 Издательство Уральского университета опубликовало работу джазового исследователя Ефима Барбана, посвященную
афроамериканскому музыкальному авангарду 1960-70-х гг., книгу
"Черная музыка - белая свобода". Факт сам по себе не особенно примечательный, если бы не одно любопытное обстоятельство: типографская легализация "Черной музыки" произошла спустя 25 лет со времени ее написания, а потому для большинства джазовых критиков и читателей имеет, на первый взгляд, сугубо историческое значение. Действительно, период в четверть века, отделяющий современный конформистский джаз от одного из самых радикальных направлений в музыке прошлого столетия, кажется невероятно продолжительным, особенно если принять во внимание, что полный цикл эволюции этого искусства укладывается в 70 с небольшим лет. Для подобной эволюции академической музыке потребовалось тысячелетие.
Но что гораздо более важно - автор исследовал не столько музыкальную природу джаза (мелодику, гармонию, ритм), сколько расовые и психологические особенности его создателей и их творчества.
С середины 80-х годов Ефим Барбан живет в Лондоне, где, несмотря на высокую европейскую репутацию джазового эксперта, ему понадобилось почти 10 лет, чтобы найти достойную работу - музыкального редактора в радиокомпании
Би-Би-Си (под псевдонимом Джеральд Вуд). Причина тому - не только в высоких интеллектуальных запросах моего старого приятеля, но, прежде всего, в его собственной достаточно радикальной художественной позиции и нонконформистском сознании, которые он перевез в Англию из Советского Союза, - качества эти, как оказалось, плохо уживаются с... капиталистическим рынком.
Мой дополнительный интерес к британскому перевоплощению автора "Черной музыки" неизменно подогревали его регулярные публикации в одном из лучших российских периодических изданий - газете "Московские новости". Согласно рейтингу 2001 года, они были отмечены как наиболее интересные и содержательные среди материалов иностранных корреспондентов. В них я неизменно узнавал того самого питерского Барбана, который в значительной мере повлиял на мое художественное мировоззрение.
Презентация книги Ефима Барбана состоялась в Москве в рамках фестиваля, посвященного 80-летию советского джаза. За день до события мы с Ефимом Семеновичем устроились в его номере в гостинице "Москва" и, заказав кофе, начали долгий разговор.
Кем ты себя все-таки ощущаешь - Барбаном или Джеральдом Вудом?
- Ну, если говорить о псевдониме, то выбран он был совершенно случайно. Будучи в Оксфорде, я увидел в одной из церквей мемориальную доску и подумал, что хорошо бы вещать не под своим именем, поскольку работа радиожурналиста казалась мне слишком связанной с поп-культурой... и я как-то не очень хотел идти туда работать. Но в университет я не попал, поскольку конкурсы все были фиктивными, и пришлось выбрать себе псевдоним для радиожурналистики. В то время на Би-Би-Си это было модно: многие работали под английскими псевдонимами. И так уж получилось, что я выбрал его из двух фамилий с той доски. Но Джеральдом Вудом я себя так и не почувствовал, хотя живу в Англии уже, по-моему, лет 16-17. В британскую культуру я в принципе не ассимилировался, хотя каждый русский человек вообще в какой-то степени англичанин (я думаю, что связано это с тем, что русские дети, как правило, в отличие от английских, воспитываются на англоязычной литературе и совершенно бессознательно воспринимают ценности и образцы поведения викторианской эпохи).
Я по-прежнему чувствую себя русским человеком, интересуюсь происходящим в России, болезненно переживаю многие события в России и питаюсь в значительной степени не только английской, но и российской культурой. В принципе нам с женой Англия как страна нравится, жить там достаточно свободно и комфортабельно во всех отношениях, но, тем не менее, я постоянно чувствую себя в эмиграции, в какой-то изоляции от России. Меня сюда тянет, я часто... относительно часто приезжаю.
Я, к сожалению, мало знаю о твоей британской одиссее. Что произошло после твоего переезда в Лондон?
- Да ничего не произошло. Ко мне в Питер приезжал мой английский приятель Фрэнк Уильямс, который был главой тематических программ Русской службы Би-Би-Си. Мы с ним очень часто обсуждали разного рода проекты, он даже перевел несколько глав из моей "Черной музыки" для каких-то публикаций. Так что я в принципе уезжал из Питера работать на Би-Би-Си и уже знал, что буду там служить. В то время Би-Би-Си еще глушили, музыкальных программ особых не было, их бессмысленно было передавать в такой ситуации, поэтому я оказался на "общих" работах: занимался новостями, политикой, экономикой - всем, чем угодно. Этим и кормился. В России я не сотрудничал с прессой, а там это стало единственной возможностью как-то оказаться на плаву, применяя свой русский язык, и таким образом как-то зарабатывать деньги. Хотя, в принципе, я писал и по-английски... Проблем с английским языком у меня не было, но я предпочитал по понятным причинам работать в русскоязычном офисе.
Мне ведь всегда казалось, что ты человек достаточно аполитичный, или оппозиционный... по отношению к нашему режиму.
- Да, действительно, так и было. Но Би-Би-Си - нейтральная станция, в отличие от "Радио Свобода". Нам запрещено было полемизировать с российскими изданиями, и до сих пор мы этого не делаем.
Но ведь это несколько снижает качество публицистических программ?
- Конечно. Не снижает, а просто принижает их в значительной степени. И, тем не менее, можно было нейтрально высказывать какие-то британские точки зрения на все это. Би-Би-Си никогда не чувствовала себя никаким пропагандистским центром. Думаю, что никаких политических целей она и не преследовала, кроме как относительно объективного пересказывания британской жизни и разного рода развлекательных программ.
Значит, сначала ты работал в качестве журналиста-публициста, а затем начались твои джазовые программы. Каким образом?
- В 87-м году кончилось глушение, Горбачев решил сделать Россию более открытым обществом, ну, и естественно, у начальства возникла идея музыкальных программ. Возникла она не потому, что они очень любят музыку, а потому, что это наиболее дешевый способ заполнять эфир. Так как Фейгин вел уже одну джазовую программу, посвященную в основном авангардному джазу, то, естественно, вторую никто открывать не собирался, и мне предложили делать программу, связанную уже с академической музыкальной традицией, с академической музыкой, с классической музыкой. Я и вел ее десять лет, а в 97-м году она почила в бозе довольно естественным образом, потому что не может же программа существовать тысячу лет, у всего есть свой конец. Поводом для того, чтобы ее закрыть и открыть джазовую программу, послужили контракты Би-Би-Си с "Радио России", которое предложило делать музыкальные программы, видимо, более доступные для слушателей...
Ну, еще и потому, что в России с какого-то времени началась мода на джаз.
- Может быть, началась мода. Хотя мода, по-моему, так и не началась, но тем не менее, на джаз здесь, в России, смотрят как на музыку достаточно серьезную, если не архаическую, несмотря на какой-то джазовый бум, фестивали... И все-таки, она остается для очень многих людей этакой музейной музыкой. Широкая публика, допустим, процентов пять, по-прежнему слушает классическую музыку, а остальная часть - эстраду, поп-музыку или что-нибудь другое... Я думаю, что у джаза аудитория во всех странах крайне узкая.
Но сейчас в связи с явной тенденцией к ориентации на классический джаз все большая часть публики начинает слушать джазовую классику, современный мэйнстрим.
- Я думаю, что пристрастие публики к явлениям, связанным с постмодерном, с постмодернизмом, уже заканчивается, и вообще постмодернизм уходит потихоньку в песок, поскольку это вторичное, эпигонское и эклектичное явление, и на смену ему, в оппозицию к нему, естественно выходит ретро-стиль. Постмодернизм в значительной степени оппонировал такой музыке. И вот такие ретро ценности, возможно, некоторое время, лет так семь-восемь, будут занимать публику, и музыканты, которые играют такую музыку, будут этим кормиться, потому что из-за довольно долгого периода развития авангарда, а потом уже модернистского поставангарда, публика вообще отвыкла от классической традиционной формы. И сейчас эти ценности новому поколению кажутся свежими.
В моих представлениях о музыке тоже происходили постепенные изменения. Если, скажем, в семидесятые годы я практически не слушал старый джаз, традиционный джаз, где мне не хватало негативной энергетики, которая существует в новом джазе, то сейчас я вполне все это слушаю, нахожу в нем определенные ценности.
Какие же?
- Фундаментальные человеческие ценности. Эта музыка в значительной степени обладает высокой эмоциональностью, не меньшей, чем, допустим, русский романс, который вызывает достаточно глубокие чувства у людей, укорененных в русской культуре. Хотя, в принципе, романсы - легкая музыка, она не претендует на глубокое содержание, а уж тексты до того пошлые, что читать их просто невозможно в отрыве от музыки, как, скажем, и тексты Высоцкого, но, тем не менее, в этой музыке есть достаточно серьезное и глубокое гуманистическое содержание. Она обладает значительной эмоциональной содержательностью. И потом она несет в себе те признаки, которых лишена современная поп-культура, главный минус которой, на мой взгляд, заключается в том, что она делает акцент на оргиастическом состоянии, минуя то, что я назвал бы человеческой сентиментальностью. Это не очень точное выражение тех ценностей, что эта музыка несет, но, тем не менее... И, в конце концов, все связано еще с определенным мирочувствованием. Когда я говорил о возрастной психологии, то имел в виду, что после какого-то определенного жизненного этапа у человека появляется уже другая настроенность жизни. Поэтому музыка, которая соответствует, допустим, молодежному противостоянию, на этом этапе уже как-то плохо воспринимается. Если говорить о джазе, то он несет в себе такие же гуманистические ценности, как и музыка академической традиции, уступая ей в философской глубине, но, тем не менее, в эмоциональном отношении она представляет широкий диапазон разного рода человеческих состояний, которые могут реально волновать человека в его жизни.
В твоих музыкальных, джазовых программах тоже произошла определенная содержательная эволюция от достаточно радикальной музыки до самого традиционного мэйнстрима.
- От меня это никак не зависело, это был официальный заказ. Поскольку все эти программы с самого начала ретранслировались в России, мне было предложено не заниматься авангардом. Они настаивали на том, чтобы это был обязательно мэйнстрим, чтобы был классический джаз.
"Радио России" настаивало на этом?
- Да. Дэвид Мортон, который возглавлял тогда Русскую службу, придавал колоссальное значение возможности ретрансляции программ Би-Би-Си. У нас был специальный человек, редактор по связям, который этим занимался. Он добился того, что Би-Би-Си ретранслировало, по крайней мере, 40-45 различных российских радиостанций - и на УКВ, и на средних волнах, и на коротких. Когда Сденка Крицман, глава Русской службы, была на Камчатке, она мне с удивлением заметила: "Знаете, я слушала Вашу программу в Петропавловске на Камчатке - она ретранслируется через спутник по всей стране!" Поскольку джаз, с точки зрения "Радио России", пользуется определенным успехом (все-таки это не оголтелый поп, который передают 95% российских FM-станций), а само "Радио России" посчитало себя респектабельной государственной радиокомпанией, то джаз, с их точки зрения, в огромной мере противостоял как бы той музыке, которая транслируется в России, а также привлек бы ту часть аудитории, которая не охватывалась этими молодежными радиостанциями.
Интересно, что FM-станция, на которой я работаю в Екатеринбурге, придерживается подобной же позиции, мы делаем концептуальные и тематические программы, например, о медицине, а также литературные и музыкальные - классика, джаз и рок.
- В какой-то степени меня это радует, а с другой стороны, не очень. Во-первых, это говорит о эстетической консервативности такого рода организации, но, с другой стороны, это говорит о том, что у джаза возник совершенно другой имидж. Если в 20-е годы к нему все еще относились как к музыке публичных домов и притонов, и в приличном обществе на джаз смотрели примерно так же, как сейчас на попсу в России, то затем - медленно, но верно - его социальные функции и репутация изменились полностью. Сейчас джаз стал респектабельной частью высокой культуры, во всяком случае, приличного общества, и, сознательно или бессознательно, его ставят на одну доску с трансляцией классической музыки. Но если классическая музыка на радиостанциях почитается уж совсем эзотерикой, рассчитанной на высоколобых интеллектуалов, которых очень немного среди слушателей, предпочитающих слушать эту музыку в филармонии, а не по радио, то джаз занимает все еще промежуточное положение между академической и эстрадной музыкой. Он вышел уже за пределы эстрады, но обладает некоторыми ее чертами, что позволяет, по всей видимости, воспринимать его более свободно. Но в принципе, у джаза гораздо более узкая аудитория, чем у классической музыки, причем на несколько порядков. Для нормального современного европейского уха джаз сейчас воспринимается как музыка, которую можно не замечать - вполне бытовая музыка. Она не оказывает какого-то серьезного влияния на восприятие (я имею в виду традиционный джаз). Если вокруг звучит, допустим, какая-то инокультурная музыка, то она раздражает, как, скажем, рок или что-нибудь вроде этого в кафе или ресторане, воспринимаемые как определенного рода давление. Когда звучит джаз, его воспринимаешь как прекрасные обои в комнате, которые ты как бы не замечаешь. Поэтому можно сказать, что европейское ухо в наше время уже обрело способность ассимилировать такого рода музыку без всяких усилий, хотя я абсолютно убежден, что в 20-е или 30-е годы для многих европейцев джаз воспринимался как музыка определенного давления, которая заставляет человека обращать на себя внимание или вызывает какие-то негативные реакции. Сейчас этого уже нет.
По поводу малочисленности джазовой аудитории твои взгляды за 25 лет никак не изменились.
- Абсолютно нет. Дело в том, что я ориентируюсь просто на элементарную статистику. Если посмотреть на статистику выпуска компакт-дисков разных жанров (на Западе и сейчас в России), то примерно 80 процентов музыки, выпускаемой на звуковых носителях, связано с эстрадой или поп-музыкой, а также роком. Классики, даже в лучшие времена - в 50-е или 60-е годы - выпускалось меньше 20-ти процентов. У меня есть точные сведения. В журнале "Биллборд" каждый год публикуется такого рода статистика. Как ты думаешь, сколько пластинок выпускалось в Серебряный век джаза - 50-е годы? Тогда был колоссальный бум джаза, стилей кул, west coast и прогрессив; свинг был еще жив, живы были все мэтры эпохи свинга, под джаз продолжали танцевать, т.е. он был необычайно популярен. Так сколько же выпускалось тогда джазовой продукции?
Ну, думаю, что процентов десять.
- Так вот, ты ошибся более чем в десять раз. Джаза издавалась 0, 8 процента всей пластиночной продукции, которая выпускалась в то время. Можешь себе представить, какой это процент сейчас. Я думаю, 1,5 - 2 процента, имея в виду, что сегодня общее количество музыкальной продукции увеличилось во много раз и выпускается на большом количестве различных носителей.
В какой-то степени это меня греет, да я думаю, что и тебя. Т е. мы принадлежим к некоему, условно говоря, сообществу элитарной... продукции, не культуры, но хотя бы продукции.
- Но почему это должно греть? Я думаю, это греет тебя, потому что бессознательно ты относишь такого рода меньшинство к духовной аристократии.
К духовной - да, но не к аристократии.
- В конце концов, любое меньшинство - национальное, социальное, сексуальное - вполне может не обладать превосходными, по отношению к другим меньшинствам или большинствам, качествами. Это вовсе не говорит о том, что джазовая аудитория по своему духовному потенциалу или по своему социальному положению превосходит все другие музыкальные аудитории. Не забудь, вдобавок, что джазовая аудитория очень зациклена именно на своей музыке и не обладает достаточно широким художественным кругозором. Большая часть джазовой аудитории никакой другой музыки не слушает.
Весьма знакомая сентенция. Но дело в том, что я-то как раз очень лояльно отношусь, например, к классической музыке, более того, я ее много слушаю и подмечаю процессы взаимовлияния и синтеза джаза и академической музыки. Они неизбежно происходят, особенно в Европе.
- Но не забудь, что ты не рядовой джаз-фан, ты занимаешься не только потреблением музыки, но и в какой-то степени вообще ее критикой и анализом. Это разные вещи. Когда я говорю о джаз-фанах, о джазовой аудитории, я имею в виду людей, которые воспринимают эту музыку из чисто гедонистических побуждений. У тебя же совершенно другая, нетипичная, мотивировка восприятия этой музыки. В каждой группе, социальной или слушательской, существуют свои исключения. Я уверен, что, многие слушатели классики слушают также и джаз. Но это вовсе не говорит о том, что у основной массы есть какие-то другие предпочтения. И вообще, одно из таких, замеченных мной социально-психологических явлений, развивающихся в течение всей послевоенной эпохи - это очень жесткое разграничение слушательских аудиторий, которые между собой практически не пересекаются.
Это разграничение возникло и в Европе, начиная где-то с XVIII века, с эпохи барокко. До этого не было принципиального разделения на слушательские сегменты, и одну и ту же музыку слушали все социальные группы - по большей части в церкви или на каких-то концертах. Музыка в значительной степени носила полуфункциональный характер. Она писалась и слушалась главным образом как часть какого-то священного ритуала, но со временем стала носить уже более секулярный характер, и постепенно, к сожалению, возникли очень замкнутые аудитории, которые между собой абсолютно не пересекались. Ты прекрасно понимаешь, что большая часть тинэйджерской поп- и рок-аудитории зациклена только на своей музыке и не только не слушает, допустим, классическую музыку или джаз, но и не имеет ни малейшего представления о том, что такая музыка вообще существует, поскольку она очень редко транслируется радиостанциями и телевидением.
Ну, я не буду повторять азбучных истин на тему о том, что последнее время наметился определенный поворот молодежи, к джазу. На джазовые концерты сейчас ходит значительно больше молодых людей, чем, скажем пять лет тому назад... Это уже из моего опыта и статистики. Я знаю это по екатеринбургской аудитории, да и по московской тоже.
- Ну, может быть...
Окончание
 Беседовал
Геннадий Сахаров,
Екатеринбург
|
