502 Bad Gateway

Откровенно говоря, в этом году я приехал в Тель-Авив главным образом с тем, чтобы побывать на репетициях оркестра HED Big Band, в котором нашли свою нишу многие мои приятели, новые знакомые.
До репетиций, которые проводились во второй половине дня по понедельникам, средам и пятницам, я с раннего утра бродил по своим старым "точкам" и в очередной раз замечал, что в центре города мало что меняется. 
В "Карнеги-холле" на Алленби, включив плэй-бэк, поигрывает какой-то саксофонист.
Рядом, на "Арбате", из своих многометровых деревянных дудок извлекает экзотические звуки американец, которого я встречаю всякий раз, приезжая в Израиль, с той лишь разницей, что в первый раз я видел его с одним таким инструментом, а сейчас он процветает - рядом с ним стоит веер из пары дюжин трубищ разного калибра. 
Хозяева кафе-фалафельной, что у рынка - все те же два гостеприимных господина, которые, как мне показалось, узнали меня и улыбнулись. 
Неподалеку, ближе к морю, в музыкальном магазине по-прежнему работает Миша Еготубов. Выйдя от него, я тут же встретил старую знакомую - особу с "паутинкой" в голове, которая тем же манером, с пятки на носок, и в прежнем хипповом прикиде фланирует по Алленби. 
На своем "законном" месте самозабвенно музицирует почтенного возраста скрипач Гриша - бывший музыкант ленинградского филармонического симфонического оркестра. За мастерство его прозвали королем Дизенгофа (одна из центральных улиц Тель-Авива - витрина и законодательница мод в Израиле; названа по имени и в честь жены первого мэра города).
Не изменился и состав труппы немногочисленных профессиональных нищих. Рано утром или к вечеру, то есть до и после работы, можно увидеть, как кто-нибудь из них с интеллектуальным видом беседует с дамой. А днем, облачившись в рубище и войдя в образ, он разваливается на подстилке прямо посреди оживленного тротуара. Рядом - радиоприемник, одна рука занята только что выпрошенной сигаретой, другую руку он картинно протягивает к пешеходам, с пафосом обращаясь за милостыней. Ну, там могут быть еще черные круглые очки, всклокоченная бородища, да и шуму от него исходит предостаточно. Разомлев от жары, он засыпает, но рука - на отлете за монетой. Никто его не трогает, так как считается, что он и так наказан сверху, раз занимается таким промыслом.
Выходя из не изменившего свой облик "блошиного рынка", что в арабском Яффо, я встретил шагающего с гитарой по направлению к Старому городу парнягу сильно блатного вида. Два года тому назад я видел его там крепко поддатого, горланящего в мат-перемат невообразимое попурри из обрывков блатных песен. Проходящим иностранцам смысла "произведения" понять было не дано, но надрыв, с которым оно исполнялось, вызывал с их стороны какое-то безотчетное сочувствие - монеты так и сыпались в его кепку.
Не изменились персонал, да и содержимое сувенирных магазинчиков. 
На Бен-Иегуда до сих пор существует небольшая картинная галерея с юмористическими картинами, персонажи которых - пейсатые ортодоксы. При случае не пройдите мимо - надорвете со смеху животики. Я случайно подсмотрел, как такой типаж, выбрав момент, когда около витрины не было народу, с большим интересом рассматривал эти картины, а потом, отойдя от них, долго и с явным удовольствием улыбался. 
Все еще никак не раскупят уже выцветшие на витрине сувенирной лавки майки с надписями: "Don't worry! Be Jewish!" или со словами, означающими в примерном переводе: "Я секретный агент израильской разведки. Я засекречен так, что не знаю сам, чем занимаюсь" или "Не беспокойся, Америка! Израиль за тобой!"
У шикарной "Тахана Мерказит" стоит многоэтажное здание заводского вида. Фасад его в состоянии какого-то долголетнего ремонта, торчат концы металлической арматуры. Когда-то с верхнего этажа выбросили огромный пружинный матрац. До мусорной кучи он не долетел, а на уровне 4-го или 3-го этажа напоролся на крючкообразную арматурину и висит на ней по сей день, как флаг. 
Но при всем этом отдельные районы города застраиваются огромными красивыми небоскребами.
Здесь, в 10 минутах ходьбы, на улице Перец, 5-7 - цель моей поездки в Тель-Авив, встреча со знакомыми музыкантами. Сюда, на репетиционную базу HED Big Band'а прибрел я после утренней прогулки. 
Этот оркестр был организован в 1991 году в HED Music Center в Ехуде (3, Alpert st., Yehud 56000, Israel; tel. 972-3-5360804, fax 972-3-5364973,E-Mail: HED0001@ibm.net) директором центра Иегудой Коэном при поддержке Центра абсорбции артистов-иммигрантов (the Center for the absorption of immigrant artists) Министерства образования и посреднической организации Jewish Agency.
HED Big Band - участник основных музыкальных событий в стране, джазовых фестивалей в Эйлате и Ашдоде, фестивалей израильской песни в Араде над Мертвым морем, кинофестивалей в Хайфе. Оркестр гастролировал в США и Южной Америке. С ним сотрудничают такие известные музыканты, как Мишель Легран, Тони Мартин, Питер Вертхаймер, Херб Померой и Арни Лоуренс.
Иегуда Коэн, музыкальный директор этого оркестра, - человек сурового вида, но мне кажется, что это еще один преданный идее романтик. При серьезных финансовых проблемах, сложностях с организацией выступлений, в конце концов, при том нелегком положении, в котором находится страна, он умудряется держать коллектив в хорошей форме. Три раза в неделю на репетиции съезжаются музыканты, живущие в разных городах страны.
Господин Коэн получил образование в музыкальном колледже Беркли, в Консерватории Новой Англии в Бостоне и Лоуэллском университете.
Ранко Рихтман - дирижер оркестра, профессионал европейского уровня, выходец из Югославии. Это элегантный, выдержанный, внешне похожий на Поля Мориа, обожаемый музыкантами человек. По их мнению, это редкий специалист своего дела. Огромное наслаждение наблюдать за тем, как он управляет оркестром, справляется с этими великовозрастными детьми.
Биг-бэнд представляет собой своеобразную модель абсорбции и сотрудничества музыкантов-олим и израильтян. 
Познакомился я с этим коллективом в конце 90-х. Тогда в нем играли музыканты из сабры (коренные израильтяне), олим (вновь приехавшие) и заезжие иностранцы: 
трубы/флюгельгорн*: Марек Букин, Олег Сташук, Майкл Золон;
тромбоны: Александр Клопов, Борис Полей, Борис Вулах, Шломи Альстер (Bass);
саксофоны: Гай Алмог (as), Дрор Бар-Израэл (ss, ts), Евгений Мергузов (as), Иланит Лев (ts), Алекс Альтшулер - (bar), Олег Шапиро (ts, fl);
фортепьяно - Семен Липкович;
бас-гитара - Илья Ворвореану;
акустический бас - Херберт Блюменцвейг;
электрогитара - Бенчи Халфон;
барабаны/перкуссия - Олег Акопов, Барак Бен-Цур;
постоянные друзья оркестра: Петер Вертхаймер (ts), Наум Переферкович (p), Мирель Резник (violin), Рики Манор (voc), Дафна Ви (voc). 
К началу текущего тысячелетия "перестройка" в оркестре завершилась. Результаты абсорбции таковы, что сильно изменилась "география" Hed Big Band'а, и сегодня в нем играют только "наши" музыканты:
трубы: Марек Букин (Донецк), Геннадий Литвак (Минск), Борис Вулах (Ленинград), Георгий Георгиев (София);
тромбоны: Иван Лебедев (Свердловск), Михаил Прохожаев (Донецк), Борис Полей (Чернигов), Андрей Савин (Грозный);
саксофоны: Роберт Анчиполовский (Киев) - as, Евгений Мергузов (Кишинев) - as, Ален Басин (Баку) - ts, Леонид Зубко - ts, Юрий Гейфман (Новосибирск) - bar;
фортепиано - Семен Липкович (Ленинград);
электрогитара - Юрий Чернышев (Челябинск);
барабаны - Олег Акопов (Одесса);
бас - Дмитрий Гродский (Ташкент).
С оркестром сотрудничают пианисты-композиторы-аранжировщики - Вячеслав Ганелин (Вильнюс) и Наум Переферкович (Рига). 
Итак, мы на одной из репетиций оркестра конца 90-х... Я, мало еще с кем знакомый, сижу в уголке с фотоаппаратом, присматриваюсь, прислушиваюсь... Чувствую, не зря попал сюда. Солируют отличные музыканты - тенорист Дрор Бар-Израэль, получивший музыкальное образование и долго игравший в США; альтист Роберт Анчиполовский, одаренный сын саксофониста Володи Анчиполовского; на флюгельгорне - мой приятель Боря Вулах. Шквал звуков сыгранных секций буквально вогнал меня в кресло.
Дирижер Ранко Рихтман сражается с группами... "ONE - and TWOO -, a' ONE, a' TWOO, a' THREE, a' FOUR! Этот человек заслужил памятник за терпение, с которым ему приходится работать с необычайно "дисциплинированным" русскоговорящим братом. Общение идет на английском, так как русского он не знает, а иврит у наших - в стадии познавания. Были времена, когда Ранко был на грани ухода из оркестра.
Вот подтягиваются опоздавшие, не без того. Если в это время у оркестра пауза, то вошедшего со всех сторон с невозмутимыми улыбками пикируют ядовитыми стрелами, "смакуя" его значимость, внешний вид, загадочное опоздание. Объект отвечает в том же духе и занимает свое место. 
Тогда в группе саксофонов на теноре играла энергичная и обаятельная молодая дама-сабра. Кроме музицирования, она была постоянно занята какими-то организационными делами. Ей был дан карт-бланш: она выходила, часто во время игры, возвращалась с какими-то бумагами, что-то записывала, опрашивала музыкантов, не халтуря, между прочим, когда добиралась до саксофона. В теперешнем составе ее нет - вышла замуж, пригласив музыкантов на шикарную свадьбу. Вот над ней-то летали почти би-бикающие стрелки. Наши с очаровательными улыбками изощрялись, как могли, прикидывали возможные причины ее подвижности, частых отлучек. Не зная русского, она женским чутьем понимала, что является центром их нежного внимания, но ответить не могла, и только легкая улыбка не сходила с ее лица. Вот это был свинг! Я пожалел, что был без диктофона. 
Когда на музыкантов уже нужно было спускать собак, Ранко, этот утонченный, выдержанный человек, чуть повышал голос, что свидетельствовало о степени его крайнего возмущения. Это охлаждало распоясавшихся, но до следующей паузы.
Стали обращать внимание и на меня, следить, как я реагирую на музыку. И уже в перерыве мы пили кофе, который музыкантам приготовила сотрудница музыкального центра, знакомились поближе, находили общих знакомых; а после репетиции двинули в шашлычную.
В мае 2001 года HED Big Band - чисто мужской русскоговорящий состав. С дирижером полное взаимопонимание. Музыканты моментально реагируют на замечания Ранко, почти все могут общаться с ним на иврите. После нескольких лет абсорбции он ведет счет уже примерно так: "ONE - and TWO -, a' РАЗ, a' ДВА, a' THREE, a' FOUR!" или "РАЗ - and ДВА -, a' РАЗ, a' ДВА, a' THREE, 'YEAH!"
Пианист Сеня Липкович усадил меня рядом с собой и все время, под недоуменными взглядами Ранко, веселит фокусами и анекдотами. Большой специалист!
На задней линии, в секции труб, Гена Литвак с хитрющей физиономией что-то постоянно травит Вулаху и Полею, отчего те расплываются в улыбках и периодически помахивают мне руками.
Преданно глядя в глаза все еще не очень продвинутому в русском языке дирижеру, тенорист Ален Басин через его голову пикирует пианиста Сеню Липковича; тот не остается в долгу. 
В перерыве я попытался было собрать весь бэнд, чтобы сделать памятный снимок, но это оказалось невозможным. Все заняты: Юра Гейфман проводит небольшой ликбез по наболевшему вопросу - как вести бизнес в оркестре; кто-то, стараясь добавить адреналину в кровь коллеге, перекладывает его ноты в чужую папку или прячет в шкафу мундштук от саксофона (дети!); да и мы с Мишей Прохожаевым ринулись в воспоминания - у нас оказалось много общих знакомых, так как в 60-х и 70-х мы бывали на одних и тех же джазовых фестивалях.
Вторую часть репетиции, как правило, проводит музыкальный директор. По принципу "Сначала менее хорошее, затем хорошее" он озадачивает расслабившихся информацией о финансовом положении оркестра; затем - просто музицирование в удовольствие и дирижера и музыкантов.
Репетиция закончена. 
А сейчас мы, по заведенной традиции, направляемся в шашлычную. Очень приличное заведение, где по доступным ценам - большой выбор шашлыков, кроме свиного, конечно. В ожидании блюда загружаем тарелки нарезанными овощами и зеленью, горами разложенными на столах, орошаем все это подсолнечным маслом или винным уксусом, разливаем напитки... Ах, эти доступные, условно-бесплатные горы овощей..., это сладкое слово "халява"!
Впереди у меня еще две встречи с этим оркестром.
Если Вам придется побывать в Тель-Авиве, постарайтесь встретиться с этим коллективом. Время даром не потеряете. Адрес вам уже известен.
И вообще, господа, не отсиживайтесь на своих американских кухнях, не изводите себя ностальгией. Время, конечно, ушло, но людей из той поры еще предостаточно, появляются и новые имена. Посещайте клубы, слушайте живую музыку, общайтесь с себе подобными. А если Вы горячий поклонник джаза, если Вы дока в вопросах бизнеса, да еще, если у Вас возникнет бредовая идея помочь (чем черт не шутит) этому оркестру, там, Наверху, это будет занесено в Книгу активов. 
Может быть, Вас воодушевит удивительный пример горячей любви к этому виду искусства московского пианиста, датского бизнесмена, шестидесятника Виктора Лифшица. Джазмэн из окружения Виталия Клейнота, обладающий безупречным музыкальным вкусом, Витя взял под свое крыло массу московских музыкантов. Под его фирменным знаком "JVL" выступают квартет ведущих московских тенор-саксофонистов и биг-бэнд, в котором собраны и талантливая молодежь и ветераны. Я не сильно посвящен в безусловные трудности ведения такого дела, немного пугает и возможная недолговечность этих проектов, но факт налицо. Именно в такой целеустремленной личности нуждается сейчас HED Big Band, готовый к выступлениям добротный джазовый оркестр. 
Мне на себе пришлось испытать Витину хватку. В 70-х, Виктор, научный сотрудник Института нейрохирургии им. Бурденко, преподносил своим коллегам истинные подарки, ангажируя на институтские вечера отдыха джазовых музыкантов. Однажды предстоял новогодний вечер, на котором должны были играть трубач Виктор Гусейнов, альт-саксофонист Валентин Ушаков, гитарист Алексей Кузнецов, басист Алексей Исплатовский и сам Виктор за роялем. Барабанщиком он выбрал меня. К его великому удивлению, у меня, тогда молодого сотрудника НИИ, своих инструментов не было. Но свое решение он менять не стал, через неделю нужен был ему именно я, и все тут. Дав взаймы определенную сумму и установив недельный срок, Витя вынудил, просто заставил меня сделать невозможное. Альт-саксофонист Виктор Алексеев обеспечил меня списком московских барабанщиков всех времен; проводя телефонный "маркетинг", я вызвал справедливое возмущение многих, кому, наверное, было не совсем приятным напоминание об их былой причастности к лабухам. В конце концов с помощью моего приятеля барабанщика Алика Салганика я обзавелся приличным "тройником" (бас-барабан, малый барабан и тарелка - ред.) и отыграл один из моих самых запомнившихся вечеров: витины сотрудники принимали музыку на ура. Потом тройник постепенно оброс до нормальной установки, и я мог поигрывать, подрабатывать. Может быть, и сейчас кое-какие барабанные части, оставленные мной на Ближнем Востоке, привносят свое звучание в общий саунд музыкального Израиля.
Жаль, что не могу рассказать об эйлатском биг бэнде - за время короткого пребывания в этом городе не успел познакомиться с ним. Знаю только, что руководил им тогда ленинградец Володя Габай, и большинство состава было из русскоязычных.
Не довелось мне пока познакомиться с существующим в Холоне биг бэндом, которым руководит луганский музыкант Володя Островский. 
Считаю своим долгом вспомнить добрым словом и приятелей, которые какое-то время жили в Израиле.
Черновицкий музыкант Ефим Шехтер, импозантный, всегда одетый с иголочки, в затемненных очках, прочно занял место в моей памяти. В 60-х на Украине, по-видимому, считали, что еврейская молодежь и так достаточно образована; так что он, в числе многих других, вынужден был учиться в российском воронежском ВУЗе. А может быть, это была мудрая стратегия - с помощью своего старшего, не всегда в меру щедрого, брата республика повышала уровень образования всех слоев населения. Так или иначе, но уже в 70-х я часто встречал на киевском Крещатике своих продвинутых знакомых - "воронежских" кандидатов и докторов наук.
Фима прилично играл на альт-саксофоне и почти каждый вечер музицировал с нами в молодежном кафе. 
Однажды он меня очень удивил. Забрели мы с ним в кафе в выходной для оркестра вечер. Народу полным-полно, все изнывают без живой музыки. На сцене кто-то пиликает на аккордеоне. Фима говорит: "Принеси-ка из музыкалки тройник", а сам пошел к аккордеонисту. Ну, думаю, очередная фимина хохма, на которые он был очень горазд. Я притащил тарелку, малый барабан и хай-хэт, бас-барабан стоял на сцене. Установив темп чуть выше среднего и ритм "ум-ца, ум-ца", он весь зал поставил "на рога". Вот это был сюрприз! Он на аккордеоне выделывал такое еврейско-молдавско-не знаю еще-какое, пульсировал так, что я буквально был разорван на части. Ну, думаю, повезло тем свадьбам, где играл Фима.
Потом, по фиминой инициативе, к нам приехала команда черновицких джазистов, в которой он играл. Оказалось, что они все такие же заводилы.
А уж этот эпизод просто грех не рассказать. Ростовский активист джаза, тоже, к слову, аккордеонист, Рафик Туишев пригласил наш состав принять участие в большом концерте, на котором выступали джазовые коллективы из разных городов. Вечером, после концерта, музыканты по заведенной традиции собрались в самом большом номере ростовской гостиницы "поговорить за джаз". Тогда, да еще после выступления, это считалось святым делом. По всем углам только и судачат о том, кто кого слышал, кто с кем и как играет, кто сбил долю в ритме и тому подобное. Когда один из ораторов вошел в полный раж, фимина рука легла ему на плечо. На вопросительный взгляд Фима серьезно выдал: "А ты любишь анекдоты?" Полная возмущения пауза. Я в недоумении тоже на стороне негодующих. Не верю своим ушам. Прервать разговор о святом! 
"Ну, люблю...". 
И тут началось! 
Анекдот - конечно же, отдельная тема, а анекдот от Фимы - это, что называется, тема в теме. После первой байки все стояли молча с открытыми ртами, заметно меняя настроение. После второго анекдота - заржали. В середине 60-х этот жанр культивировался, был на взлете, и все мы, казалось, были достаточно в нем искушенными, но анекдоты от Фимы сражали наповал. Начал он где-то около 11 часов вечера, и излагал до утра без перерыва. Номер был битком набит сбежавшимися из других комнат, стоял дикий, истерический хохот. Под утро, обессиленный, я ничком рухнул на койку, голова раскалывалась от боли, а Фима все травил и травил, выдавал замешанную на идише гремучую русско-украинскую черновицкую смесь. Он рассказывал уже не анекдоты, а какие-то были, просто говорил... А мы все хохотали и хохотали, разбитые напрочь.
Около 6 часов утра с серьезной, измученной физиономией и выпученными (наверняка, от головной боли) глазами теперь уже Фиму остановил вопросом президент донецкого джаз-клуба Виктор Дубильер: "Ты у нас будешь?". Через несколько недель нам предстояло выступление на очередном Донецком джаз-фестивале. Получив утвердительный ответ, Виктор буркнул: "Я тебя познакомлю...".
Заявляемся в Донецк. У поезда нас встречает Дубильер, а за спиной у него какой-то полненький человечек с хитрющей мордой, по всем признакам напичканный анекдотами. Здороваемся, обнимаемся. "А где Фима?" - спрашивает Витя. "А нет его", - отвечаем, "уехал на ПМЖ домой, в Черновцы". Вы бы видели, как поник витин спутник! Да и сам президент был разочарован - сорвался такой "джэм", который мог бы отдельной строкой быть записан в историю представительных донецких джазовых фестивалей.
Затем, по слухам, Фима эмигрировал в Израиль. И, конечно же, первым желанием Гдалия Левина по прибытии в эту страну было найти нашего старого товарища, но тот уже был где-то в Нью-Йорке. Ау, Фима! Ты где? Очень надеюсь, что тебя не задел недавний нью-йоркский кошмар.
Саксофониста Виктора Алексеева хорошо помнят и московские и тель-авивские его друзья. Поиграв соло на тель-авивской набережной, в местном "Карнеги-Холле", на "Арбате" и его окрестностях, Витя перебрался в Нью-Йорк. Неутомимый московский джазовый организатор, коллекционер, своеобразный музыкант, Виктор в 70-80-х годах принес огромную пользу клубному движению родного и горячо любимого им города. Сейчас в Москве большое количество джазовых музыкантов, и ему было бы, где развернуться. Я видел пару лет назад, с какой тоской он смотрел на обстановку раскрученного Александром Эйдельманом "Джаз-Арт Клуба" на Беговой, 5.
В Америке, и особенно в Нью-Йорке, обосновалось множество наших джазменов, часто стали наезжать туда и новые джазовые россияне. И там, за океаном, Витя устраивает концерты с их участием, памятные вечера, играет сам. Там тоже нужны свои люди. Так что будем считать, что Витя был полпредом джазовой Москвы в Нью-Йорке. Почему был? Да потому, что и тут ВРЕМЯ не оказалось на нашей стороне - он умер... Пусть и ему земля будет пухом. Так что место полпреда в Нью-Йорке вакантно.
Пожалуй, достаточно о Тель-Авиве. Вернемся на некоторое время в Цфат, где теперь живет мой друг. Здесь, в его апартаментах, по мере поступления финансов, близится к завершению долгострой студии звукозаписи, потребовавший основательной перестройки квартиры. Но я уверен в благополучном завершении этой серьезной затеи, так как техническими консультациями помогает ему тбилисец Володя Гогоберидзе, человек энциклопедических знаний, мастер на все руки; инженер-акустик и медик по образованию, он прекрасно знает аудио- и видео-аппаратуру, хороший дизайнер, поэт, меломан.
В этой студии хозяин, вместе с художником-фотографом Сашей Токаревым и Web-дизайнером Женей Львовым, создает звуковое сопровождение к рекламному компакт-диску о Цфате. В основе диска - серия чудесных Сашиных фоторабот. Демонстрационная версия готова, но для завершения работы необходима финансовая поддержка, которую они ждут от местных властей.
Забредают в студию друзья из богемы Старого Города; благо, он рядом. Одних интересуют тонкости компьютерного редактирования музыки, другие приходят послушать джаз или за советом по приобретению хороших записей. Кстати, в этом городке есть прекрасный магазин "Русская книга", который содержит минчанин Саша Гурин и дело свое, надо сказать, знает туго. Это - магазин-клуб, в котором постоянно тусуется читающая русскоязычная интеллигенция, имея возможность приобрести любые новинки. Здесь есть небольшая, но насыщенная классикой и джазом секция аудиокассет российской фирмы "Росмэн", джазовую политику которой определяет хороший мой знакомый, заядлый московский фэн Сережа Ленский. Эта продукция расходится на ура.
И, конечно, к Левину на сессии звукозаписи часто приезжают музыканты, которые совмещают полезное с приятным, ибо район Цфата - это прекрасный уголок природы, рай для туристов.
В десяти километрах от Цфата есть божественное местечко - город Рош-Пина с аккуратными зелеными улочками и колоритными их обитателями, тоже пристрастившимися к джазу. (Рош-Пина - "Краеугольный камень" - небольшой городок, уютно расположенный на склонах горы Ханаан в 25 км к северу от озера Кинерет. Здесь живет небольшая группа субботников, бежавшая в Палестину от религиозных преследований в России еще при царском режиме. Здесь находится развилка дорог: на север - к Ливану и на восток - на Голанские высоты. Часто здесь собираются музыканты, которые приезжают в пятницу - отдохнуть, пообщаться, поиграть. - авт.)
Мы садимся "на хвост" свердловчанину, пианисту-клавесинисту Саше Розенблату, который подбрасывает нас в Рош-Пину. Он живет неподалеку; и вечером мы наверняка встретимся с ним и его женой Машей Орлович, ленинградской художницей из цфатского Старого города. 
На одной из улочек Рош-Пины мастер по имени Миха содержит мастерскую, открытую так, что можно наблюдать процесс изготовления изделий из кожи; при мастерской - небольшое кафе, расположенное вдоль тротуара; рядом - обширный, окруженный огромными деревьями двор, в котором для обозрения расставлена приведенная в порядок старинная сельскохозяйственная техника - всевозможные плуги, бороны, косилки.
Кафе условно разделено на две части. Одна - для туристов, а другая - для местного общества. Традиционно, каждую пятницу, в летней кухне за мастерской Миха готовит полный огромный казан фасоли вперемешку с разобранными на части цыплятами и на маленьком огне оставляет его горячим на весь Шаббат. Его друзья и знакомые, в число которых входят и музыканты, по негласно заведенному порядку беспечно восседают в "своей" части кафе, оборотясь к улице, попивая арак (анисовая водка), сухое вино, покуривая, лениво переговариваясь и наблюдая за туристами. В ком проснулось чувство голода, направляется к казану за постоянно готовым блюдом. Здесь к его услугам белый хлеб, тарелки, приборы, моечная раковина. 
Чтобы хоть как-то понять причину такой гостеприимности, нужно видеть при этом состояние Михи - с лица, украшенного эспаньолкой, не сходит блаженная улыбка с прищуром, он счастлив. Миха постоянно в движении, но замедленном, с ленцой - то сопровождает в увешанную ковбойской утварью мастерскую изумленно озирающихся туристов, забредших сюда в Шаббат; то уделит пару минут млеющим приятелям, гостям; прогуливается на другую сторону улочки в мастерскую, где властвует его сосед Лени, кудрявый художник - мастер по стеклянным витражам.
Тут же, в мастерской Михи, часто спонтанно происходят джемы свободного музицирования в разнообразных стилях - от восточных до музыки кантри. Сам хозяин - неплохой перкуссионист. 
Оставив здесь инструменты, подкрепившись из михиного казана и поболтав со знакомыми, мы отправляемся на прогулку по живописному городку с заходом в небольшое кафе, где встречаемся с американцем Гершеном, отлично исполняющим блюзы под гитару. Он перебрался на ПМЖ сюда. Вообще, таких немало. Еще один знакомый "штатник" Дэвид, тоже гитарист, с высшим американским образованием по компьютерной музыке, прожив несколько лет в тихом Цфате со своей французской женой и произведя на свет пару детей, он выписал из благополучного мирного Парижа тещу; и они всем кагалом перебрались жить в поселение на палестинских территориях. А теперь, когда началась интифада, у Дэвида постоянно за поясом пистолет, а его теща, чтобы защитить внуков, шастает там с карабином за спиной. 
Периодически мы наведываемся на нашу временную базу к Михе, где мизансцена практически не меняется. Правда, один раз я видел это общество, как мне показалось, с оттенком то ли грусти, то ли озабоченности на лицах, ибо прошел слух, что полиция обнаружила накануне неподалеку укромную плантацию конопли и уничтожила ее. 
К первым звездам местная "богема" перебирается в малюсенькое кафе, примыкающее к мастерской Лени. Подъезжают и наши друзья из цфатского Квартала художников. Частенько заглядывают сюда молодые пары, приезжающие в Рош-Пину насладиться ароматом этого чудесного уголка, где гулять можно всю ночь. Появляется и бородатый Гершен с гитарой. Наверняка придет гитарист Эли Маген, внук русского композитора Александра Николаевича Скрябина. В крохотном кафе аншлаг. Впереди - Шаббат, отдых, приятное времяпрепровождение.
И снова мы в Цфате, на американской кухне, смакуем вылазку в Рош-Пину, слушаем последние, малоутешительные известия, передаваемые радиостанцией "Рэка". Где-то свирепствуют террористы, где-то бомбили, с обеих сторон есть погибшие, раненые. На самом-то деле, не где-то, а совсем рядом, изо дня в день, из года в год. Страна в постоянной борьбе с террором. 
И вот, уже не на кухне, а в зале московского "Джаз-арт клуба" мы общаемся с дорогим гостем клуба, москвичом Володей Кравченко. Уже несколько лет живет он в Холоне, что под Тель-Авивом, но в дела клуба посвящен настолько, что не мы, а сам Володя рассказывает о нем своим спутникам. Алик Эйдельман с жаром рисует ему баталии наших летних "Джазовых пароходов", и на такое мероприятие 2002 года Володя уже забронировал себе билет. После рассказа о моих израильских похождениях он воодушевился перспективой встречи с HED Big Band'ом, многие музыканты которого тоже живут в Холоне. 
Надо сказать, что он был удивлен обилием имен, некоторые из которых ему известны. А ведь я упомянул только тех, с которыми знаком близко, с кем часто доводилось встречаться. Но я знаю, что там живут, окруженные себе подобными, донецкий скрипач Боря Савчук, московский пианист и аранжировщик Игорь Перчук, черновицкий трубач Абрам Агашкин, московкий скрипач Эмиль Кунин, рижский саксофонист Борис Гаммер, минский пианист и педагог Илья Рахлин, ивановско-минский гитарист Юра Тимофеев, днепропетровский трубач Алик Антокольский, минский пианист Игорь Наймарк (племянник известного минского пианиста Алика Эскина)... 
Господа, не стесняйтесь называть имена тех, кто по каким-то критериям не попал в российскую джазовую элиту, рассказывайте о достоинствах своих друзей, знакомых, говорите об этом им самим. Наверняка есть что сказать. Бывает одного доброго слова достаточно, чтобы человек вышел из депрессии, поверил в себя. Плохое оставьте до недалекого лучшего будущего. Мы живем пока во времена острого дефицита доброжелательности, с искаженными понятиями о правилах социального общежития. Не изощряйтесь, не стоит создавать себе имидж за счет выдержанных по форме, но пренебрежительных, часто необъективных и некомпетентных оценок. Давайте жить дружно!
Надеюсь, что не очень утомил вас сумбурным путешествием по Израилю, многочисленными заочными знакомствами.
Вы, в свою очередь, сидя на своих американских, европейских, российских, израильских и тому подобных кухнях, возьмите лист бумаги, ручку или карандаш и сделайте свой первый шаг к укреплению объединяющего нас душевного слоя - набросайте список единомышленников. Сами увидите, что их не так уж мало. А там, смотришь, и рассказать что найдется. Помните о Книге активов Небесной канцелярии! 

Георг Искендер, Москва 
Литературный редактор - 
Игорь Рыбак (Мюнстер, Германия)