502 Bad Gateway

nginx/1.24.0

Вупперталь - город культурных героев: взгляд из России

Предуведомление

В один из моих многочисленных приездов в Вупперталь, я прибыл туда с приятелем на машине. В попытке запарковать ее поближе к дому Петера Ковальда мы завернули в соседний переулок и остановились недалеко от угла. Из маленького магазинчика выглянула дама средних лет и, махнув рукой в глубину переулка, сказала нам по-английски: "Перепаркуйтесь метров на 20 подальше - потому что парковка запрещена во всем переулке, но за парковку там, где вы стоите сейчас штраф 50 марок, а в 20 метрах отсюда - всего 15."

Предыстория

Каждое человеческое поселение находит свое место на земной поверхности не случайно. И чаще всего причиной появления в том или ином месте человеческих жилищ являются не простые утилитарные мотивы, как-то удобство защиты или дешевизна строительства, контроль над торговыми путями или простота коммуникаций, а причины совсем иные - метафизические, загадочные и неведомые бытовому сознанию. Коллективное бессознательное хранит в своей памяти места сгущения силовых линий, места концентрации энергии, места силы, и организует там поселения человеческих сообществ, культовые постройки и т.д. Вот почему христианские храмы строят на фундаментах разрушенных храмов языческих, вот почему поселения возникают в том, а не ином месте, и вот почему какие-то города превращаются из деревень в мегаполисы, а какие-то умирают.
Вупперталь - город парадоксально молодой и старый одновременно. Формально он возник между двумя мировыми войнами, но при этом самая главная его достопримечательность, отличительная черта и туристская приманка - швепебан, существовала к тому времени уже почти 30 лет. Как и многие города, он получил свое имя по названию реки, на которой он расположен, но произошло это после столетий независимого существования на разных берегах реки двух городков, носящих разные имена, которые кому-то и зачем-то в 1929 году понадобилось соединить в один город, поименованный в честь реки, прежде разделявшей два города, а теперь соединившей их в единое целое. Швепебан или "летающий" трамвай, то, благодаря чему город известен в профанном мире, тоже парадоксальный транспорт, словно пришедший в начало ХХ века из века ХХI. И снова не обошлось без реки, над которой трамвай и летает вот уже более ста лет.

Действующие лица и исполнители

Но обратимся от летающих трамваев к культурным героям города, чему, собственно, и посвящены эти заметки. Еще один очередной парадокс заключается в том, что в небольшом заштатном, как видим, практически лишенном истории провинциальном немецком городке появляются артисты, которые прославили не только этот город, не только свою страну, не только Европу, но и мировую культуру второй половины ХХ века.
Несколько в стороне от темы заметок лежит деятельность Пины Бауш. Хотя почему же в стороне? Что в том, что она занималась и занимается движением, а не звучанием? А разве наши главные герои не сотрудничали с Пиной и ее театром? А разве их музыка не звучала в ее спектаклях и перформансах? Сотрудничали, звучала. Так что Пина Бауш - тоже вполне наш герой. Но не главный, ибо речь в этих заметках все же пойдет о рождении и жизни европейского свободного джаза, история которого удивительным образом связана с этим маленьким немецким городом. Конечно, город это только предлагаемые обстоятельства и декорации происходящего, ведь европейский новый джаз рождался в контексте того, что происходило тогда в визуальном искусстве, в контексте FLUXUS, Кейджа, Нам Чжун Пайка и А.Р.Пенкка, в контексте американского фри-джаза, наконец. Звуковые, визуальные, движенческие, перформансные события происходили рядом, происходили вместе, переплетались и порождали странную бродящую субстанцию, из которой, как из крестильной купели, и вышли наши герои. Петер Ковальд, Петер Бретцманн, Ханс Райхель (Peter Kowald, Peter Broetzmann, Hans Reichel) - вот неполный список вуппертальцев, одновременно - отцов-основателей европейского свободного джаза. Все же не случайно один маленький город дал столько человеческой энергии новому музыкальному жанру второй половины прошлого века. Но ниже вы прочитаете не о самих этих событиях и этой энергии, о которых уже рассказали и еще расскажут другие, а о том, как виделись и видятся эти события и эти люди из далекой Москвы, столицы России, да и из других городов и городков этой большой и чужой страны.

Back in USSR

СССР был большой недружелюбной страной, недружелюбной по отношению ко всему миру, но, прежде всего, по отношению к своим собственным гражданам. Выражалось это в тысяче мелочей и во многих серьезных вещах. Отнюдь не главным для простых обывателей, но крайне болезненным для интеллектуалов, людей искусства, да и вообще всех тех, кто связан с производством и потреблением информации, были изолированность страны и ее отрезанность - а значит, и ее граждан, - от мировых информационных потоков. СССР жил своей жизнью, стараясь не замечать того, что происходит вокруг. Конечно, Советский Союз пытался, и небезуспешно, влиять на происходящее в мире, стараясь при этом не подвергаться никакому влиянию извне. Закрытость страны, в конце концов, и привела к ее коллапсу.
У этой закрытости было множество аспектов, одним из которых являлось постоянное чувство информационного голода, которое в свою очередь вызывало естественные попытки его удовлетворения. Постоянно находясь в поисках информационной пищи, мы даже в весьма стесненных условиях развитого социализма находили немногочисленные источники и способы удовлетворения толики нашего голода. В особенности все это относилось к музыке. Если литературные произведения значительных писателей (конечно, далеко не всех) худо-бедно переводились на русский язык и были ограниченно доступны, то актуальная музыка практически оставалась для нас terra incognita. Существовали так называемые "вражеские голоса", то есть зарубежные радиостанции, вещавшие в диапазоне коротких волн на территорию Союза, на которых иногда можно было сквозь шумы и трески помех услышать что-то свежее и интересное, но обычно все эти голоса "глушили" радиопомехи специальных станций, расположенных вокруг Москвы. Я никогда не любил радио, поэтому "голоса" для меня никогда не являлись источником информации. Намного более ценными представлялись виниловые пластинки, различными путями проникавшие через железный занавес. Иногда это были пластинки, привезенные дипломатами или журналистами, которые могли себе позволить их купить на Западе. Но если такие пластинки привозились не для личного пользования, то обычно они продавались на "черном рынке" за очень большие деньги. Мне, студенту, тогда - в семидесятые - это было не по карману.
Намного привлекательней и доступней была охота за пластинками так называемых "демократов", то есть пластинками изданными в странах "социалистического лагеря" или "демократического содружества", как тогда назывались европейские страны, входившие в сферу влияния СССР. Такие "демократические" пластинки, проникшие сквозь "железный занавес" вполне легальным путем, тем не менее, зачастую представляли интерес, потому что наряду с разного рода "официальной" музыкой этих стран иногда к нам попадали и пластинки с записями джаза или новой композиторской музыки. Конечно, в стране "вечного дефицита всего" достать их тоже было нелегко, приходилось применять многочисленные ухищрения, но уж этому виду выживания мы были прекрасно обучены. Особенно интересны были джазовые пластинки из ГДР фирмы AMIGA, которые представляли не только восточногерманских музыкантов, самих по себе очень интересных, но и их совместные проекты с американскими или западногерманскими музыкантами. Почему-то в области джаза правительство ГДР было достаточно либеральным и позволяло "своим" музыкантам не только выступать на Западе, но и привозить своих западных друзей и коллег в восточную Германию и записывать и издавать вместе с ними пластинки. Именно на этом лейбле я впервые услышал не только Конрада Бауэра (Konrad Bauer), Гюнтера Зоммера (Guenther Sommer), Ульриха Гумперта (Ulrich Gumpert), Гюнтера Фишера (Guenther Fischer), Уши Брюнинга (Uschi Bruening), Паскаль фон Вроблевски (Pascal von Wroblewsky), но и их западных коллег - Петера Ковальда, Петера Бретцманна, Лео Смита (Leo Smith). Так в мою жизнь вместе со звучанием Ковальда и Бретцманна вошел новый джаз из Вупперталя. Правда, тогда о существовании этого города я еще ничего не знал, но звучание его я уже услышал.

Из СССР в Россию

Знакомство с новой музыкой в ССCР было практически всегда знакомством с консервированной музыкой. Конечно, мы знали, что на немногочисленных драгоценных пластинках записаны живые люди, но так как никто из нас никогда их не видел (добавлю, и не надеялся увидеть), так как выехать за рубеж в то время было ох как непросто, а о приезде этих музыкантов к нам мы не могли и мечтать, то эти музыкальные герои, титаны нового джаза в нашем (по крайней мере, в моем) представлении, были все же не совсем человеческими существами, а скорее какими-то олимпийскими богами, встреча с которыми попросту невозможна, а общение с ними было всегда односторонним и осуществлялось в форме прослушивания их записей.
Падение империи принесло надежды, которые удивительным образом вскоре начали реализовываться. О чудо, боги начали сходить на землю! Сначала в 1990 году в Москве прошел Первый международный джазовый фестиваль (по количеству, творческой состоятельности и звездному статусу участников не превзойденный до сих пор), почти сразу вслед за ним в Цюрихе состоялся Фестиваль советского нового джаза, а потом к нам стали регулярно приезжать замечательные музыканты, которых прежде мы знали только по пластинкам. Одним из первых в январе 1992 года в Россию приехал контрабасист Петер Ковальд вместе с барабанщиком Дитрихом Рауштенбергером (Dietrich Rauschtenberger). С Ковальдом я впервые встретился года за полтора до этого во время его выступления на фестивале в Люцерне (организованном Вернером Люди, Werner Luedi, который и пригласил меня в Швейцарию) в трио с Бутчем Моррисом (Butch Morris) и Мином Танакой (Min Tanaka). Немецкие музыканты сразу же образовали квартет с двумя российскими музыкантами, трубачом Андреем Соловьевым и гитаристом Александром Костиковым, и дали концерты в Москве и Петербурге. Более того, несколько позже в России был издан компакт-диск с записями этого квартета. Оказалось, что западные музыканты, даже такие знаменитые, как Петер Ковальд, вполне дружелюбны, контактны, охотно играют с русскими и общаются с многочисленными поклонниками. Первый шок от возможности воочию прикоснуться к богам и повседневного с ними общения начал проходить. Это был хороший урок гуманизма и следования библейским заповедям. Весь мой дальнейший опыт общения с большими артистами подтвердил, что, действительно, большие артисты всегда просты, открыты и доброжелательны, а так называемое стереотипное "звездное" поведение присуще только выскочкам, которые звездами не являются, а безуспешно пытаются ими стать.
Совсем скоро, в апреле 1992 г., Ковальд приехал в Россию снова, но на этот раз он не ограничился знакомством со столицами и столичной публикой. Во время этого гастрольного тура мы с ним пересекли на поезде всю огромную страну, дав концерты в Москве, Екатеринбурге, Томске и Хабаровске. Все концерты были очень разные и очень интересные, но совершенно невероятным было само путешествие по транссибирской магистрали, которое я, так же, как и Петер, совершал впервые в жизни. Проехав для разминки два суточных перегона (Москва-Екатеринбург и Екатеринбург-Новосибирск), мы после концерта в Томске сели в поезд в Новосибирске и не выходили из него четверо суток, пока не прибыли в Хабаровск. И эти дни Ковальд провел в постоянном и пристальном изучении быта и нравов простого русского народа, материала для коего (изучения) было в поезде предостаточно. Большинство людей в поезде ехало не в купейных вагонах первого класса, в одном из которых ехали мы, а в так называемых общих вагонах, не разделенных перегородками на отдельные купе, а живущих общей дорожной жизнью. Ковальд зачастил в один из таких вагонов, где он проводил много времени в общении с простыми русскими горожанами и крестьянами. Они его полюбили и приветливо величали Петром Иванычем, охотно общались с ним и всегда угощали, кто чем мог - чаем с печеньем или самогоном с солеными огурчиками. Для меня до сих пор остается загадкой, как они общались, ведь Петер не говорил по-русски, а никто из попутчиков не владел никакими иностранными языками. Тем не менее, когда Ковальд возвращался в наше купе из подобных походов, он всегда пересказывал мне по-английски содержание его бесед со своими новыми товарищами и товарками, иногда это были целые истории жизни простых русских людей, которые просто невозможно было придумать. Впрочем, я никогда и не думал, что Петер фантазировал, я понимал, что здесь работала какая-то народная магия невербального общения и огромная интуиция неординарной личности. Когда мы добрались до конечного пункта нашего путешествия, мы были переполнены впечатлениями от необычной поездки, но были и потери - контрабас Ковальда не выдержал сухости и жары, стоявшей в хорошо натопленном вагоне, и треснул. Это кстати, обычная для России макро- и микроклиматическая ситуация, впервые подмеченная нашим общим другом Хайнцем-Эрихом Гедеке (Heinz-Erich Goedecke), который мудро заметил, что в России всегда холодно на улице и жарко в любом помещении.
Вспоминается и еще одна забавная ситуация из этого тура. С концертами в Екатеринбурге мы провели 2-3 дня, и неопытный, но очень старающийся местный организатор концертов, для того чтобы обезопасить музыкантов от возможных неприятных инцидентов (все же Екатеринбург считался тогда криминальной столицей России, да и иностранцы в прежде закрытом городе были в диковинку), нанял охрану, которая сопровождала нас днем и ночью. У Ковальда, который, памятуя о советских временах, решил, что это КГБ сопровождает нас так беззастенчиво и нагло, эта охрана поначалу вызывала гнев и раздражение. Он даже заявил организаторам, что он не выйдет на сцену, если охрана не будет снята. Больших трудов стоило его успокоить и уговорить постараться не обращать на джип сопровождения внимания. Но постепенно Петер адаптировался к предложенным условиям и, более того, приспособил ребят из охраны к нужному ему делу - они то бегали ему за сигаретами, то звонили куда-то по его просьбе, то привозили кого-то в гостиницу или отвозили домой, то есть занимались не своим делом, зато у них к концу нашего пребывания в Екатеринбурге сложились с Ковальдом вполне дружеские отношения...

Окончание в следующем выпуске

Публикуется благодаря любезному содействию Аркадия Шилклопера

Николай Дмитриев

На первую страницу номера