Печальная новость: ушел из жизни Леонид Борисович Переверзев - замечательный человек, ученый, музыкант, джазолог, разбирающийся во всех тонкостях джазовой и не только джазовой музыки. Личность возрожденческая (около 500 работ, большинство - неопубликованных). В наше время тоталитарных порядков сохранил свободу мысли и независимость суждений, которые сочетались у него с искренним уважением и интересом к точке зрения собеседника. Мастер диалога, каких мало. Понятие свинга, как выражение свободного мирочувствования, у него было в крови. Его публикации и доклады пробудили интерес к джазовой музыке многих, в том числе и мой. Вспоминаю редкие минуты нашего общения в Москве, как драгоценный дар небес, и не могу себе простить, что так и не сумел вытащить его на наши искусствоведческие ристалища в Нижний Новгород. В последние годы Леонид Борисович увлекся идеей создать в интернете джазовый "гипертекст", который бы в режиме онлайн обогащался всеми, кто участвует в диалоге о джазе (что-то похожее на современный форум, но гораздо более высокого уровня). Сначала он называл это "Джазологическим джемом", а потом - "Jazzhammock", но ни тому, ни другому не суждено было воплотиться в жизнь, хотя все предпосылки джазового "собратства" были налицо. Это был по-юношески увлекающийся человек. Человек светлый, с карнавальным мироощущением. И мы просто не в состоянии осознать масштаб потери. Не верится, что я больше не получу от Леонида Борисовича письмо и не услышу его голос с его неподражаемой интонацией. Единственное утешение - остались фундаментальные работы Переверзева: "Импровизация versus Композиция", исследования об Эллингтоне, Паркере и многое другое.

Валерий Сыров,
профессор Нижегородской консерватории

Леонид Переверзев, Алексей Баташев, телестудия, 1968

Сегодня я в четвертый раз осиротел. Он значил для меня очень много - и как человек, одевавший рабочий фартух, сосредоточенно жарящий картошку или паяющий что-то, при том обсуждающий непройденные или редчайшие в человеческом общении материи, и как мессия, непонятно как помимо госучебных заведений одаренный эрудицией и талантом просвещать людей и непонятно как к нам засланный в полную темь и безвременье. Он был и мне Учителем. Он был первым, кого я встретил, который единственный знал что-то такое, что всем остальным было просто неведомо. Он был мистически первым. И первой искрой, и первым ледоколом. И глаза его, глубоко и особо посаженные, как бы намеренно сужающие круг тех, кому видеть их божественный свет только и предназначалось, Иисусовы глаза. "Господи, Ты мой Боже, зеленоглазый мой".
Он очень многим дал, и очень мало получил взамен. Грех так думать, но не оценили его музыканты. Они вообще-то смотрят на музыковедов свысока и, увы, часто это справедливо. А он не был музыковедом, он был чем-то значительно более крупным. Его не звали на тусовки, в джаз-клубы, не говоря уж о фестивалях, звездных гастролях - просто не приходило в голову. Как бы джаз отдельно, а Л.Б. отдельно. Отношение к нему пишущих о джазе, за малыми исключениями, часто напоминало поклоны Марксу - и комично и нелепо.
Начиная с 50-х он рассказывал о джазе так, что невозможно было не влюбиться, не заинтересоваться этим своеобразнейшим художественным явлением. Как мне показалось, на его долгочасовых лекциях, где неизменными помощниками выступали Витя Смирнов, увы, покойный, Вовуля Михайлов, Митропольский, но Юрий Иванович, теперь член-корр Российской Академии Наук, создатель нового поколения компьютеров - я не знаю сегодня людей, им подобных, - аудитория была даже не столько музыкальной, сколько литературно-философской. Когда я наткнулся на "Трудно быть Богом", то сразу протянул ниточки от Дона Руматы к Ледику и увидел тут же связочки его с Котом-Фаготом (да, Ледик бывал и смешлив и проказлив) и, главное, с рыцарем, который покидал посещенный им ненадолго мир. Мне и сейчас чудится, что он, Леонид Переверзев, облаченный в серебряные доспехи и белые одежды, скачет на белом коне, удаляясь, в вечность по покрытому тучами небосводу, где он, конечно же, соединится с героями своей потрясающей фонотеки... Тихо-тихо, ушли они все... А потом каждый ноябрь, в близости от 18-го, его Дня рождения, звездный поток Леонидов будет прочерчивать осенний черный купол небес, пытаясь достичь земной почвы и дать всходы...
Профессиональная музыковедческая среда - за небольшими исключениями (Конен, Карташева, Шахназарова, Головинский, Подберезский, Завадская, Платек с Гинзбургом, простите, если кого забыл) - к нему относилась, мягко говоря, хуже, чем Академия к Далю. У него не было этого несчастного "профессионального образования". Но зато если среди профессионалов не находилось, у кого спросить, спрашивали у Леонида Борисовича. Спасибо "Полному джазу", там собирались его сочинения, всегда оригинальные, всегда художественно яркие. Надеюсь, что Кирилл Мошков, который непременно прочтет эту строчку, продолжит собирание и организует издание переверзевского сборника, которому давно бы следовало выйти. Слава Богу, то, что расходилось от Л.Б., распространялось от его ума и воображения, по дороге не портилось и не скрещивалось с худшим, и прорастало чистой породой. С ним почти некому было спорить.
Успеть, надо успеть.

Алексей Баташев

Огромная потеря для всего нашего джаза, для множества людей не только альтернативной, но и академической культуры. На мой взгляд, Леонид Борисович был одним из выдающихся ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ этой музыки в ее историческом аспекте, а его личные пристрастия к тем или иным джазовым мастерам всегда были высокой планкой и выводили джаз за пределы чисто развлекательного жанра. Для меня лично имя Леонида Борисовича особенно дорого еще и потому, что он благословил мою книгу о Дюке Эллингтоне и проницательно усмотрел в ней достоинства, которые мало кто заметил. Было бы нелишним, с моей точки зрения, задуматься над изданием сборника его публикаций и архивов. С глубокой печалью присоединяюсь к многочисленным соболезнованиям российско-постсоветского джазового сообщества.

Геннадий Сахаров,
Екатеринбург

Thank you for letting us know about Leonid, a wonderful friend and a wonderful human being. Can you arrange for a wreath or flowers at the funeral, with a ribbon or some other way of stating, "We mourn the loss of a great friend and great citizen of the world - George and Anahid Avakian?"
And of course convey our condolences to El and his children.
We pray that he did not suffer in the end.
Nobody's lives will be the same without Leonid.

George and Anahid Avakian,
Riverdale, NY, USA

"Portrait of a Romantic" (Джон Серман, "Private City"). Очень светлая, грустная и красивая вещь.
Умер ЛБП.
Наше очное знакомство - странная рождественская сказка. Леонид Борисович позвонил мне за полчаса до завершения прошлого тысячелетия. Сказал, что разбирал архив и натолкнулся на мою статью о блюзе, которую ему передал лет за 8 до того И. С. Косолобенков.
Потом мы переписывались по e-mail на протяжении 6 лет. Как правило - втроем с В. Н. Сыровым. Сегодня я узнал, что эта переписка закончилась навсегда.
Я застал осень Патриарха. Великую осень. В каждом тексте, даже коротком e-mail, можно было найти интереснейшую, провоцирующую мысль. Это воистину была великая осень человека, полного мудрости для переосмысления всего прошлого и радости открытия нового. ЛБП был замечательно увлечен компьютерами, мультимедиа, поисковыми системами - и много работал над новыми способами применения их в образовании детей.
Н. Винер мечтал о кибернетике, как "науке наук", обобщающей все, что человечество знает о системах с обратной связью, от физиологических до электронных. Для ЛБП такой наукой было джазоведение. Собственно, он - как не парадоксально это звучит в применении к признанному патриарху российской джазовой мысли - не изучал джаз в том узкоспециальном смысле, в каком это делает большинство aficionado (кстати, если мне не изменяет память, то этот термин в российский оборот ввел тоже Переверзев). Он не поражал дискографической или биографической эрудицией - хотя умел отыскивать чрезвычайно редкие вещи или подробности. Он - мне кажется - пытался создать некую единую систему познания человеческого творчества, включающую в себя достижения всех мыслимых наук. Широта круга его интересов поистине потрясала, порой даже озадачивала, и темы нашей переписки, отталкиваясь от джаза, отлетали порой весьма далеко. Латиноамериканские революционные движения и вопросы экологического образования детей, например. Не побоюсь пафоса: я думаю, что Человечество много потеряло от того, что Леонид Борисович не свел свои идеи в единую теоретическую книгу (было в нем что-то сократическое: желание более разговаривать и быть в диалоге, нежели писать и поучать). Самое большое, что можно было почерпнуть и из его работ и из общения с ним - новый (а точнее - классический, лейбнициански-всеобъемлющий) подход и взгляд на человеческое познание мира.
Я искренне надеюсь, что его работы, статьи, заметки будут сведены воедино - и даже переведены (ни у кого из признанных джазовых мыслителей мне не встречались суждения такой глубины и точности, как, например, в переверзевских работах об Эллингтоне).
"Музыковедом-исследователем или критиком (сознающим себя принадлежащим к цеху и обладающим необходимой для того профессиональной компетентностью) я никогда не был. В лучшем случае - музыкальным журналистом.
В 60-70-х сочинял нечто историко-теоретико-книжное в первую очередь из желания разобраться в собственных чувствах и мыслях, во вторую - как-то убедить музыковедов начать думать о джазе с расчетом (тщетным) на то, что они помогут мне в моих разбирательствах.
Последние десятилетия джаз для меня звучит (или как-то иначе себя проявляет) лишь в моей памяти (я крайне редко слушаю его даже в записи) и я не читаю никакой новой о нем литературы.
Никак не могу (и вряд ли когда-либо имел возможность и основание) сказать: я живу в джазе.
Но джаз (пусть совсем маленький) продолжает как-то жить во мне и подзуживает задумываться о нем" - из письма Леонида Борисовича лета 2004 г.
Сегодня я узнал очень грустную новость: никогда больше я не получу мейла, начинающегося - с неповторимой интонацией (Леонид Борисович умел интонировать письма) - словами "Дорогой Володя".
Светлая память, Леонид Борисович. Бесконечное спасибо.
Билли Холидей. "That’s the Mood That I’m In"

Владимир Коровкин,
Москва

Узнал сегодня о Леониде Борисовиче...
Жутко как-то. Ушел от нас не просто человек, много сделавший для джаза в нашей стране, но один из главных блоков фундамента, без которого бы, возможно, и само здание советской (в географическом смысле) джазовой сцены строилось чуть иначе.
Вспоминаю все наши с ним встречи. Первая состоялась на джаз-фестивале в Фергане в 1978 году. Там мы просто познакомились. Далее транзит через Ташкент. В Ташкенте на рынке ели чарджоуские дыни, настолько сочные, что, чтобы не облиться, мы делали это по очереди: он держит - я ем, и наоборот. И оба - согнувшись друг к другу. Почти по-японски.
А уже в самолете по пути в Москву у нас установились (неожиданно для меня, учитывая и его старшинство, и его имя!) удивительно добрые дружеские отношения...
А последний раз мы повидались с ним на памятном вечере Геры Бахчиева в московском "Джаз-Арт клубе"...
После этого была только переписка по электронной почте. Часто я приглашал его к нам в Ярославль. Но все как-то не складывалось.
Прошу передать мои искренние соболезнования родным и близким. Леонид Борисович всегда будет с нами.

Игорь Гаврилов,
Ярославль