Выпуск # 32
2004
|
| Алекс Ростоцкий: "Я испугался, что Бартабас понравился мне больше джаза" |
|
Александр, как у Вас прошло лето? С какими итогами подходите к новому сезону?
 - Ну, на самом деле, все основные вещи, связанные с подготовкой к новому сезону, были сделаны в течение прошлого сезона, и поэтому летом я занимался совершенно другими вещами: ездил на
фестиваль в Дюссельдорф, потом отдыхал у своего приятеля во Франкфурте - смотрел, как там джазовая жизнь происходит. Так что летом, собственно, у меня ничего не происходило, а основные дела делались с марта и до июня. В это время я писал большой альбом, в котором больше семидесяти минут, и делал фильм. Для меня это два глобальных события, и очень бы хотелось, чтобы их со мной бы кто-нибудь еще разделил (смеется) когда-нибудь. Вот, собственно, и все.
И что это будет за фильм? Что за альбом?
- Ну, сначала - что за альбом. Он называется "Время, когда рыба думает о прошлом". Это такое путешествие человека в культуры разных стран. На альбоме девять пьес, четыре из которых наделены русским колоритом, чего у меня не было ни на одном альбоме. Это довольно много для меня - почти половина. Кроме того, на этом альбоме я впервые прикоснулся к еврейской тематике. Никогда раньше этого не делал, хотя сам наполовину еврей. Как то случилось, что с самого детства этой культуры для меня не существовало, и виной тому еврейская бытовая музыка, которая меня очень сильно отстранила от этой культуры. Это странно, поскольку массу вещей я чувствую именно через музыку. Но время идет, ты что-то слышишь в окружающем мире, и тебе хочется что-то из этого сделать. Так и получилось, что я сделал пьесу "Два еврея - богатый и бедный" из "Картинок с выставки" Мусоргского, добавив туда несколько древних хасидских тем. Это сильно повлияло на форму - получилась такая почти десятиминутная пьеса с массой частей. Я пригласил на эту запись замечательного кларнетиста - Ваню Волкова, который играл там на бас-кларнете, одном из любимых моих инструментов. Кларнет вообще, пожалуй, является основным голосом-носителем еврейской культуры. Существует очень много кларнетовой еврейской музыки.
 А дальше я уже вроде как вошел в азарт и сделал вторую пьесу, которую для меня написал замечательный московский композитор Саша Розенблатт. Это колыбельная для струнного оркестра с оперным сопрано и джазового баса. Так на пластинке появилось два номера - "Два еврея..." Мусоргского и "Еврейская колыбельная".
Кроме того, на новом альбоме я все так же не оставляю тему Востока. Вот написал пьесу "Танго Каира". Ей предшествует текст примерно такого содержания: я никогда не был в Каире, но если бы приехал туда, то танцевал бы танго, хотя не умею и не люблю танцевать. Такой литературный образ. Я на многих своих пластинках пишу небольшие тексты, и новый альбом не стал исключением. Для этой пластинки я написал два довольно больших текста. В результате из-за большого объема информации буклет получится двенадцатистраничным.
Вот. А фильм - это продолжение музыки. Фактически он существует только тогда, когда мы стоим на сцене и играем.
Вы имеете в виду, что это все делается в рамках "Джаз-бас Театра"?
- Нет, не в рамках. Это просто "Джаз-бас Театр". Этот фильм не может существовать отдельно на DVD, в частности, из-за того, что я приобрел не все права на содержащиеся в нем видеоизображения. То есть этот фильм показывается, а мы играем. Это такое немое кино с музыкой. Хотя там есть... я специально вписал туда несколько звуковых треков в самом начале и в самом конце, когда мы просто накладываем свою музыку на уже готовый трек, который в кино идет.
Этот фильм, в частности, интересен тем, что там использованы очень разные типы видео. Он построен в виде картинок с выставки. Переход от одной "новеллы" к другой осуществлен с помощью такой, как бы, "рыбьей прогулки" - там рыбы в цветографике, как бы плывут потихоньку.
Там есть так называемое home-video, то есть то, что мы смотрим по телевизору - типа всяких "Клуб кинопутешественников" или еще чего--то. Там совершенно роскошные фотографические погружения - черно-белый Китай, цветное Марокко, театр Зингаро...
Вообще Зингаро - один из моих любимых театров. Бартабас (режиссер театра Зингаро - АФ) представляется мне чуть ли не главным креативным человеком в современной культуре. Он не только ставит эти огромные шоу с балетом, потрясающей музыкой, лошадьми, людьми, он как-то вплетает в свою драматургию саму природу. Ведь лошадь и человек - это такое очень древнее соединение... Причем все это сделано с величайшим вкусом. В этом нет ни капли циркового действа, когда всадник и лошадь просто показывают, на что они способны. А здесь лошадь существует как бы просто в природе. Она "разговаривает" со зрителем от своего имени, и я сам был этому свидетелем - я был на двух спектаклях.
Фотографии театра Зингаро были сделаны Владимиром Луповским - таким замечательным московским театральным фотографом. Благодаря нашему с ним знакомству и дружбе, он мне дал порядка сорока своих фотографий, из которых был сделан кусок этого фильма
В этом фильме есть и художественное кино. Его снял молодой киргизский режиссер Нурбек Эген. Изначально это абсолютно самодостаточный фильм. Он выигрывал на массе смотров, получал премии международные всякие. Когда я его увидел, то понял, что не могу без него жить, что он обязательно должен быть в контексте моего фильма, и он должен завершать его. Мне безумно хотелось, чтобы там было снятое на пленку широкоугольное художественное кино. Кроме того, мне хотелось еще и показать часть киргизской культуры. Этот двенадцатиминутный фильм - переживания мальчика, который просыпается утром и знает, что вечером у него будет обрезание. Это переживания молодого человека, вступающего в пору какой-то такой первой зрелости что ли... Снято совершенно потрясающе...
Для меня создание этого фильма - это абсолютно какой-то грандиозный шаг. Я никогда этим не занимался раньше. А тут я начал погружаться... Фильм делался в течение полугода, очень кропотливо. И я должен сказать, что я бы не обошелся без своих друзей - людей, которые меня окружали при создании этого фильма. Это молодые, образованные, очень креативные, очень талантливые люди. Они были авторами нескольких инсталляций, даже писали сценарии для начала фильма, предоставляли свои фотографии... Это Андрей Гордасевич - мой близкий приятель. Несмотря на то, что он работает в бизнесе, он еще и совершенно потрясающий фотограф, который выставляется на Фотобиеннале, у него уже было несколько выставок в ЦДХ, его печатают хорошие московские журналы. Мой фильм сделан в такой творческой группе. Это Андрей Гордасевич, Михаил Селезнев - оператор фильма по Лаосу, и человек, с которым мы монтировали и работали над общей концепцией. Это еще наша приятельница швейцарская девушка, которая здесь живет, потрясающе знает язык и как бы проникает в русскую культуру... Она несколько лет проработала на радио в иновещании, делала программу для Германии, Швейцарии... В этом фильме есть несколько ее снимков. Конечно, не обошлось дело без моего товарища и выдающегося дизайнера - Игорь Лысенко его зовут. Сейчас у него уже подрастает дочь, она уже перешла на третий курс Строгановки (Московский государственный художественно-промышленный университет им. С.Г. Строганова -
АФ). Это Вера Лысенко. Она была художником на этом фильме, работала над буклетом к пластинке вместе с отцом. Конечно, не могу не выразить благодарность авторам, которые безвозмездно дали нам свои работы. В противном случае этот проект был бы совершенно неподъемным, потому что кино - это безумные деньги. А мне на фильм, кстати, практически не удалось найти бюджет, я его финансировал сам. Уж очень хотелось перейти вот этот Рубикон - в том смысле, что я постоянно занимаюсь музыкой, а здесь приходит уже другое понимание. Это два мира, которые я соединяю. Иногда кому-то из зрителей кажется, что видеоряд отвлекает их от музыки, потому что все-таки джазовое музицирование требует большого внимания. Поэтому когда иной человек одновременно смотрит картинку и слушает, это его как бы немножко расстраивает (смеется). Но масса людей сказала, что им безумно нравятся эти истории вместе. И самое интересное для них, то, что музыка не привязана к изображению по формальным признакам. Ну, скажем, если в фильме идут изображения Китая, то мы вовсе не играем китайскую музыку, а наоборот, скажем, я пою русскую колыбельную. Потому что это почти одно и то же. Музыка и изображение связаны между собой по характеру. Люди, которые занимаются фольклором много лет. знают, что можно найти в фольклорах разных народов, находящихся на страшных каких-то расстояниях друг от друга, какие-то параллели, какую-то мелодику похожую. Это для меня было очень важным моментом. И это позволяет мне пользоваться этим фильмом очень долго - я могу все время менять музыку.
Ведь чем меня покорил Бартабас? Его спектакль "Триптих" начинался с музыки Стравинского "Весна Священная", и все это соединилось с танцем афроамериканцев, индусов, девушек с волосами цвета льна на черных лошадях - то есть вообще вся мировая культура как бы слилась на музыке. У Стравинского есть очень сильная интонационность дохристианского периода. И меня поразило - как это человек услышал? Как он услышал и увидел то, что смог воплотить потом как режиссер? Когда я вышел со спектакля, то просто испугался того, что мне это понравилось больше джаза. Я этого очень испугался, но также этому и обрадовался. Я был в шоке. То есть я понял, что в мире, где люди занимаются искусствами, возможна уже только такая новация. Новация предельного креативного уровня. Но потом, естественно, шок прошел. Я увидел по "Культуре" фильм Бартабаса. Он автор двух фильмов. В этом фильме он тоже последовательно продолжает соединять культуры.
Наш фильм для меня - очень важный и очень большой шаг в соединении искусств. Я мечтал об этом много лет, но не знал откуда подойти. Когда я стал работал над этим фильмом, у меня появилось много знакомств из мира кино, и я сейчас уже думаю о каких-то там других вещах, других проектах - более серьезных или менее, но о каких-то музыкальных видео. То есть не просто о музыке. Вот. Это, собственно, то, что было сделано до июля месяца.
Ваш новый альбом довольно странно называется - "Время, когда рыба думает о прошлом". Не могли бы Вы приподнять завесу таинственности над этим названием?
- Да в общем-то никакой завесы там нет. Предваряя рассказ о новом названии, расскажу историю. Мне нужно было ехать в Челябинск играть там в оперном театре программу "Сновидения Фрейда". Директор оперного театра прислал мне e-mail: "Александр, пришлите, пожалуйста, для женщин, которые продают билеты, обоснование названия "Сновидения Фрейда", чтобы они, продавая билеты, могли рассказывать, что вы под этим, так сказать, видите". Помнится, мне потребовался целый день чтобы написать ответный e-mail... Есть ведь такие вещи, которые не объяснимы просто... Я объяснял, там, что Фрейд писал о сновидениях. Что он их изучал в течение всей своей жизни. Мне сны не снятся уже очень много лет. Раньше сны мне снились, и по тем снам, которые мне снились, я писал музыку. А теперь мне сны не снятся, но я продолжаю ее писать... Получилась такая вот полубредовая, вроде бы, история, а на самом деле она очень правдивая. В общем, написал я таким образом целое большое письмо. Они даже мне прислали в ответ маленькое письмо, сказали спасибо (смеется). Они, наверное, думали, что я их пошлю, или еще что-нибудь будет.
Вот. А что касается рыб, то... я очень люблю листать книжку Конфуция. Он многим прославился, у него много специальных трактатов... А есть книга, которая в Китае до сих пор пользуется популярностью - это его изречения. И я думал о такой подобной фразе, которая натолкнет на некоторые размышления людей, слушающих или смотрящих кино. И эта задача долго решалась.
Я вообще все делаю долго. Скажем, я не могу быстро выпустить альбом, чтобы он просто был. Мне это совершенно не нужно. Мои альбомы выпускаются, грубо говоря, не для того, чтобы появиться в дискографии, а это просто как бы шаг, которого у меня еще не было. На этом альбоме звучит камерный оркестр - совершенно замечательный. На альбоме задействованы 32 человека - у меня никогда не было столько музыкантов... И так далее.
 Когда человек берет эту пластинку и на ней написано "Время, когда рыба думает о прошлом", он начинает размышлять, что же это такое. Люди, которые читают книги, подумают: "Ростоцкий продолжает заниматься всякими восточными культурами". Фраза действительно очень похожа на изречение восточного философа или еще кого-то. Но, я должен сказать, что ее мне удалось самому придумать. Во-первых, я - Рыба просто. Во-вторых, я обожаю рыбу. В третьих, я по великой случайности не стал океанографом. И в-четвертых, мне очень долго хотелось найти какую-то тему, связанную с рыбами.
Рыба как символ жизни существует в массе культур. Рыб можно найти в наскальной живописи, так же как и животных, так же как и коров рогатых или лошадиные морды... То есть рыбы - это очень древний символ.
Еще мне было очень интересно рассказывать художнику, какие именно мне нужны рыбы. Что такое рыбы? Рыбы - это понятие аморфное. Впервые у меня рыбы появились на
альбоме "Splashes". Я их совершенно не озвучивал. Их нашел Игорь, чтобы как-то оживить фотографию. И вот, я приехал, сидел долго, рассказывал Вере, каких бы я хотел видеть рыб, чтобы эти рыбы как бы принадлежали к разным культурам. Вера тоже перерыла множество книг, интернет. И мы нашли вот такой ход - вместо чешуи на этих рыбах будут надписи на разных языках. Они будут как бы внутри рыбы. Скажем, арабская вязь, или китайские слова, или иероглифы, и т.д. В результате название альбома переводило на разные языки двенадцать языконосителей: корейцы, китайцы, грузины, армяне, англичане...
Причем англичане подошли к этому очень серьезно, сказали, что рыба не может думать больше пятнадцати секунд. Мы хотели переписку о названии включить в буклет, но уже не хватило места. Но в реальности у меня есть много писем, обсуждающих эту тему, то есть почему рыба думает о прошлом, и т.д. Мне задавали вопросы, довольно смешные для нас, а для них очень важные. Например, почему рыбы думают.
На этой пластинке у вас опять задействован целый спектр выдающихся музыкантов. Например, знаменитый наш трубач-ориенталист Юрий Парфенов. Этот альбом целиком ваш авторский, или эти люди привнесли что-то в плане композиции?
- На этом альбоме, за исключением Мусоргского и Розенблатта, вся музыка моя. Хотя, конечно, такой человек, как Юра Парфенов, одним своим ощущением музыки, естественно, вносит массу каких-то тонкостей, которых у меня не было. Ведь все придумать досконально до записи невозможно. Тем более, что мы перед записью играли всего несколько концертов, а музыка довольно сложная для воспроизведения. И несмотря на то, что там нет ни одной пьесы, которая Юрой написана, я без него бы этой музыкой просто не занимался, потому что бессмысленно заниматься такого рода музыкой без носителя основного музыкального языка, к которому все остальные как бы подтягиваются. То есть когда существует один человек, который несет основное бремя соло, то это Юра, конечно.
Кстати, на альбоме есть одна очень интересная пьеса. Уже давно я ее играю. Нашел ее мой учитель Юрий Маркин. Он обнаружил ее в энциклопедии. Пьеса была записана английским путешественником в Индонезии. Она у меня используется как вторая часть одной из композиций и появляется уже с русской хоральностью. Вообще это для меня наиболее интересная часть музыки. Мне безумно интересно, когда люди, пользуясь символами, взятыми из аутентичной культуры, развивают ее на разных уровнях. И я сам этим хочу заниматься.
 Беседовала
Анна Филипьева
|
|
| На первую
страницу номера |
|
