502 Bad Gateway

nginx/1.24.0

Джаз у Петропавловской крепости: пирог с изюмом

Джазовый фестиваль под открытым питерским небом проводился уже в третий раз. До этого он назывался скромно - "Петропавловский джазовый фестиваль". Теперь же мероприятие, набрав за два года силу, умножило количество поклонников и талантов и прорубило окно в Европу, а заодно и в Африку с Америкой. Сотрудничали в этом году с организаторами фестиваля "North Sea Jazz", что и помогло привезти музыкантов со всего мира. Назвалось оно не менее просто, но уже с изюминкой - "JazzQ". На вопрос "почему, собственно, Q?" организаторы серьезно отвечали, что, дескать, есть ведь IQ, так вот теперь пусть будет и jazzQ, и очень надеялись, что уровень этого "Q" окажется высок, как у музыкантов, так и у слушателей.
Изюм присутствовал не только в названии фестиваля. Проще рассказать, где он не присутствовал, и тогда список ограничится вполне заурядными туалетными кабинками и хот-догами, заблаговременно предусмотренными, дабы народ не оголодал и не бегал в кусты. Хотя и хот-доги были не самыми обыкновенными - ведь купить их, равно как и все остальное на территории фестиваля, можно было только за "джазики". Курсу джазика позавидовал бы и доллар, и евро, и даже английский фунт слегка бы поднапрягся, зато удобно - один джазик равнялся 50 рублям.
Публика подобралась неординарная. Вроде бы те же самые люди, которых ежедневно встречаешь в метро и прочем транспорте, но совсем с другими лицами - заинтересованными, открытыми. Несмотря на довольно внушительную стоимость билета - порядка тысячи рублей - людей набежала тьма, причем самых разных. Приходили семьи с детьми - одна маленькая девочка лет пяти в золотисто-черном платье просидела на шее у папы все два дня, с пяти до полуночи, и при этом очень активно внимала тому, что происходит на сцене, будь то турецкий дуэт "Сарикамиш", или Afro-Caribbean Band во главе с Эдди Пальмиери. Были и пенсионеры, в основном дедушки, отчаянно отплясывающие с пивом и сосисками в руках, и молодые ребята, явно студенты, просачивающиеся всеми правдами и неправдами, чтобы потусоваться и послушать музыку. А ведь заслуженный деятель искусств (да и вообще деятель "всего чего хотите", как было приписано на его табличке на пресс-конференции) Владимир Фейертаг - постоянный спутник фестиваля и самый уважаемый "джазовед" - говорил, что молодежь не так сильно интересуется, что все же это музыка для людей постарше. Хотя бы потому, что они в Советском Союзе выросли. Тогда же было ничего нельзя, а джаз - это свобода, а теперь-то все можно, и джаз нынче не только не запрещен, но абсолютно доступен. Теперь принято думать, что молодежь потребляет попсу, благо ее активно пропагандируют и делают модной. Однако, судя по количеству молодых слушателей, выяснилось, что сладок не только запретный плод, лишь бы он был экологически чистый, а не накачанный промоушеном, как арбуз мочой.
Если же говорить о самом интересном и изюмистом - о музыке и музыкантах, то для полноты картины придется вставить местоимение "Я", и не только потому, что о музыке не возможно говорить от второго и третьего лица, а потому, что я - музыкант, правда, классический по образованию, но, довольно джазовый по духу.
Объективным остается тот факт, что музыка была, и ни один коллектив не походил на другой, даже если они были близки по составу. Составы, впрочем, тоже поразили своей пестротой. Самый поразительный по всем параметрам, кроме главного - слушательского восторга, был турецкий дуэт Sarikamis. Двое мужчин в национальных костюмах играли очень турецкий джаз - один бил в большой барабан, а второй чередовал импровизационные каденции дудки и голосовые распевы гласных "а" и "о", примерно схожих по своей тембровой пронзительности. Так продолжалось сорок минут, но, несмотря на то, что я забилась в самый дальний уголок, народ у сцены стойко выслушал все до конца, что лишний раз доказывает: на каждый товар есть свой купец. На мой взгляд, это был абсолютно этнический проект, даром что импровизация (а это один из основных элементов джаза) несомненно, присутствовала. Был на фестивале и другой коллектив, продемонстрировавший русский народный джаз - группа ZventaSventana, чьим продюсером является поп-музыкант Юрий Усачев. Девушки Тина и Алена в сопровождении группы музыкантов исполняли русские страдальные, поминальные, застольные и прочие песни, но не шлягеры, вроде "ой мороз-мороз", а тщательно собранные по деревенским бабушкам песни, одним лишь этим бабушкам только и известные. Это звучало самобытно, народное пение органично переходило в джазовое и наоборот, но инструментальные соло были довольно скромны. Все держалось на девицах-красавицах, и их было приятно слушать, хотя вопрос о том, почему они все-таки джазовые исполнители, все время беспокоил мое испорченное музыкальной терминологией сознание.

Совсем другое дело, когда на сцену вышел восьмидесятилетний поджарый старичок, которого можно так назвать разве что в шутку, ибо всерьез он, хоть и понятно, не молодой человек, но ничего общего с представлениями об этом преклонном возрасте с его болезнями, вялостью, усталостью не имеющий - Эдди Пальмиери. Вышел не один, а со своей бандой, под названием Afro-Caribbean Band. Их джаз тоже корнями врастал в национальную, на сей раз латиноамериканскую почву, но при этом был джазом - со всей сочностью его гармоний, полноценными импровизациями и настоящей свободой, синоним которой - радость и легкость. Первые минут десять Пальмиери просто аккомпанировал, пока все его музыканты не представились публике, исполнив соло. С представлением подкачал только тромбонист, и не по своей вине, а по вине аппаратуры, не выдержавшей накала умопомрачительной латинской сальсы, танцевального стиля, королем которого всемирно признан Пальмиери, получивший аж 8 премий "Грэмми". На соло тромбониста микрофон сделал "чпок" (что, к чести звукорежиссеров, случилось единственный раз), и бедный музыкант дергал кулису инструмента туда-сюда совершенно вхолостую. Слышен был только аккомпанемент, но тромбонист не сдавался и продолжал свой импровизационный монолог. Когда, ближе к концу, его "включили" обратно, это была как раз кульминация соло - вот тут он дал жару. Стало понятно, что и с тромбонистом в этой команде все в порядке. А потом заиграл соло и сам Пальмиери. Его манера игры была абсолютно лишена какого бы то ни было выпендрежа - просто, когда король сальсы входил в раж, он задирал голову и открывал рот, будто хотел не только ушами, но и легкими зачерпнуть то счастье, которое ведрами окатывало зрителей со сцены, да и на самих музыкантов распространялось - ведь иначе вряд ли стоит играть джаз. В целом Пальмиери - наиболее яркое впечатление от первого дня фестиваля. Его выступление подействовало на народ, как гусли-самогуды действуют на героев русских народных сказок. Ноги сами пускались в пляс. Даже те, кто чинно восседал за столиками в тени деревьев, переместились к авансцене и отжигали, кто во что горазд, позабыв о петербургских академизме и чопорности. Отплясывала и я, не переставая удивляться: "как же он это делает?".

Многим в тот вечер, однако, запал в душу американский саксофонист Мэйсио Паркер, чей джаз, по его же собственным словам, на 98% состоит из фанка. Это вполне объяснимо: шоу было представлено в лучших американских традициях. Сам Мэйсио еще не успел даже выйти на сцену, а народ уже свистел и улюлюкал - с таким напором обрушился на него заводной и довольно простой по своей сути (по сравнению с предыдущими коллективами) джаз в оболочке фанка. Паркер, несмотря на свой строгий костюм, вел себя весьма разудало, то и дело производил впечатление на публику неожиданными притопами, прихлопами, присвистами и прочими голосовыми эффектами. Напрочь лишенный гамлетовской рефлексии, он пел песню про "to be or not to be", многократно повторяя рефрен. И, конечно же, выдавал феерические соло на саксофоне, без которых все шоу не было бы таким содержательным. Меня, однако, при более чем положительном впечатлении, стала чуть раздражать та агрессия, с которой Паркер и его команда подавали свои композиции.
Второй день фестиваля шел по нарастающей. Не хочется обижать ни одного участника, даже турков с их барабанами. Но второй день, несмотря на яркое выступление Рэнди Уэстона, огромного, как Рахманинов, с трудом влезающего за рояль; несмотря на Андрея Кондакова, то и дело из-за рояля выпрыгивающего, и скромного по молодости саксофониста Леонида Сендерского - всех и вся перекрыли последние участники, клавишник Джордж Дюк и басист Стэнли Кларк.
Их профессионализм, мастерство, индивидуальность, яркость, харизма, складывается в одно слово - это ЧУМА! И барабанщик у них …тоже чума. Как потом оказалось, ему всего 23 года, а он уже выступает с таки мастодонтами и динозаврами джаза. И выступает на их уровне.
Если о Пальмиери в голову приходил вопрос "Как он это делает?", то здесь напрашивался другой: "ЧТО они делают?". Я впервые забыла о критике, перестала давать оценки, анализировать, что хорошо, что не очень, что я могла бы сыграть, что не могла, в общем, напрочь забыла о своем музыкальном происхождении. После экспериментов с электрическим роялем и синтезатором-"гребенкой" (так, игрушка - три с половиной октавки на бретельке, повешенные на шею), Дюк пересел за настоящий, акустический рояль и наиграл темку из сонаты Гайдна, прозванную у музыкантов "курочкой" за характерную имитацию "кудахтанья". Я по трем тактам поняла, что и классику он может. Здесь все - и техника, и звук, и фантазия, и душа… Не зря говорят, что исполнительство - как рентген, и про человека рассказывает многое, если не все. Кларк, в свою очередь, натешившись с электрической бас-гитарой (на которой импровизировал не только на струнах, но даже и на колках, крутя их во все стороны - причем после этой закрутки, которая, по идее, должна бы все сбивать, инструмент продолжал звучать "в строю"), пересел за контрабас. Пожалуй, это поразило даже больше. Не знаю, читал ли Кларк пьесу Зюскинда "Контрабас", но если и читал, то, наверняка очень смеялся, потому что своей игрой опроверг ровным счетом всю пьесу, где контрабас представляется эдаким неуклюжим, неповоротливым, уродливым инструментом, единственное оправдание которого - лишь функция "фундамента" для симфонического оркестра. Инструментом, который не способен ни на красивый звук, ни на техническую подвижность, и уж тем более никак не предназначен для сольной игры... Кларк играл соло на контрабасе порядка десяти минут, хотя время в тот момент воспринималось неадекватно - может быть, и больше. Но, сколько бы он ни играл, все слушалось на едином дыхании, и хотелось, чтобы, как в песне "лето не кончалось". Он сам, казалось, превратился в контрабас, а контрабас - в музыку, и играл настолько божественно, что жизнь, со всеми ее переживаниями, показалась полной ерундой, и вместе с тем возникло чувство неописуемого счастья, когда понимаешь, что жизнь-то прекрасна и удивительна, и никакого отношения к повседневности она не имеет. Затертое слово "гениально" здесь уместно лишь постольку-поскольку. И каламбуры про изюминку в данном случае выглядели бы пошло, поскольку этот музыкант сам по себе - пирог с такой начинкой, что в сравнении с ним остальные заморские яства кажутся яичницей.
После триумфального завершения фестиваля, так триумфально совпавшего с выступлением Clarke&Duke Project, народ шел домой неспешно и благодатно, вдоволь насытившись пирогом с начинкой из самой свободной и естественной в выражении чувств музыкой. Блюдо и впрямь удалось на славу, и тем, кто не успел его попробовать, очень рекомендую сделать это на будущий год, ведь фестиваль планирует жить еще долго, и каждый год "начинять" Петропавловку новыми музыкальными ингредиентами.

Александра Житинская
Фото: Михаил Висман

На первую страницу номера