Сейчас многие джазовые музыканты начинают получать разного рода регалии. Я не
говорю о Голощекине, Гараняне и прочих ветеранах мэйнстрим-джаза, давно ставших
культовыми фигурами и получивших вполне официальный статус. Даже такая одиозная
личность, как Татьяна Гринденко, недавно была награждена Государственной
премией. В то время как безусловно лучший в России контрабасист, играющий к тому
же творческую музыку, не имеет никаких званий и титулов. Что это - "рука
Москвы", "заговор Кремля" или "случайная закономерность"? И, кстати, как вы к
этому относитесь?
- Вообще никак. И Татьяна Гринденко, я думаю, тоже к этому никак не относится.
Она слишком известна в мире, чтобы как-то к этому относиться. Знаете, сколько
сейчас академий? В Петербурге, например, десятки университетов и десятки
академий, хотя, по идее, Университет должен быть один и Академия одна. То же
самое происходит с Заслуженными и Народными артистами. Мне кажется, одно другого
не исключает: можно быть Народным артистом и…
…хорошим музыкантом?
- …творческим музыкантом. Высоцкий, например, был настоящим Народным артистом,
хотя никаких званий у него не было.
Мне показалось, что ваша с трубачом Вячеславом Гайворонским программа была несколько вторичной: вы
играли свои старые "Русские песни", и достаточно по-старому. Другое дело, что
наша публики "в живую" их не слышала. А что-нибудь из новых проектов?
- Эту музыку мы перестали играть 20 лет назад, и потому сейчас она для нас вновь
стала новой, и я не вижу в этом никакой "вторичности". Это всего лишь наш третий
или четвертый концерт после 20-летнего перерыва. Так что все еще впереди.
Не кажется ли вам, что в связи с отъездом Ефима Барбана в Лондон и смертью
Сергея Курехина питерская творческая музыка осиротела? Тем более что вы стали,
скорее, московскими музыкантами, нежели питерскими?
- В конце 70-х годов Барбан просто оказался "в нужном месте в нужное время". Он
организовал Клуб Современной музыки, который был центром притяжения творческих
музыкантов. Даже [консервативный джазовый критик]
Владимир Фейертаг иногда принимал участие в мероприятиях этого
клуба. Когда Барбан уехал, уже были определенные тенденции движения творческой
музыки в разных направлениях. Руководство клубом взял на себя Александр Кан,
который придумал фестиваль "Открытая музыка", который привлекал много зарубежных
исполнителей и был достаточно известен в Советском Союзе и Европе.
А что происходит сегодня?
- Ничего не происходит.
Т. е. альтернативной музыки в Петербурге сегодня нет?
- Она есть, но с ней ничего не происходит.
Если можно, подробнее.
- Одна из ветвей - различные проекты некоторых музыкантов "АукцЫона", которые
отделяются от основного состава и образуют собственные ячейки. Николай Рубанов,
например, помимо "АукцЫона" играет еще в "SKA" (это некая разновидность арт-рока,
или даже не знаю, как назвать), "Sax-Мафии" и других группах. Это вполне можно
считать альтернативной музыкой, потому что она совершенно не попсовая и даже не
роковая. Кроме того, в Питере довольно часто выступает "Волковтрио" - это
два-три клуба, к которым мы привыкли и нас там знают.
Некоторая часть публики знает вас исключительно "по Федорову" - по работе с
вокалистом "АукцЫона" Леонидом Федоровым.
- [смеется]. Да, есть такие люди. Так вот, недавно мы записали с ним альбом на
тексты последнего романа Джеймса Джойса "Финеган" в переводе филолога и поэта
Андрея Волохонского, который живет в Европе. Этот альбом совершенно непохож на
то, что мы записывали с ним прежде.
Как вы считаете, что должно определять содержание композиции - музыка или слово,
а если шире, не теряет ли музыка собственную значимость в результате всякого
рода синтезов: живописи, литературы, сценического действия?
- Что касается первой части вопроса, то здесь версий много: в христианстве
вначале было слово, а у буддистов - звук. Тенденция к миксу идет еще со времен
Древней Греции: греческая трагедия и т. д., хотя степень погружения и импульсы
могут быть разные. Если целью такого синтеза является коктейль - это одно, но
когда композитор исходит из своего собственного замысла - это уже совершенно
другое. Разного рода синтезы существовали всегда, но сейчас стали более
очевидными в связи с развитием средств массовой коммуникации. К сожалению, чаще
мы являемся свидетелями неудачных примеров такого синтеза - наверное, этим
обстоятельством и вызван ваш вопрос. Конечно, до сих пор существуют композиторы,
которые пишут музыку, обладающую самостоятельной ценностью, например, Арво Пярт.
Кроме того, сейчас все-таки время синтеза, а куда качнется маятник в следующий
период, пока неизвестно. Если говорить о том, что музыка сегодня утрачивает
собственное содержание, то недолго договориться о конце света.
Любимая тема нидерландского пианиста "нового джаза" Миши Менгельберга:
человечество идет к саморазрушению, т. е. к своему концу.
- На мой взгляд, музыкант должен говорить о музыке, а все остальное от лукавого.
Он говорил об американском обществе.
- Но он ведь не американец, а потому совсем не адекватен американскому обществу.
Я знаю очень многих американцев, которые считают, что у них все правильно. Они
считают себя базовой моделью для человечества и полагают, что только благодаря
их жесткому мировому порядку мир до сих пор не разрушен.
Если уж мы заговорили об Америке, то расскажите, как в Америке относятся к
российским музыкантам и что за публика ходит на ваши концерты?
- Те, кто приходят, по большей части готовы к этой музыке. Некоторые из них,
например, знают, что такое "АукцЫон", и идут на наш концерт достаточно
осознанно. Обычно это бывают либо эмигранты, либо их дети, которые зовут своих
американских друзей. Наш последний концерт с барабанщиком Владимиром Тарасовым,
Гайворонским и пианистом Андреем Кондаковым в Нью-Йорке вызвал любопытство
нескольких человек, которым эта музыка понравилась.
Что это были за площадки?
- Мы играли в разных местах, в основном, в клубах. Например, в Карнеги-клубе
напротив знаменитого "Карнеги-Холл" - одно из немногих мест, где разрешается
курить. Еще один концерт в Нью-Йорке был посвящен озвучиванию немых фильмов:
"Барышня и Хулиган", в котором играет Маяковский, и "Третья Мещанская". И тот, и
другой фильм американцы неплохо знают, поэтому наша музыка была для них
интересной.
А русский комплекс американоцентризма уже изжит, как вы считаете?
- Мне кажется, нет. По-прежнему многие наши музыканты хотят поехать учиться в
Беркли.
Это можно понять, имея в виду чрезвычайно развитую образовательную
инфраструктуру в Америке. С другой стороны, существует мнение, что в
американском образовании слишком большой упор делается на технологию в ущерб
музыкальному мышлению. В таких случаях обычно в пример приводят саксофониста
Игоря Бутмана.
- Мне трудно говорить о Бутмане объективно, потому что он был первым музыкантом,
с которым я начал играть джаз, и вообще [это он]
втащил меня в эту авантюру. Я занимался
в училище на классическом отделении, а Бутман - на эстрадном, и эти джазисты
старались репетировать где возможно: как только освобождался какой-нибудь класс,
его тут же занимали джазовые музыканты. Поэтому я знаю достаточно много о его
возможностях и намерениях, просто обстоятельства сложились таким образом, что он
пошел по традиционному пути. Но дело в том, что он может играть совершенно
по-другому, как было, например, в Вене на фестивале музыкантов из бывшего СССР,
когда мы играли квартетом в составе Бутмана, Кондакова, барабанщика Саши Машина
и меня. Т.е. Игорь может играть более современно, но считает, что это не его
стихия.
Очень хочется послушать более современного Бутмана.
- Я посоветовал ему выпустить этот диск, потому что ни до, ни после он так не
играл.
Для разнообразия хочу задать традиционный журналистский вопрос относительно
вашей личной жизни, о которой мало что известно: жена, дети…?
- Ничего интересного. Есть подруга, а жена - это когда штамп в паспорте.
Родители, слава богу, живы и здоровы.
Какие-нибудь интересные джазовые приключения?
- Это постоянно. Одно из последних - поездка в Таиланд в составе "Волковтрио" и
Сергея Старостина. Это уже само по себе приключение - джаз в Таиланде. Мы были
там на фестивале дней русской культуры, приуроченном ко дню рождения тайского
короля. Он очень любит джаз, наверное, потому что учился в Лондоне и даже
собирался стать профессиональным саксофонистом, и вдруг в 1942 году его в
20-летнем возрасте призвали на престол. Но страсть к джазу и саксофону, видимо,
осталась. Джаз в этой стране очень популярен: есть даже открытки, на которых
король изображен вместе с саксофоном. Нам заранее прислали несколько пьес,
сочиненных королем. В Таиланде мы играли два концерта, один из которых
происходил на открытой площадке возле национального музея. Концерт начинался в
семь часов, но уже с трех на лужайке появились тайские старушки, которые пришли
пораньше в знак уважения к своему королю. Сначала мы играли свою программу, а в
конце - балладу короля, которую заранее выучили. При исполнении этого номера
публика оживилась и стала подпевать, как при исполнении джазового стандарта
[смеется].
Насколько благосклонно относится тайская публика к европейскому или
американскому джазу? У них ведь совершенно другая музыкальная система: свои
лады, пентатоника и пр.
- Как раз перед нашим выступлением была традиционная музыка Таиланда с песнями и
танцами. А у нас программа была ориентирована на русскую музыку, к которой
местные жители, по-моему, проявили неподдельный интерес. Должен сказать, что
люди в этой стране очень открытые и доброжелательные, и эти качества полностью
проявляются в отношении к чужой культуре.
Наверное, в понимании чужой культуры человечество добилось большого прогресса,
чего нельзя сказать по поводу политики и экологии. Но вот что интересно:
американцы столь же открыты по отношению к чужой культуре, как и жители
Таиланда?
- Мне кажется, здесь трудно обобщать. В Америке очень разная публика, и на чужую
культуру она реагирует очень по-разному, как, наверное, и везде.
Через несколько минут мы отправимся на встречу со студентами местного
музыкального училища, и я хотел бы узнать: не занимаетесь ли вы преподаванием?
- Музыкальной педагогикой я не занимаюсь, хотя был один странный опыт, когда во
время обучения в консерватории мне предложили преподавать в училище бас-гитару,
на которой я не умею играть. К счастью, технику игры на этом инструменте
объяснять было не нужно, и я, руководствуясь собственным опытом, просто составил
для студентов классическую программу. Вот и весь мой педагогический опыт.
А что, с вашей точки зрения, более важно для музыканта: ЧТО сказать или КАК?
- Музыканту важно понять, ЧТО он играет, т.е. увидеть и услышать это. И задачу
педагога я вижу, прежде всего, в том, чтобы помочь музыканту полностью раскрыть
себя, а пути для этого могут быть разными. Самое лучшее, чтобы эти ЧТО и КАК
были бы в комплексе, но ни в коем случае не следует превращаться в Паганини.
На прощание я желаю вам и впредь не иметь никаких регалий. На мой взгляд, это
залог того, что ваша музыка по-прежнему останется творческой.
- Но отказываться от них я не собираюсь… если поднесут.
Беседовал
Геннадий Сахаров
Екатеринбург
декабрь 2004 г.
|