Миссионеры с Запада?
Вот
набережная Коктебеля, вся в кафе, дискотеках и сувенирных лавках. Если
пойти от улицы Десантников в сторону Феодосии, по пути встретятся две
сцены - сначала Открытая, потом Волошинская. Они стоят друг против
друга на расстоянии метров двухсот. Последняя, как нетрудно
догадаться, напротив дома Волошина. То есть зрительское пространство
пролегло в русле набережной. Именно в "русле", потому что даже в
середине сентября набережная Коктебеля напоминает реку с вихревым
течением. Но неудобства для публики, связанные с положением сцен,
кажется, не имели никакого значения для организаторов. А имела
значение "магия места" - дом Волошина, вблизи которого и развернулось
действо небывалой красоты. Кстати, интересно, какую музыку предпочитал
сам Волошин...
"Мы все соучастники улучшения Коктебеля", - говорил на
пресс-конференции его организатор, тележурналист Дмитрий Киселев. А
также о том, что джаз - это честная музыка, а джазмены - самые
открытые и честные парни, они дают друг другу высказаться и умеют
слушать друг друга. И что джаз объединяет. Эта мысль в очередной раз
стала лозунгом фестиваля.
Другой главной идеей нынешнего фестиваля стала идея о культурном
сопротивлении. Чему - нам с вами объяснять не надо. Вряд ли Билли
Кобэм, Стэнли Кларк или Кенни Уэйн знали, что приехали побороться с
засильем попсы. Но, может, в этом состояла их тайная для них самих
миссия?
Обычно столь воинствующая позиция свойственна скорее рок-движению,
нежели джазу - музыке "толстых, ленивых, вальяжных, эстетствующих"
профессионалов, да еще с мировым именем, давно отвоевавших для себя
право заниматься своим творчеством, никому не навязываясь. "С кем
бороться? С новыми русскими? Но ведь и те стали культурнее: носят
теперь дорогие костюмы и заказывают киллеров через третьи-четвертые
руки", - шутит на пресс-конференции Алексей Козлов.
На Открытой сцене проходили дневные концерты, на Волошинской -
вечерние. Мне показалось, в этих названиях заложено некое
противоречие. Когда одна сцена называется "открытая", а другая "волошинская",
их невольно хочется противопоставить. По сути, так и вышло. Хотя и
было обещано "две сцены, имеющие равный статус".
Открытая сцена получилась демократичнее Волошинской: народ стоял
близко к сцене, если не считать узкой полосы для прессы. От
Волошинской же по всей ее ширине тянулся длинный "коридор" - фан-зона,
где фанатела преимущественно пресса. И длинный балкон с "друзьями"
фестиваля. Собственно публике оставалось подглядывать и подслушивать
сбоку. Да еще с пляжа. Хорошего звука на всех не хватило. Хватило
только на фронт. Тестовым в этом отношении было выступление Билли
Кобэма с Culture Mix Project. В его составе был перкуссионист Марко
Лобо с невероятным количеством перкуссии. Выглядело красиво. Шейкеры,
маракасы, тамбурин, бонги, конги, плетеные из лозы погремушки и
похожий на лук однострунный инструмент со смычком. И нам, стоящим
внизу под сценой, было слышно все до самой малой погремушки. А в
VIP-зоне всего этого богатства слышно уже не было. О публике за
кордоном милиции и говорить нечего. В первый день мне довелось
продираться этой "народной тропой" к вечерней сцене. Было не по себе.
Для кого же тогда этот фестиваль, если не для этих людей, - подумалось
мне.
Хороводы
Фестиваль открывало трио Сергея Давыдова и Александр Рукомойников
(саксофон), музыканты из Харькова. Они сыграли несколько вещей со
своего нового совместного альбома. Большая их часть (точнее - пять)
назывались "Хороводы". И названия, и музыкальные темы выдают тяготение
к народной музыке, к украинской. И это был не единственный пример на
фестивале, когда джазовые музыканты интерпретируют народные песни.
После них на сцену вышел оркестр Kiev Salsa Kings. "Трудно сказать,
что это будет: джазовая музыка с танцевальным привкусом или
танцевальная с джазовым", - представил музыкантов Алексей Коган. Но
именно эта музыка показалась мне на тот момент наиболее органичной для
побережья. Разогретой солнцем публике не хватало только кубинских
ритмов. "Короли" исполняли и аутентичную сальсу, и авторские вещи. Это
был большой оркестр с кубинскими приглашенными музыкантами, костяк
которого составили киевские музыканты Алексей Фантаев (барабаны), Илья
Ересько (фортепиано) и Андрей Арнаутов (контрабас).
Закрывал концерт на дневной сцене Пол Мерфи (Paul Murphy) - знаменитый
английский ди-джей, звезда танцевальной сцены. В прошлом - промоутер,
ставший ди-джеем по случаю, еще в 1970-х. Он продолжил
латиноамериканскую тему, начатую киевлянами. А тут как раз стемнело
очень кстати, и если организаторы все это продумали - надо отдать им
должное: иначе это была бы не настоящая дискотека. У Мерфи выходит
чрезвычайно ловко. Тонкие манипуляции, музыкальный набор для всего
туловища. Временами он пропадает под столом, потом снова появляется. В
зал не смотрит, сам в такт не приплясывает. Кажется, он глухой. Да
нет, он просто что-то готовит у себя на кухне. Вот перец куда-то
подевался... Ага, нашелся! И так целый час.
"А теперь что-то совсем другое"
Думаю,
джаз и цирк неплохо бы спелись. Жаль, что до этого никто пока не
додумался. В восемь зажигается ночная сцена, яркая и величественная,
как цирковая арена. Дух захватывает от предвкушения! Заезжую звезду
должен был объявлять тип в рыжем парике и носатых ботинках.
Однако вместо него выходит пожелать приятного вечера телезвезда Арина
Шарапова. И делает это вполне искренне. И пока суетятся
звукорежиссеры, практически без предупреждения и без апломба на арену
выходит умопомрачительно яркий чернокожий Кенни "Блюз Босс" Уэйн (Kenny
"Blues Boss" Wayne), легенда канадского блюза - огромный ярко-розовый
пиджак (напрасно его назвал кто-то малиновым!), белая шляпа, темные
очки, ослепительная улыбка. В компании уже засветившихся на дневной
сцене Арнаутова, Александрова и Фантаева. Подобный случай музыкальной
интеграции (по выражению ведущего Алексея Когана) на этом фестивале -
норма.
Играли традиционный буги-вуги, джамп-блюз. Простите за пошлость,
весело и задорно. В конце Уэйн каламбурил что-то насчет Cocktebell, но
публика не сразу расслышала. Зато когда расслышала, искупала "старика"
в овациях. Вспомнили и пресловутую "When The Saints Go Marching In",
что в переводе означает "нам песня строить и жить помогает".
Хэдлайнеров
этого вечера - Андрея Кондакова с Brazil All Stars - объявлял Дмитрий
Киселев лично. Правда, нашелся он не сразу (Коган успел уже отпустить
пару шуток по поводу продукции коктебельского винного завода). Речь
оратора была неспешной. "Вы не просто тащитесь. Тащитесь, конечно. Но
вы будете тащиться трижды! Тащиться со скоростью света", - призывал
Киселев осознать всю важность момента, не уступающую по силе и
значимости полету Гагарина в космос. В эти минуты с этой сцены
презентовался инновационный проект "Джаз со скоростью света".
Оказалось, загадочное название надо понимать буквально. "Со скоростью
света будет доставляться сюда сигнал из Москвы. Сегодня - из Москвы,
из Гостиного двора, завтра - из технопарка Оксфорда, послезавтра - из
Киева", - обещал Киселев. До сих пор это не было возможно. Обычные
телемосты дают задержку. Но с помощью сборной команды студентов (двое
из них - россияне, двое - украинцы) удалось создать программу Musigy,
которая сделала возможным сеанс одновременной игры при помощи
Интернета в режиме реального времени с музыкантами, которые находятся
в удаленной студии. Согласно исследованиям в области психоакустики,
для того, чтобы сыграть вместе, звук между участниками ансамбля должен
распространяться не дольше 50 миллисекунд. "Например, если взять сцену
симфонического оркестра, то дальний музыкант от дирижера находится на
критическом уровне звуковой задержки", - продолжал Киселев. В этот
день в "Джазе со скоростью света" участвовали Андрей Кондаков и
израильский пианист Леонид Пташка, участник предыдущего фестиваля,
находившийся в студии в Москве.
А
пока - бразильский перкуссионист Кафе зазвенел бубенцами и затянул a
cappella ритмичную бразильскую песню. Ему помогали Серджио Алберто
(барабаны), Серджио Брандау (бас), Андрей Кондаков (фортепиано).
Сразу после "Джаза со скоростью света" был объявлен джем. Коган
простодушно произнес что-то вроде "играют все", и к сцене стал
пробираться молодой человек, как выяснилось - басист. Но спасовал,
когда понял, что "все" - это еще не все. На сцену вышли Арнаутов,
польский скрипач Томаш Муха, Кондаков, Кенни Уэйн был за конгами (!) и
др. Жаль было парня.
Бразильцы, канадцы, американцы, поляки, украинцы - имеет ли значение,
откуда все эти люди? Все-таки, наверно, не стоит преувеличивать роль
национальной составляющей. То, что мы услышали - фьюжн, подогретый
бразильскими ритмами, стихийная импровизация людей с разных концов
света, исповедующих приблизительно одни музыкальные взгляды, и
возможно, никогда прежде не игравших друг с другом. Исключение
составили, пожалуй, только Уэйн и Арнаутов. Последний прожил почти всю
жизнь в Канаде, где и познакомился с канадским блюзменом.
Поношенные, но все еще блестящие
Второй день открывался стихами и танцами в саду дома-музея Волошина.
Музыкально-литературный проект "Черное и белое" представлял Роман
Сулима (стихи), DJ Fun2Mass (музыка) и две девушки, вероятно, и
олицетворяющие собой это черное и белое. Полуодетые, за спиной Сулимы
они изображали пластическое нечто. Печальные нерифмованные стихи о
море, любви и несвоевременных мыслях на фоне музыки и танца.
Продолжил этот джазовый день квартет в составе: Виктор Лившиц
(клавиши), Сергей Головня (флейта, саксофон), Станислав Великий
(барабаны), Валентин Корниенко (контрабас). Прозвучали вещи Эллингтона,
Гиллеспи, Жобима, Бэйси. Люди, прослушав такое количество знакомой до
боли музыки, решили, что без "Каравана" музыкантов не отпустят.
"Времени нет. Вам придется очень попросить руководство...", -
отнекивался Виктор Лившиц. Люди поверили и начали просить: топать,
кричать, свистеть, мол, давай хотя бы "Take Five". Музыканты не шли на
уступки, торг продолжался, ставки падали. И тут кто-то крикнул:
"Владимирский централ". Это не понравилось Когану, ждавшему своего
выхода у сцены. "Не смешно", - неожиданно громко сказал ведущий в
микрофон. Сошлись на пьесе Фрэнка Фостера "Поношенные, но все еще
блестящие чулки". Что ж, уже не гламурно, но все еще эротично. Публика
аплодировала так, будто только этих "Чулок" и ждала. Главное - это
общение с музыкантами. Лившиц оказался практически единственным на
фестивале, кто дотошно объявлял каждую композицию, общался с публикой
и даже немного льстил ей: "Мы аплодируем вам, вашему пониманию того,
что происходит на сцене, вашей, я бы сказал, очень адекватной оценке
того, что мы делаем. Мы очень вас любим", - так завораживать голосом
может только Борис Алексеев с "Эха Москвы". "No more blues", -
промурлыкал томным баритоном Лившиц. На этой вещи к квартету
присоединился уже слишком известный фестивальной публике к тому
времени Андрей Арнаутов.
Звездами Открытой сцены второго дня стали польский скрипач Томаш Муха,
игравший когда-то с Джоном Зорном, и днепропетровский коллектив
"Манифест" - очередной пример музыкальной интеграции. В числе прочих
прозвучала пьеса гитариста "Манифеста" Виктора Коваленко "Вспоминая
Уэса Монтгомери" и вещь под кодовым названием "Комбайнер", что можно
перевести как "человек, комбинирующий разные музыкальные стили". Эту
пьесу музыканты посвятили легендарному басисту группы Yellowjackets -
Джимми Хэслипу.
Отлично на Волошинской сцене в тот вечер зажгли финны. Olli Siikanen
Power Trio по всем статьям оправдало название. Трио без барабанов
добивается почти осязаемой жесткости и плотности звука, совершенно
хард-роковой. Хотя по-фински никто никуда не спешил. Один из
"двигателей" трио - Лассе Линдгрен - едва ли не самый известный
контрабасист Финляндии, переигравший со множеством звезд джаза.
"Там голая Ахматова лежала и голый Пастернак..."
Это прозвучало перед сценой, в толпе. Видимо, после экскурсий люди
вслух переваривали ценную информацию и радовались тому, что и
Ахматова, и Пастернак - тоже люди. А это очень важно для человека, на
которого в один вечер свалилось столько звезд джаза. Ажиотаж был
такой, что многие - уверена - пережили настоящий стресс. Хоть и не без
удовольствия.
Говорят, в этом году публика была другой, нежели в прошлые годы.
Может, это связано как раз с тем, что к сентябрю остались или приехали
специально те, кто хотел попасть на джаз-фестиваль. Были постоянные
слушатели, которые занимали заранее места в первых рядах. Хотя разные
персонажи попадались.
Когда
ждали появления Алексея Козлова, по набережной прокатился тихий ропот:
"Да, да, Козел на саксе...". Ох уж это мифическое животное! Думаю, в
тот знаменательный вечер многие увидели его "прототип" впервые.
Алексей Козлов и Ars Nova Trio в основном каламбурили. Узнавание -
вот, что приносит истинную радость слушателю. Здесь были намешаны
мелодии арабские, еврейские, что-то из классической музыки (Бородин,
Бизе, Бетховен). Потом вдруг Козлов запел. Трудно сказать, что это
было - приблатненный романс о тяжкой женской доле. Потом он намекнул
на "Take Five", но только публика застонала от знакомого пассажа, он
раз - и обманул. Все его выступление - это мастерская игра на реакциях
публики. Люди смеялись, некоторые - до слез. И обнимались потом
по-митьковски в порыве узнавания очередной вещи.
Зодерквист, он и в Африке Зодерквист
Апофеозом интеллектуального отдыха должно было стать выступление Яна
Зодерквиста. Говорят, один из авторов книги "Нетократия. Новая
правящая элита и жизнь после капитализма" входит в двадцатку
сильнейших философов современности. Он не дает оценок, он описывает
действительность, прогнозирует. И прогнозы его неутешительны. Слишком
много накопилось информации на Земле. Теперь даже у африканцев есть
сотовые телефоны и Интернет. Даже там теперь понимают его книги. Кто
будет управлять информацией и что станет с личностью? Многие
разочарованы его выступлением. Зодерквист подходит к проблеме слишком
односторонне, чтобы ответить на вопрос "Считаете ли вы себя верующим
человеком?". А на вопрос "Тогда какое место в информационном поле
занимает, по-вашему, вдохновение?" отвечает, что ему некогда ждать
вдохновения, у него - работа. "Как вы вообще очутились на джазовом
фестивале?". - "Пригласили". Остальные вопросы можно было адресовать
организаторам.
Женщина с трубой
В третий день было представлено много танцевальной музыки. Тут вам и
рэп, и фанк, и диско.
Иркутская команда "Доктор джаз", помимо вещей Джеймса Брауна,
порадовала женским вокалом, которого практически не было на этом
фестивале. Правда, скэт Натальи Лихошерст был несколько мягкотел на
фоне звучания бэнда. Вторым исключением из правила отсутствия женского
вокала стала Сусанна Джамаладинова, выступившая с сольной программой в
последний день фестиваля.
Московский "Агафонников-бэнд" удивил не модным нынче звуком 1980-х - и
волнующим, и зажигательным одновременно. Их программа была
представлена вещами Брайана Бромберга, Чика Кориа, Стинга и др.
Концерт
на Волошинской сцене открывала Саския Лару - голландская женщина с
трубой. Стиль, в котором она работает, известен как nu jazz. Смесь
монотонных танцевальных ритмов и импровизационных соло. Эта северная
дама выступает с рэпером из Карибского бассейна - "Стьюлоксом" Энди
Нинвалле. Она играет риффы, он - "строчит" рэп. Несколько
отстраненное, холодноватое звучание трубы Саскии (с сильной
реверберацией) упорно и нежно противостоит жесткому ритму речитатива и
экспрессивной пластике Стьюлокса.
На сердечной мышце боем
Закрывал
этот день интерконтинентальный состав - с чилийцем Кристианом
Хальвесом на басу, украинцем на фортепиано, датчанином Мадсом
Толлингом на скрипке и легендарным басистом Стэнли Кларком во главе.
Интересно, как к Кларку попал "наш" человек? И зачем? На первый вопрос
ответ есть: когда юному пианисту из Умани Руслану Сироте было девять,
его родители переехали в Израиль; до Америки добрался самостоятельно;
а там - колледж Беркли и знакомство с различными музыкантами, один из
которых и помог ему попасть на прослушивание к Кларку. На второй
вопрос ответить сложнее. Кларк, представляя музыкантов, дважды "давил"
на происхождение пианиста и дважды выдерживал паузу. "Он когда
представил его, это было движение в сторону слушателей, - рассказывает
киевский пианист Сергей Михай. - Смотрите, мол, украинец! И молчание.
Он подумал, может, не поняли, и опять повторил. Но опять молчание. Мое
объяснение: половина публики - это Москва и Питер, а им по барабану.
Но главная причина: к какому патриотизму можно взывать сейчас на фоне
ситуации, которая сложилась в Украине? Я искренне позавидовал Кларку.
Человек приехал из нормальной страны, со своими представлениями об
этом. Вот великие музыканты - приятные люди".
Кларк задал настоящий хард-рок, местами - с примесью гранжа и
симфорока (наверно, благодаря скрипке Мэдса Толлинга). Но по концепции
- это все-таки джаз: много импровизации, хотя иногда складывалось
впечатление - четко отработанной. Замечу, профессионализм Кларка - не
только в технике. Дело в том, что даже во время самого самозабвенного
соло он умудряется принять эффектную позу, ту, от которой публика
застонет. Звук был такой плотности, что, казалось, в него можно
запустить руки и отщипнуть кусочек. А можно - больно удариться лицом.
Играли громко, с перегрузом. На сердечной мышце боем. И этот человек
пишет песни для Джанет Джексон! Кстати, одну из них (со своего
последнего альбома) Кларк исполнил.
Соло
на контрабасе стало передышкой для всех. Но вот Кларк "вызывает на
поединок" барабанщика, а потом предоставляет того самому себе. Через
какое-то время истошное соло приобретает отчетливый рисунок. Потом -
дикая "сыпь", за ней - внезапная остановка, тишина. И тут ты
понимаешь, что в самый последний момент затормозил на краю пропасти.
Если бы не мистер Кларк, мы бы все умерли, прямо там, под сценой. От
остановки сердца. Но появляется Кларк, и все вступают одновременно -
уже до победного. Это были "Игрушки".
На бис играли простенький блюз. Люди делились впечатлениями,
облегченно смеялись. Все-таки сколько вместе пережито. Наверно, в этом
и состоит объединяющая сила джаза, о которой так много говорилось в те
дни со сцены.
Первичная энергия
Хэдлайнерами
Открытой сцены стала группа "Даха-Браха" из Киева. Они взяли публику с
первых ударов барабанов. И, конечно, вокалом, напоминающим местами
зулусское клокотание. Пятеро в национальных костюмах, с таблами,
буддийским гонгом, виолончелью, маракасами и русскими трещотками.
Четверо из пятерых - девушки. Поют они при этом украинские песни. "Мы
сублимируем разные культуры, - говорит Влад Троицкий, основатель
коллектива. - Я назвал этот стиль этно-хаос. Не "хаус", а "хаос", то
есть первичная энергия. Энергия любви и смерти… На самом деле люди
реагируют на энергию"… Группе - два года, театру "Даха" - двенадцать.
То, что мы услышали здесь - саундтрек к их спектаклю, который, кстати,
5 октября можно будет увидеть в Москве.
Двое в комнате - я и Кобэм
Хэдлайнером
последнего дня и всего фестиваля должен был быть Билли Кобэм и его
Culture Mix Project, по составу и вправду напоминающий "культурную
смесь". На гитаре у него баск Жан Мари Икей, на басу - немец Штефан
Радемахер, на стил-пэне - англичанин Джуниор Джилл. Две крайние
"этнические точки", два экстремума этого квинтета представляют
заслуженный барабанщик Финляндии Юкис Уотилла, отвечающий в этом
коллективе за клавиши, и бразильянец Марко Лобо - за перкуссию.
Читалась ли эта интернациональность в звучании? Нет, не читалась. Если
не считать трели на басу, как на домре. Видимо, главное - это
темперамент музыканта и его "музыкальное вероисповедание", а не
нацпринадлежность. Сам Кобэм на вопросы журналистов о национальной
составляющей команды отвечал: "Музыка не знает национальных различий".
И назвал то, что он делает, world music. А Икей заметил: "Я никогда не
буду звучать, как афроамериканец из Техаса". Надо сказать, иногда
Кобэм сам задавал вопросы. Например, он поинтересовался, почему
хедлайнеры этого фестиваля - с Запада, а не с Востока? Ведь
общемировая фестивальная тенденция такова, что закрывают фестиваль
обычно музыканты из местных. А на чей-то штатный вопрос "Кем бы вы
стали, если б не стали барабанщиком?" Кобэм молча достал из-под стола
(как будто заранее заготовленный) огромный черный фотоаппарат. За этот
жест фотографы утопили его в овации.
На сцене мы услышали Кобэма таким, каким знаем его со времен
"Спектрума". При этом он вволю давал высказаться своим музыкантам, и
лишь ненадолго, уже в финале, вступил в непродолжительную (минут на
десять) перепалку с Марко Лобо. В какой-то момент маэстро встал из-за
установки и молотил только по cowbells - "поговорил" с перкуссионистом
"на повышенных тонах". После чего сел и окатил толпу той крутой волной
- может быть, вдохновленный морем слева, которое второй день штормило.
Однако
"многорукий самурай" не стремился "порвать" зал. Не каждый же день в
Украину приезжает, например, Джуниор Джилл со стил-пэном - карибским
ударным инструментом, представляющим собой стальной цилиндр с большим
отверстием внизу (как у "бочки") и выпуклостями на верхней "мембране",
дающими звуки определенной высоты. Или Марко Лобо, похожий на пламя в
своей красной рубахе и увешанный-обставленный таким количеством
перкуссии, что это само по себе красиво.
Кстати сказать, зрелищность момента - не последняя вещь в музыке. В
данной ситуации происходит как бы визуализация звука, причем абсолютно
адекватная: то, что звучит - так же ярко и насыщенно, как и то, что мы
видим. Зачем, например, там, где обычно у перкуссиониста tubular bells,
у Лобо - ключи? Обычные ключи? Штук пятьдесят. Уверена, что, помимо
звука, они несут и определенную визуальную информацию. Короче, сцену
можно читать как текст. И Лобо - часть его. Накануне выступления,
вечером, он джемовал вместе с украинскими музыкантами в одном клубе на
набережной. Он сидел на полу, на краю сцены, поджав под себя ноги, как
цыганка, раскинувшая карты - обложившись "погремушками" различного
происхождения, и выбирал по одной, не спеша, пребывая, казалось, не
здесь. И то, что он делал, каждый раз было "в тему" настолько, что
минуты через три твои уши превратились в глаза - восприятие стало
неделимым. Таким оно было и во время выступления Culture Mix.
I Can’t Get No Satisfaction?
Под вечер в программе произошли изменения. Прокомментированы они не
были. Роль хэдлайнеров неожиданно взвалили на коллектив из Белоруссии
Apple Tea. Играть после Кобэма невероятно трудно - это было написано
на лицах музыкантов. Даже со звуком не заладилось поначалу. Но потом
ничего, будто оклемались. Правда, эмоция была порушена. Эмоциональным
пиком этого вечера должно было стать выступление Кобэма, на котором,
как бы это сказать, публика должна была кончить. Именно поэтому все,
что последовало за ним, рисковало с треском провалиться. На набережной
(откуда тоже можно было наблюдать и подслушивать) публика начала вяло
расползаться кто куда. Поредели ряды с тыла (за фан-зоной). Толпа
напоминала море во время отлива. Но в целом Apple Tea приняли хорошо.
Все-таки Кобэм на разогреве…
О главном
Оказывается, не все джазмены согласны, что джаз объединяет. Например,
Алексей Козлов. "На самом деле ничего джаз не объединяет. Дело в том,
что джаз - это специфическая область психологии. Как музыканта, так и
слушателя. Это - нежелание быть, как все, нонконформизм как свойство
души… И в этом смысле джаз никого объединить не сможет. И не надо…". И
это - самое гуманное развенчание иллюзии.
Вечером "У Виктора" (у Виктора Лившица), в клубе на набережной,
проходили джем-сейшны, в которых участвовали звезды наши и западные.
Все было наглядно. "Когда я пришел на джем-сейшн со своим джембе, -
рассказывает неизвестный украинский музыкант, - он ("известный
украинский музыкант". - М. Е.) сказал мне: мы играем джаз. Я говорю, я
знаю. Я тоже играю джаз. Он просто меня не допустил. А когда я вышел с
барабаном на джем, он прекратил выступление и сказал: пошел вон! Он
меня просто выгнал со сцены, хотя не слышал, как я играю. Потом, когда
я поиграл с бразильцами, и они поняли, что я что-то могу, меня больше
не трогали. Я родил такой термин - "великий киевский джазовый
музыкант". То есть - не подходи близко…".
В последнюю ночь фестиваля на таком вот джеме публика могла наблюдать,
как один музыкант (не будем называть его известного в Коктебеле имени)
практически "вручную" уговаривал парня с джембе отвалить. Он то
напирал на него грудью, то становился к нему спиной, оттесняя назад. В
общем, никак не хотел с ним объединяться. У западных музыкантов
традиция джемов совершенно другая. "Они дадут тебе высказаться. Они
тебя послушают. Смотрю, на набережной два негра колбасятся. А я - с
барабаном. Мы два часа играли на площади (причем я не знал, что это
музыканты), потом один из них рэп читал, два часа мы колбасились, а
вечером я вижу их на сцене, с Саскией Лару. Это - люди без понтов. Я
поиграл даже с басистом Стэнли Кларка, мощнейший чувак. Это люди,
открытые к общению".
Человек, который мне все это рассказал, - киевский пианист. Эти
истории он рассказал мне, сидючи за роялем в "Богеме", уже после
фестиваля. Он наигрывал Хэрби Хэнкока и, кажется, Кита Джарретта.
Марина Евсеева
специально для "Полного джаза"
фото автора
|