце был сыгран единственный — «Караван») и наглядно доказывает преувеличенность слухов о смерти джаза и необходимости его обновления. Кроме самого Федчока (музыканта двухметрового роста, практически не улыбающегося и действительно великолепно играющего), отмечу саксофониста Уолта Вайскопфа и пианиста Алана Френхэма, хотя, повторяю, каждый из шестерки достоин добрых слов.
В истории джаза существуют музыканты, играющие на нетрадиционных для этого жанра инструментах и доказывающие, что джаз можно играть на всём, были бы лишь желание, свинг и вкус. Эдмар Костанеда родился 30 лет назад в Колумбии в семье арфиста, композитора и певца и с раннего детства заиграл на колумбийской арфе национальную музыку. В 13 лет отец привез его в Нью-Йорк, через 3 года Эдмар уже играл джаз, а в 20 стал настоящей звездой, партнёром Марсалиса, Скофилда, Пакито Д’Риверы, Патитуччи... Арфа — щипковый струнный инструмент, из одного семейства с гитарой. Но струн в ней значительно больше, чем в гитаре, и Костанеда использует ее, как гитарный ансамбль — соло, ритм и бас, поражая всех виртуозной техникой, сочетающейся с неуёмным темпераментом, тонким лиризмом и великолепным чувством ансамбля. Барабанщик Дэйв Силиман и тромбонист Маршал Гликс — постоянные партнёры Костанеды, музыканты исключительные, способные украсить любой стандартный коллектив и не существующие «за счет экзотики». ещё один партнёр был приглашен специально для поездки в Эйлат. Вибрафонист Джо Локк технически не слабее Гэри Бёртона, но играет значительно горячее его, ещё успевая артистично взаимодействовать с публикой. Сочетание арфы и вибрафона на редкость гармонично, и кажется, что Локк — не гость, но постоянный партнёр Костанеды.
Еще один музыкант, играющий на «неджазовых» инструментах — Пол Маккэндлесс. В группе «Орегон» он отвечает за духовые — в его арсенале несколько разных дудочек, гобой, английский рожок, бас-кларнет и саксофоны (сопранино и сопрано). А выступление «Орегона» стало одним из высших интеллектуальных наслаждений в Эйлате. После концерта «Африканос» многие утверждали, что экзотическое оформление музыки приводит людей на концерты, и благодаря этому серьезные музыканты могут заработать и продолжать творить. «Орегон» творит 38 лет без всякой внешней экзотики. За эти годы десятки раз менялись моды, возникали и бесследно исчезали десятки больших и малых ансамблей, десятками вспыхивали и гасли звезды, а гитарист Ральф Таунер, басист Гленн Мур и уже представленный Маккэндлесс лишь единожды поменяли партнёра — 12 лет назад Колин Уолкотт погиб в автокатастрофе, и за барабаны сел Марк Уокер. В «Орегоне» нет внешней экзотики, и, естественно, стадионы он не собирает, но на концерте в Эйлате их слушало не менее двух с половиной тысяч человек, и все они были очарованы нестареющим, чисто музыкальным искусством. Музыка «Орегона» красива, увлекательна, но в классические джазовые рамки не умещается и стоит ближе к академической камерной музыке середины ХХ века. Но одна из композиций была абсолютно свободно импровизационной и по-настоящему джазовой. Это был единственный момент, когда на традиционно мэйнстримовском фестивале прозвучал авангардный джаз.
Еще одно из главных музыкальных впечатлений — концерт ансамбля Карлы Блэй. «Потерянные аккорды» — так называется её квинтет, играющий музыку, которую можно назвать джазовым минимализмом. Нот очень мало, но каждая из них значительна. В течение более чем часа темп меняется от медленного к очень медленному и обратно, и лишь незадолго до финала ускоряется до среднего, чтобы потом постепенно затухнуть окончательно. Практически все громкости — в диапазонах между пианиссимо и меццо-форте. Сама Карла Блэй, сидя за роялем, почти ничего не играет — ни одного соло, несколько аккордов, немного пассажей — видимо, напоминая, что она не пианистка, но композитор. Стив Суоллоу, постоянный спутник Карлы (в разное время в разной степени), играет на бас-гитаре, как на тончайшем и нежнейшем инструменте, солируя один раз за весь концерт, но так, что это запоминается навсегда. Как и тембры саксофона Энди Шеппарда и флюгельгорна Майкла Родригеса и мягкая, но очень неординарная игра барабанщика Билли Драммонда. В зале были те же две с половиной тысячи слушателей, и не менее 90 процентов из них не ожидали, что они услышат. Но, услышав, были будто парализованы музыкой, которая отпустила их только после последних «потерянных аккордов». В сравнении с минимализмом академическим Карла Блэй бесспорно выигрывает. Шедевры Райха и Гласса более 10 минут слушать невозможно. Концерт «Потерянных аккордов» длился 80 минут.
Завершался фестиваль концертом команды Soulbop. Я бы назвал Souljazzrock, поскольку играют музыканты настоящий, яркий и мощный джаз-рок, словно перенося нас на 25 лет назад, в эпоху Chicago и Weather Report, добавляя элементы американской, точнее нью-йоркской песенной культуры — сочетание соул, ритм-энд-блюза, рэпа... Собственно, один из основателей джаз-рока Рэнди Брэккер был на сцене. Рядом с ним был Билл Эванс, дебютировавший в джаз-роковом составе Майлса Дэйвиса вместе с Майком Стерном в 1980 году. На этот раз легендарные трубач и саксофонист продемонстрировали ещё и вокальные способности. Гитарист Митч Стайн, заменивший умершего 25 июля Хайрама Буллока, будто выпрыгнул из хард-рока, восхитив бешеными соло на электрогитаре «с фузом», без всяких современных примочек. Басист Ричард Бона был несколько в тени, но основную свою роль играл безукоризненно. Барабанщик Родни Холмс впервые появился в Эйлате, но своей агрессивной и точной игрой и длинным, но увлекательным соло запомнится надолго и, надеюсь, будет желанным гостем впредь.
Еще один музыкант на фестивале дебютировал, став одним из главных его участников. Пианист Дэйв Кикоски не только играл одну из главных ролей в Soulbop, но и был главным героем ночных фестивальных джем-сешнс. На первом джеме, в четыре часа ночи, когда на сцене засыпали в блюзе несколько молодых израильтян, успешно убаюкивая при этом толпу, полулежащую перед эстрадой в гостинице «Ям суф», за рояль сел седой человек средних лет. После первых аккордов проснулись музыканты, ещё через минуту очнулся весь зал, ещё мгновение — началось настоящее джазовое чудо, длившееся в течение двух часов. Повторение было еженощным. Кикоски почти не уходил со сцены, играя на рояле, на альт-саксофоне (весьма достойно), приглашая своим энтузиазмом на сцену Костанеду и Мура, Родригеса и Бону, Кордью и Намысловского, молодых талантливых израильтян. Пианист из Нью-Йорка стал настоящим героем праздника джаза в Эйлате, на берегу Красного моря.

Владимир Мак,
Иерусалим
фото: Эдуард Маркович