 Дмитрий Петрович Ухов, председатель
Московской ассоциации джазовых журналистов, продюсер фестиваля экспериментальной музыки "Альтернатива", знаток и немного скептический ценитель джаза и авангарда, начал свою карьеру музыкального журналиста еще тогда, когда джаз тихонько играли вне
поля зрения прессы, а за печатную его пропаганду
автору грозили неприятности. Нам удалось поговорить с этим харизматичным, энергичным и умеренно модным человеком в сюрреалистически обставленном московском клубе "Дом".
Как Вы пришли в музыкальную журналистику?
- Из любви к музыке.
Как началась Ваша карьера?
- Я учился музыке в Прибалтике. Там, в небольшом городке Тарту, гастрольная жизнь была довольно оживленная, а писать особенно было некому. Там и появились мои первые публикации.
То есть Вы пришли в музыкальную журналистику не из-за желания быть журналистом, а именно из любви к музыке?
- Никогда не думал, что это будет источником средств существования. Помню, за свою первую статью я даже не получил гонорара.
Какого толка были Ваши первые публикации?
- Это были отчеты о гастролях музыкантов. Еще я много печатался в самиздате - джазовых журналах. Они не были политически ориентированы, поэтому за них, конечно, могло попасть, но по крайней мере за такое не сажали. Это были издания, которые печатали на специальных машинках тиражом в 39 экземпляров. Потому что 40 экземпляров считались уже массовым тиражированием. Раньше были такие гектографы, по принципу действия - что-то вроде ластика, с которого можно отпечатать что-то на бумагу. Такой аппарат печатал как раз таки 40 экземпляров, поэтому 40 считалось уже массовым, а 39 - ничего.
Еще меня публиковали в университетских стенгазетах, когда учился на филологическом факультете. А после университета поехал обучаться музыке в Прибалтику.
Сейчас журналистика для Вас - основное занятие?
- Да, основное. (Д.П. - музыкальный
обозреватель "Еженедельного
журнала" - ред.)
Вы сами пишете музыку?
- Я пишу не музыку, я занимаюсь экспериментальным звуковым творчеством. Я не называю, то, что я делаю, композиторским творчеством. Это импровизационное звуковое искусство.
Это близко к джазу?
- В этом часто принимают участие джазовые музыканты, Алексей Круглов, например.
Какой из привезенных Вами на различные фестивали группой Вы гордитесь больше всего?
- Я не дам вам ответа на этот вопрос. Не из каких-то политических или дипломатических соображений. Я скажу так: попробуйте отрезать какой-нибудь палец, или матери сказать убить какого-нибудь из своих детей, или при этих детях сказать, кто из них лучше. Я не знаю сможете ли вы это понять. Но мать, например, иногда любит самое хилое, самое больное дитя, потому что она в него вкладывает больше всего души. А тот ребенок, который здоров или самостоятелен, ей уже, в общем-то, не интересен. Вот так и в моем случае: то, что, может быть, имело большую огласку у публики, поощрение у критики - с моим личным мнением не совпадало. Я очень "болел" за один проект, он осуществился, стоил мне невероятных трудов. Ни публика, ни критика его не оценила. Хотя, критика у нас вообще - дура, так сказать. У нас ее, - музыкальной критики, как и музыкальной журналистики, - нет.
А есть ли в джазовой журналистике, в музыкальной журналистике, может быть, вообще в журналистике люди, которых Вы можете назвать своими соратниками?
- Наверное, нет. С одними мы соратники в одном, с другими - соратники в другом, но так чтобы и мои взгляды, и круг интересов, и стиль письма, если хотите, совпадал с тем, что я делаю - таких нет.
Могли бы Вы назвать самых уважаемых Вами журналистов?
- Трудно сказать... Давайте сразу определимся: музыкальная журналистика и музыкальная критика - это одно и тоже? Если нет, тогда, наверное, Кирилл Мошков
(я покраснел - ред.). Потому что он делает наиболее конкретное дело, которое можно руками пощупать. Правда, тут опять же есть недостаток, поскольку читают его только "свои". Редко кто по "искалке" в Интернете выйдет на его www.jazz.ru.
Теоретически, можно было бы назвать какого-нибудь человека, который пишет в ежедневных газетах, регулярно пишет о джазе, но у нас такой профессии нет. Человек, который читает New York Times и является любителем джаза, точно знает, что, например, в воскресенье там будет джазовый обзор недели. У нас такого нет.
А может когда-нибудь может развиться?
- Тут ответ однозначен - состояние критики и состояние любой журналистики, будь она инженерная, или архитектурная - это состояние самого жанра. Каким будет джаз, такой будет и критика на него. Только очень оторванная от жизни теория может опережать развитие самого явления. Скажем, был такой период, когда наша джазовая теория намного обгоняла американскую. Не будь у нас практики, - сидели бы мы себе и теоретизировали, высчитывали, может ли быть свинг в таких-то условиях, или не может.
А есть ли будущее у российской джазовой музыки?
- Музыкальная журналистика и критика этими проблемами не занимается. Журналистика занимается освещением событий; в каком жанре о них лучше написать: сделать анонс или рецензию, и сделать это как можно быстрее. Критика занимается тем, что специализированно составляет анализ творчества. Прогнозирование - также не ее дело. Условно говоря, я не на такие вопросы отвечаю. То есть, могу, конечно, что-то предположить...
Примерно последнюю треть или четверть двадцатого и начала двадцать первого веков, в искусстве пропала сама идея авангарда. Возможно, пропала она даже в понимании человека. Был один американский структуралист-культуролог, который написал книгу под названием "Конец Истории", есть еще книга другого писателя, - "Культурошок". Смысл их таков, что мы ослеплены будущим прогрессом, что идем мы не в том направлении, в котором следует.
Понимаете, в 50-60-е годы, во времена начала развития джаза, все знали, что и как нужно делать. Вот появился Чарли Паркер, и все стали играть под Чарли Паркера. А в конце семидесятых стало очевидно, что прогресс пропал невесть куда. Время одного стиля ушло. То же самое произошло и во всей культуре. То, что до последней четверти века называлось авангардом, позже становится постмодернизмом. Именно в этом состоит основная разница. К примеру: поклонники Beatles и Rolling Stones враждовали между собой. Тем не менее, поклонник Beatles знал, чем занимаются Rolling Stones и, возможно, даже ходил на их концерты (а уж пластинки-то покупал точно, пусть и не так скрупулезно). А где-то с середины семидесятых поклонник ABBA уже не имел ни малейшего представления о том, что делается в тяжелом металле. Аналогичная ситуация складывается сейчас в джазе.
Возьмем Германа Лукьянова, - мэйнстрим; джазовый музыкант, определенно русской направленности, считает, что диксиленд - это музыка для пива, ресторана и коньяка. Был такой эстонский пианист - Рейн Раннапп, чье выступление состояло из двух отделений. В первом он играл классику, а во втором - собственные джазовые импровизации, как Кит Джаррет - но это абсолютно не джаз. Зачем же делать такую ошибку, приглашая его на фестиваль? Есть ведь сейчас такой пианист - Одиссей Богусевич. Вот только Юрий Саульский, являющийся художественным руководителем двух-трех фестивалей, пригласит кого угодно, только не его. Хотя, с моей точки зрения, Одиссей Богусевич - такой же джазовый человек, как и Герман Лукьянов или Алексей Козлов. Может даже больше, чем Алексей Козлов. Может быть, потому, что Алексей Козлов сейчас больше арт-роковый музыкант, нежели джазовый.
Есть ли какие-то молодые исполнители, которым вы оказываете поддержку, может быть, продюсируете?
- Нет, я никого не продюсирую.
Может быть, какие-то имена из перспективных молодых музыкантов?
- Не знаю. Центр "Дом" устраивал программу поиска молодых талантов "Культурные Герои XXI Века". На нее были даны деньги, устроены фестивали, которые дали возможность каждому желающему заявить о себе. Приходи кто угодно: вот, занимаюсь я тем-то, послушайте меня, позовите сыграть в Москве, выплатите гонорар... Всего прошло около тридцати фестивалей в тридцати городах. Причем в столицах, Петербурге и Москве, такой фестиваль проходил не единожды. А в итоге - ни одного нового джазового имени нет. Ни один человек не проявился.
Джаз - эта не та область, в которую молодое поколение вкладывает сейчас свои способности. А те, кто вкладывает - это ремесленники, прекрасно знающие, в каком клубе они будут работать и сколько долларов за вечер им заплатят.
Вам жаль, что так происходит, или Вы считаете, что это нормальный ход вещей?
- Нисколько не жаль. Мне жаль другого: у нас плохая политика сохранения того, что уже было сделано. То, что не удосужились переиздать то, что могло бы быть переиздано. Та же "Богема", которая поддерживает сервер "Джаз.Ру", начала было политику переиздания. Блестяще переиздала Германа Лукьянова, Алексея Кузнецова, - потому что у нее есть доступ к архивам фирмы "Мелодия", но она делает очень мало.
Есть ли у вас человек, которого вы считаете своим идеалом, пусть не относящийся к музыке?
- Я над этим не задумывался. Постоянно всем чего-то не хватало. Мы жили в тех условиях, когда было не до идеалов, когда человек мог лишиться карьеры за то, что он сказал то, о чем хотел. Хотя, были люди, которые продолжали играть, будучи не принятыми в Союз композиторов... Идеал? Пожалуй, я даже плохо понимаю, о чем идет речь, когда мне задают подобные вопросы.
Может быть, есть люди, в которых Вы не видите недостатков?
- Нет. Пусть это звучит достаточно злобно, но я скорее во всех вижу больше недостатков, чем достоинств. Профессия у меня такая - критик - видеть то, чего человек мог бы и не делать, а он делает. Изобретает деревянный велосипед, слишком суетится перед коммерцией, слишком льстиво в публику заглядывает.
И не страшно Вам стать мизантропом и вообще разочароваться в жизни?
- Шестой десяток уже прожил кое-как. Я боюсь чего-то другого: подойдут в подворотне, нож приставят... А так - это не моя проблема.
Игорь Веселов,
Марина Корябина,
Инна Безугленко
|
