502 Bad Gateway

Георгий Арамович Гаранян родился в 1938 году. На саксофоне начал играть в 1959-м. Прошел школу оркестра Олега Лундстрема, работал в джазе Гостелерадио. После его разгона (на ставки оркестра набрали Ансамбль советской песни) был руководителем самого известного в СССР оркестра с джазинкой - знаменитого ансамбля студии грамзаписи "Мелодия". Безболезненно перешел в новую эпоху свобод. В 1993-м собрал "Московский биг-бэнд" - недолго просуществовавшую на деньги спонсора звездную сборную московских джазменов. В 1998-м представил новый коллектив - Краснодарский биг-бэнд. Ведет джазовый абонемент в Большом зале консерватории. Полон сил, энергии и планов.

Насколько я понимаю, по образованию вы - инженер.
- Да, это одно из моих образований. Первое. А потом уже музыкальное, причем довольно своеобразное: я сдавал экстерном в один день все экзамены за дирижерские курсы при консерватории. Оно, правда, не высшее, а среднее.
Постоянно ходит легенда о Гараняне-самоучке...
- Это совершенно правильно. У меня так сложилась жизнь, что вообще все, что я знаю, досталось мне домашним трудом. То, что мне досталось не домашним трудом, то, чему меня научили в аудиториях, я, к сожалению, слабо могу применить. А то, что мне необходимо, все приобрел дома: и музыку, и английский, и компьютер, и побочные все знания...
До сих пор в воспоминаниях всплывает версия, рассказанная в музыкальной передаче станции какого-то из "вражеских голосов", о том, что на саксофоне вы научились играть "на спор". Дескать, пообещал студенческой компании сыграть через неделю на вечеринке и сыграл.
- Это довольно близко к истине. Я был старостой в самодеятельном оркестре, и мне дали саксофон отремонтировать. Я принес домой, посмотрел: игрушка занятная, красивая, с этого все и началось. Но это сослужило и плохую службу. Вроде бы я быстро научился играть на саксофоне, меня везде сразу признали, и вдруг, через два года, когда я поступил в оркестр Лундстрема уже как профессионал, я понял, что играть совершенно не умею. Я забросил все свои сольные партии, взял те, что поскромнее, и занимался с утра до ночи.
Вы до сих пор выступаете в очень разных составах: и с огромным биг-бэндом, и соло, и в трио, квартетах. Это какое-то свойство музыкального темперамента?
- Я просто придерживаюсь такого принципа, что играть надо в любых ситуациях, в любых окружениях, главное - как можно больше играть. Конечно, не со всеми, но с теми музыкантами, которых я знаю, я стараюсь играть везде. Сейчас впервые создалась ситуация, когда я живу за счет джаза. Не только живу джазом, но и живу за счет джаза. Я считаю, что это большое счастье. Далеко не всякий музыкант в Америке может себе это позволить. Мне просто повезло. Так что я пользуюсь малейшей возможностью, чтобы где-то играть. Причем вопрос денежный, играет, конечно, какую-то роль, но не он главный. Половина моих выступлений всегда бесплатна.
Вы общепризнанно один из самых удачливых джазменов. Как-то удавалось всегда и играть приличную музыку и ладить с властями, когда это было сложно.
- В слове "удавалось" есть какой-то элемент случайности, а ведь случайности здесь нет никакой. Это все большой труд. Даже умение ладить с властями. Я всегда чувствовал, что за моей спиной коллектив. Так что я не мог вести себя так, как если бы я был один, и говорить все, что думал, впрямую. Приходилось идти на какие-то маневры. Но надо сказать честно, что это не было очень часто. От меня требовали одного - хорошей музыки. По части идеологии от меня давно отстали.
Почему?
- А я никогда не был в партии. Когда ко мне с этим приходили, у меня всегда была удобная отговорка: я никогда не был женат один раз. И я говорил: "Да нет, что вы, я еще морально не созрел для партии, я женат два раза", потом говорил "... три раза...". Сейчас от меня уже никто ничего не требует, но я женат четвертый раз. И с КГБ были проблемы. У меня отец родился, как считалось, за границей. Он армянин из Турции. А мать русская, из Калинина. Поэтому сам я, можно считать, русский человек: я тут родился, тут вырос. Но по поводу отца мне, как только что-то не так, начинали угрожать. Принцип выживания был такой - меня ему научил отец, один из немногих турецких армян, кому удалось не сидеть в 30-е годы: соглашаться со всем, говорить "да" и ни черта не делать. Правда, однажды я все-таки попался и девять лет не ездил за границу. Приехал Уиллис Коновер, ведущий музыкальных передач с "Голоса Америки". Всё-таки пропагандистская радиостанция, мне тут же добросоветчики сказали, чтоб я к нему не подходил. Я говорю: "Как же так? Мы с ним встречались за границей, он меня пропагандирует, он приглашал меня на разные фестивали." Короче, принял я его здесь достойно, сводил в ресторан, зашел к нему в номер, что потом оказалось самым страшным преступлением, - и десять лет не ездил за границу. (Так девять или десять? - ред.) Но я никуда жаловаться не ходил, героически терпел. Пришли новые времена - началась новая жизнь.
Ваша успешность не только личная, музыкальная, но и организационная, проявилась в том, что вы смогли создать несколько значительных биг-бэндов в то время, когда все стали говорить, что биг-бэнды невозможны и дороги в содержании. Как же вам это удавалось?
- У меня их было три. Один полу-биг-бэнд - ансамбль "Мелодия". Тут вопрос о содержании решался очень просто. Конечно, те копейки, которые мы получали на "Мелодии", не могли решить наши проблемы и судьбу музыкантов. Но всегда была возможность приработка. Одна из них - концерты. Мы были тесно связаны с Лёвой Лещенко. У Лёвы тогда не было своего оркестра. Но у него был мой оркестр, "Мелодия", и он постоянно с ним работал. Ребята были очень довольны: они зарабатывали приличные деньги на гастролях. Я был доволен: у меня была масса свободного времени, чтоб писать музыку. Лёва был доволен тем, что у него был хороший оркестр.
Второй. Был такой "Московский биг-бэнд Георгия Гараняна". Там был весь цвет Москвы. Из всех оркестров вроде бы самый лучший в то время. Оркестр был спонсорский. Как только начались неудачи у спонсора, естественно, это тут же отозвалось на нас. Оркестр, правда, большей частью перебазировался - сейчас это оркестр пограничников, - но не совсем в том виде, в каком бы это хотелось, не совсем в том качестве.
Теперь у меня краснодарский оркестр. Это коллектив, который целиком находится на содержании у властей города, мэрии, под личным наблюдением мэра Владимира Александровича Самойленко. Он меня лично пригласил на работу. Мало того, что он борется там с Кондратенко, но борется чистыми, благородными методами. В частности, он насаждает везде высокое искусство. Есть там творческое объединение "Премьера", которым руководит замечательный человек, инициативный, народный артист Леонард Гадов. У него работают такие люди, как Григорович, который, к его чести, когда его практически освободили от работы в Большом театре, ни одного слова жалобы не сказал: он просто продолжал работать. В Большом театре что-то происходит теперь, одна неприятность за другой, кто-то оказывается прав, потом тут же оказывается виноват... Я не хочу в это дело встревать, это совершенно не моя область. Но я вижу, что Григорович, с которым я лично знаком, занимается только одним - работой. Это достойно всяческого уважения. Он создал там замечательную балетную группу, балетное училище. И когда меня пригласили туда руководить джазом, биг-бэндом, я подумал: планочка ничего себе! Там работает известный режиссер Адольф Шапиро, Павел Хомский. В общем, там команда очень серьезная.
А не-спонсорский биг-бэнд сейчас вообще невозможен?
- Ну, в общем... Настолько тяжелые условия для музыкантов... Я все время вынашиваю такую мысль, что может быть, московские власти или еще кто-то из сильных мира сего подумают, что Москве нельзя без хорошего биг-бэнда. У нас есть оркестр Олега Леонидовича Лундстрема, который даже вошел в книгу рекордов Гиннесса, как долгожитель среди биг-бэндов. Но когда нужен мобильный оркестр, который, как мой, например, сегодня участвует в "ТЭФИ", завтра в каком-то параде, открытии каких-то выставок и так далее, и так далее - он не всегда годится. У меня в Краснодаре очень хороший оркестр, он уже показан и признан. Выступал в моем абонементе в Большом Зале Консерватории, произвел очень хорошее впечатление за два раза, его показывали по "Культуре". Но он, все-таки, в Краснодаре. Москве тоже надо иметь оркестр, меня эта мысль не оставляет.
В 93-м году, кроме всего прочего, вы создали "Независимый Джазовый Фонд". Чем тут дело кончилось?
- Ну, формально Фонд существует и по сей день. История разорения нашего спонсора такова. Для того, чтобы поддержать бедствующих джазменов, был создан Фонд, который организовал лотерею. Но в технических аспектах эта лотерея была несовершенна. Его тут же нагрели. Выигрышные билеты были напечатаны на одной машине, а проигрышные - на другой. Он подал в суд на эту богатую американскую корпорацию, которая печатала билеты. Но вы представляете, сколько денег надо, чтобы только подать иск. Вот тут и конец этого фонда. Он существует, но ничего не делает.
Биг-бэнд Георгия Гараняна хвалили (в том числе и в НГ) за настоящее "американское звучание". Это лестно?
- Американское звучание - это просто культура игры. Биг-бэнд организовать несложно, просто собрать людей. Трудно научить их всех вместе играть и научить именно так, что бы все было точно. Есть определенные атрибуты, и профессионал всегда слышит: если они не соблюдены - грош цена оркестру. У меня всегда были соблюдены. И в краснодарском биг-бэнде тоже.
Действительно ли всякий джазовый музыкант должен стремиться именно к этому звучанию?
- Ну, как вам сказать... Ведь что вкладывается в понятие "американское звучание"? Совершенно необходимо, чтобы инструменты звучали здорово сами по себе, чтобы была какая-то школа. Кроме того, манера свинга, манера исполнения должна быть такой, какая принята. А там уже - нюансировка и так далее, - все это должно играть именно такую особую роль, что человек слушает и говорит: "Да, это фирменный оркестр, американский".
Конечно, не бывает догмы без исключений. Если кто-то предложит что-то достойное внимания, то это будет замечательно. В этом отношении музыканты всего мира всегда открыты, они цепляются за все новое, оригинальное.
Сейчас в джазе, действительно, застой в плане поиска. Как было раньше? - я не с самого начала начну - был Луи Армстронг, великий человек. Потом оказалось, что самым великим человеком стал Чарли Паркер, пришел би-боп. Потом великим человеком стал Колтрейн, играть в стиле Чарли Паркера уже было не модно. А ведь музыканты устроены так - это чисто психологические вещи - что нет почти ни одного человека, который играл бы больше, чем в двух стилях. В трех стилях играл разве что Майлз Девис, но и то третий стиль больше отражался в ансамбле, которым он себя окружал, чем в его собственной игре на трубе. Потом появился Орнет Коулмен, фри-джаз прошел особняком - а сейчас вдруг выяснилось, что пожалуйста, играй в любом стиле, только хорошо. Ничего нового, за что бы уцепиться, уже лет двадцать не происходит. Хотя можно это и не трактовать как застой. Может быть, джаз созрел. Ведь симфоническая музыка тоже в свое время начиналась с сарабанды, с джиги, танца пьяных матросов и прочей такой же ерунды. А сейчас существует в совсем другой форме. Ведь вспомните: в симфонической музыке чего только не было: авангардисты, додекафонисты, мессианисты... А сейчас все это считается чуть ли не дурным тоном. Гораздо больше ценится искренность. На мой взгляд, чем музыка ближе к традиции, тем искреннее она воспринимается. Модернизм безнадежно устарел. Авангардист находится в самом хвосте течения - вот до чего мы дошли.
Пожалуй, и российский джаз движется в том самом направлении, которое вы описываете. Но по мере развития здесь заиграли не только свинг, а и другое - например, европейский джаз с элементами этники...
- Эксперименты всегда были, всегда будут, честь им и хвала, если они во что-нибудь выливаются. Пока все эксперименты остались экспериментами. Если вы меня спросите, для меня джаз без свинга не существует. Это мое личное мнение. Я всегда предпочитаю свинговую манеру. У меня есть своя собственная теория. Я изо всех сил хочу, чтобы та музыка, которую я играю на концерте, нравилась всем. Это безумно сложно. Но какие-то элементы я уже знаю: как сделать так, чтобы музыка нравилась всем. Пока это мои ноу-хау. Тут и построение программы, и подбор репертуара, тут очень много тонкостей. Мне хочется, чтобы простые люди, приходя на мой концерт, уходили довольными и счастливыми.
Почему-то мне запомнились два момента моих недавних концертов. Я с моим краснодарским оркестром выступал в Ростове. А Ростов - это российская столица биг-бэндов. Там был знаменитый педагог Ким Назаретов, который создал знаменитый биг-бэнд. Так принимали нас там просто как Каунта Бейси. Мне это было очень приятно.
А последний концерт был в Краснодаре. Вы можете себе представить: на родине нет своих героев, и всегда безумно сложно выступать. Нет, нас встретили очень хорошо. Наверное, дают свои результаты мои теоретические изыскания о том, как сделать джаз привлекательным для простых людей.
Приведу один пример. Вот почему народ ходит в цирк? Не потому, или не только потому, что там есть обезьяны и клоуны. Там всегда есть трюковые номера, когда человек делает что-то невероятное, то, что никто другой сделать не может. В джазе тоже масса музыкантов на своих инструментах могут делать какие-то невероятные вещи, которые другой музыкант сделать не может. И если это подать соответствующе: "вот сейчас будет трюк, ждите!" - грубо говоря, не барабанной дробью, а чем-то в оркестровке, что подчеркнет, поставит венцом достижение музыканта - это всегда сработает.
Наверное, самый передовой отряд, паровоз того движения, которое вы описываете, это Марсалис со своим оркестром Линкольновского центра. Как вы к нему относитесь?
- У меня к нему особое отношение. Я дрожащими руками купил в Нью-Йорке кассету Марсалиса и стал его слушать. Я был в диком разочаровании. У Марсалиса совершенно другой принцип. Как черный музыкант, как черный человек, естественно, обиженный отношением белых в его стране, он поставил целью своей жизни возобновить то, что он считает достижением в аранжировке именно черных музыкантов. Меня это, честно говоря, ничем не убедило. Здесь я оркестр не слышал, потому что был на гастролях. То, что Уинтон Марсалис гениальный трубач, не обсуждается. Но его биг-бэнд -- для меня это не оркестр, а просто собрание музыкантов, которые как-то вместе организованы, играют общие ноты, но не более того. Концепции аранжировки никакой нет. Они просто берут какие-то жемчужины прежнего времени и пытаются их играть вместе. Я не вижу у них развития формы. Но у черных музыкантов и вообще развитие формы совсем другое, чем у белых. У них временные рамки все раздвинуты. Нам этого просто не понять, а может быть, даже и не надо.
Если вы спрашиваете, какие оркестры мне больше всего нравятся, то из всех существующих сейчас это Роб МакКоннелл из Канады. Там блестящие аранжировки, очень хорошие музыканты, и именно то понимание свинга, которое я приветствую. Аранжировки, это, сами понимаете, одежда оркестра. Биг-бэнд почти полностью белый. Если там и есть черные музыканты, то они не имеют большого влияния.
Безусловно, оркестр Мэла Льюиса - Тэда Джонса. Он никогда не был шлягерным оркестром, никогда не рассчитывал на аплодисменты, хорошо это или плохо. Я все-таки думаю, что если ты играешь в какой-то адрес, надо, чтобы твоя музыка нравилась. Они придерживались другого принципа. Это смешанный черно-белый оркестр, с блестящими аранжировками, которые никогда в жизни не имели никакого успеха. Тем не менее, спросите любого музыканта - для всех это школа, для всех это один из эталонов оркестра.
Если взять старых, то существует очень много оркестров, которые мне нравятся. Про Каунта Бейси и говорить не надо. Я не думаю, что они все время репетировали, но - во-первых, блестящие аранжировки и черные музыканты, и потом - море энергии. Причем манера игры была такая: когда слушаешь в записи, то создается впечатление, что человек разрывается, что он умирает. Посмотришь - мумия стоит. Это был хороший тон. То же, почему они всегда ходили в галстуках, в хороших костюмах - хороший тон музыканта.
Развитие всякой музыки предполагает подток молодежи. Есть ли сейчас это движение в российском джазе?
- Да, появляются молодые люди. Мне бы хотелось, чтоб появилось больше молодых контрабасистов. Просто дефицит. Есть среднее поколение, которое играет очень прилично, а хочется чего-то особенного. Вот я вспоминаю время, когда я работал с замечательным грузинским контрабасистом Тамазом Курашвили. Но сейчас мы отдалены друг от друга, все это очень тяжело, но хочется, чтобы появились вот такие музыканты. На последнем концерте своего абонемента я выступал с коллективом "Юниоры XXI века" Петра Петрухина. Учатся где-то в музыкальной школе. Нашелся энтузиаст - этот самый Петр Петрухин, который учит их играть на всех инструментах. Как он это делает, мне непонятно, но барабанщик у них - потрясающий. Пианист - будущий замечательный музыкант. Они все разные, все не очень ровные, но для меня вообще загадка, как научить всех играть на разных инструментах.
А можно вообще - скажите как самоучка - можно научить джазу?
- Да, это и опыт показывает: можно и нужно учить джазу. Но тут, правда, так: если у тебя есть какое-то предрасположение - да. Если нет предрасположения - тебя вообще ничему нельзя научить.

Беседовал Александр Гаврилов ("Независимая газета")