Французский квартал Нью-Орлеана - прямоугольник двух десятков улочек с односторонним движением, в которых застыла пестрая история этого города. Одной стороной он упирается в Миссисипи, противоположной - в Северную Рампарт-стрит, с боков тянется от Эспланэйд-авеню до Канал-стрит. Названия улочек столетиями не менялись, они выложены мозаикой на перекрестках тротуаров. Я стою на знаменитой Бербон-стрит, она же Рю Бурбон, а табличка напоминает, что во времена далекого испанского владычества она звалась Калле де Борбон. Это улица-легенда, как Арбат или Дерибасовская, она осталась в песнях и домашних преданиях, она всегда полна народу, там идет непрекращающийся карнавал. Один к другому прилепились кафе, бары и ресторанчики, антикварные лавки и эротические шоу с консумацией - дань традиции района Красных фонарей. Только что закончился фестиваль квартала, и многочисленные туристы со всего света не заметили, как начался следующий фестиваль - Новоорлеанский фестиваль джаза и наследия, 32-й по счету, на который я приехал, как посол доброй воли от города Одессы, как арт-директор Первого Джаз-карнавала в городе дюка де Ришелье. Чуть отойдешь от Бурбон, и сонный южный городок, то ли средиземноморский, то ли черноморский, окружит тебя, опутает ароматами тропических цветов, острых блюд в стиле кейджун, стайками туристов, развозчиками пиццы и пирожных, велосипедистами и неспешными открытыми авто.
А еще пара блоков, и начнутся небоскребы, современные отели и магазины. В переплетении скоростных хайвэев мелькнет белая арка в зеленый парк. На арке горящая надпись "Парк Луиса Армстронга". В глубине парка, вновь вдали от шума города XXI века - изваянный из бронзы величайший джазмен века ХХ - Луис Армстронг. Вокруг -десятка три журналистов, музыкантов, писателей, городских чиновников, пара камер, у микрофона мэр Нью-Орлеана черный крепыш Марк Мориэл: - Луис Армстронг вдохновлял не только каждого джазового трубача, но и всех джазовых музыкантов, как своих современников, так и музыкантов будущего. Махэлиа Джэксон была образцом певицы госпел до сих пор и будет вдохновлять будущих артистов. И мы горды, что они - новоорлеанцы. Мы воздвигли памятник Армстронгу, мы поставим памятник и Махэлии Джэксон. И наш Фестиваль джаза и наследия в год столетия Армстронга мы посвятим нашему великому земляку. На наш фестиваль съехались гости со всего мира. Со всего мира был я один. Передал ему свою визитку, объяснив, что хотел бы приветствовать фестиваль от имени Одессы и России. Но у крепыша был другой план. Тогда я оставил ему свое письмо с предложением Орлеану стать городом-побратимом Одессы. Действительно, они говорят, что джаз родился в их городе, мы говорим, что в Одессе. Надо побрататься и решить вопрос по-семейному. Ответа пока не дождался.
Среди собравшихся писатель и историк джаза Стэнли Крауч. Я радостно сообщил ему, что дублирую его в документальном фильме "Джаз", идущем у нас на самом широковещательном канале. Его черное лицо, мокрое от жары, как и все по-американски крупное тело, неодобрительно передернулось. - Фильм - говно, - довел до моего сведения потомок рабов. - Слишком уж большую роль этот Кен Бернс отводит белым. Это наша музыка.
Чтобы избежать джихада, я ретировался. Местный трубач Стимбоут Уилли предложил мне посетить другую местную тусовку. Там царил "Ориджинал Диксиленд Джаз Бэнд", да-да, тот самый, что в 1917 году записал первую джазовую пластинку. Только теперь этот ансамбль, все так же состоящий только из белых, возглавлял сын его первого лидера Джим ЛяРокка. Он любезно принял приветствие от Одессы и России, но как только я упомянул идущий у нас по четвергам на ОРТ монументальный сериал "Джаз", взъерошился. - Фильм - полное говно, - знакомая мысль излагалась теперь тоном итальянского мафиозо. - Эти ребята считают, что джаз изобрели черные, которые просто не умели играть. Я не расист, но кто бы ты ни был, - не можешь играть, отложи инструмент.
Не удержусь от комментария. В Америке смотрят свою версию - десять ДВУХЧАСОВЫХ серий, у нас же заграничное издание - двенадцать ОДНОЧАСОВЫХ. Разница, которую мы, к счастью, не видим - ВОСЕМЬ часов дебатов на расовые темы, увы, отдающих замшелой местечковостью. Наша версия - уравновешенная и объективная, для американцев же этот фильм - повод свести давние счеты. У них свой джазовый террариум, еще почище нашего. Чтобы избежать новой разборки, мы со Стимбоутом двинули на маленький фуршет, устраиваемый кем-то из учредителей фестиваля. Горы плова (по-местному джамбалайя), куриных крылышек, ящики ледяных банок пива и кока-колы ждали нас в палатках на территории какой-то автостоянки; тут был народ самый разнообразный и добродушный - халява и в Африке халява.
- А, из России, - заулыбался черный седой толстяк, оторвавшись от пластиковой тарелки. - Я композитор и контрабасист. Русские композиторы и контрабасисты лучше всех. Для меня образцом был русский контрабасист, этот, как его .. забыл... а, Сергей Кусевицкий!
А вечером Стимбоут Уилли позвал меня к себе в Трико-Хаус на 711 Бурбон-Стрит. Он работает там каждый вечер с 7 до 11, в соответствии с адресом. Это была встреча с неожиданной музыкой, и чем дальше, тем больше я убеждался, что сегодня это самый необычный джаз-ансамбль Нью-Орлеана.
Они играют популярные песенки-куплеты 20-х и 30-х годов, те, до которых не дошли руки у джазменов той поры. До других дошли, и они стали джазовыми стандартами, вечнозелеными, эвергринами, а до других не дотянулись. Армстронг делал джаз из любой песенки. Стимбоут Уилли пробует свои силы на нетронутом материале. Он ни на кого не похож. Именно его я и пригласил на Одесский джаз-карнавал в августе этого года. Но о карнавале как-нибудь потом, а пока о фестивале в Новом Орлеане. Я не опишу его. Потому что описать его невозможно. На площади местной ярмарки - это свыше сотни гектар - десятки точек, где постоянно что-то происходит. Одних концертных площадок - одиннадцать. И на каждой (с одиннадцати до семи) от пяти до десяти ансамблей один за другим. Если пять, то один дает очень большой концерт. Билет на весь день стоит от 15 до 20 долларов (заранее дешевле, на входе дороже). На территории вход всюду свободный, а если проголодались, хотите выпить, или купить сувенир, майку, бандану, шляпу, зонтик, очки, книги, пленки-диски, амулеты, изделия мастеров или художников - это на каждом шагу и на любой вкус. Это - зона. Вышел - назад бесплатно не войдешь, плати снова. Музыка разнообразнейшая. Традиционный джаз - от черного "презервационного" до белого диксиленда всех разновидностей, классический свинг и бибоп, современный джаз в его афро-американском виде, рок, фанк, соул, госпел, фьюжн, кейджун, зайдеко, бразилиен, африкен, афро-кубан, пуэрто-рикан и целый набор музыки индейцев бассейна Миссиссиппи. И даже наш одесский клезмер. Плюс документальные фильмы, конференции, встречи с музыкантами, писателями и исследователями джаза и фольклора, уличные парады, ряженые, да еще какие ряженые!
А под тентом, где играют традиционный джаз, Луису Армстронгу посвящалось все. Тут царили трубачи - от Николаса Пэйтона и Роя Харгрова до Лероя Джонса, Грегга Стаффорда и Стимбоута Уилли. И главная традиция для публики - Секонд Лайн, Вторая Очередь. Об этом отдельно, потому что я хочу эту традицию перенести к нам. Лишь только когда ансамбль начинает мелодию в определенном темпе (чуть живее стандартного марша, но, конечно, с акцентом на слабую, а не на сильную долю ритма), часть публики (они обычно сидят на первом ряду или на крайних местах в проходах) встают, вздевают кверху смешные, маленькие, яркие, увитые бахромой и лентами зонтики, похожие больше на старинные абажуры, чем на средства защиты от солнца и тем более от дождя, и, двигаясь друг за другом, начинают танец, напоминающий движения человека, больного радикулитом и одновременно старающегося освободиться от залезшего к нему под рубаху, майку, юбку или в штаны крупного насекомого, при этом еще опасающегося поскользнуться на банановой кожуре и то ли отбивающегося от налетающих на него птиц, то ли делающего кому-то предупреждающие знаки, выражающего лицом попеременно наслаждение, отвращение и недоумение всем, кто не следует его примеру. А участвовать в Секонд Лайне слетаются из всех штатов, даже с Аляски. Это настолько зажигающе и увлекающе, так неподдельно, обаятельно, колоритно, что мой знакомец, солидный человек, занимающий крупную должность, вдруг увидев меня, вскочил, кинул мне фотоаппарат и с криком "Сними меня!" заплясал так, что на него стали оглядываться даже видавшие виды секондлайнеры. В преддверии сумерек, когда все заканчивалось, десятки тысяч зрителей выходили из ворот в тихий вроде бы город, их вдоль улиц встречали десятки мальчишек, игравших на трубах, тромбонах и саксофонах вместе и порознь, выбивающих сложнейшие ритмы на собранных в кучу всевозможных ударных инструментах, банках, склянках, тазах и корытах, виртуозно бьющих тэп-чечетку кто кого перетанцует, радостных, счастливых и ничего ни у кого не просящих, просто для удовольствия, "just for fun".
И джаз продолжался в квартале, в десятках клубов, кабачков, веранд и ресторанчиков, разный, горячий - от блюза и свинга до рока и фанка. Я улетал домой в полной уверенности, что он здесь не кончится никогда.
А у нас все это, пусть в миниатюре, будет в сентябре в Одессе. Не пропустите!
P.S. Многие спрашивают меня, что творится с моим клубом. О причинах его закрытия мы с Майей Кочубеевой заявили в открытом письме, которое опубликовано в "Полном джазе". Теперь Клуб Алексея Баташева - телепередача, которая выходит на канале "Столица" в последнее воскресенье каждого месяца в 20.00. Ее делает режиссер Николай Симанков на телекомпании ВКТ.
Французский квартал Нью-Орлеана - прямоугольник двух десятков улочек с односторонним движением, в которых застыла пестрая история этого города. Одной стороной он упирается в Миссисипи, противоположной - в Северную Рампарт-стрит, с боков тянется от Эспланэйд-авеню до Канал-стрит. Названия улочек столетиями не менялись, они выложены мозаикой на перекрестках тротуаров. Я стою на знаменитой Бербон-стрит, она же Рю Бурбон, а табличка напоминает, что во времена далекого испанского владычества она звалась Калле де Борбон. Это улица-легенда, как Арбат или Дерибасовская, она осталась в песнях и домашних преданиях, она всегда полна народу, там идет непрекращающийся карнавал. Один к другому прилепились кафе, бары и ресторанчики, антикварные лавки и эротические шоу с консумацией - дань традиции района Красных фонарей. Только что закончился фестиваль квартала, и многочисленные туристы со всего света не заметили, как начался следующий фестиваль - Новоорлеанский фестиваль джаза и наследия, 32-й по счету, на который я приехал, как посол доброй воли от города Одессы, как арт-директор Первого Джаз-карнавала в городе дюка де Ришелье.
Чуть отойдешь от Бурбон, и сонный южный городок, то ли средиземноморский, то ли черноморский, окружит тебя, опутает ароматами тропических цветов, острых блюд в стиле кейджун, стайками туристов, развозчиками пиццы и пирожных, велосипедистами и неспешными открытыми авто.
- Луис Армстронг вдохновлял не только каждого джазового трубача, но и всех джазовых музыкантов, как своих современников, так и музыкантов будущего. Махэлиа Джэксон была образцом певицы госпел до сих пор и будет вдохновлять будущих артистов. И мы горды, что они - новоорлеанцы. Мы воздвигли памятник Армстронгу, мы поставим памятник и Махэлии Джэксон. И наш Фестиваль джаза и наследия в год столетия Армстронга мы посвятим нашему великому земляку. На наш фестиваль съехались гости со всего мира.
Со всего мира был я один. Передал ему свою визитку, объяснив, что хотел бы приветствовать фестиваль от имени Одессы и России. Но у крепыша был другой план. Тогда я оставил ему свое письмо с предложением Орлеану стать городом-побратимом Одессы. Действительно, они говорят, что джаз родился в их городе, мы говорим, что в Одессе. Надо побрататься и решить вопрос по-семейному. Ответа пока не дождался. 
- Фильм - говно, - довел до моего сведения потомок рабов. - Слишком уж большую роль этот Кен Бернс отводит белым. Это наша музыка.
- Фильм - полное говно, - знакомая мысль излагалась теперь тоном итальянского мафиозо. - Эти ребята считают, что джаз изобрели черные, которые просто не умели играть. Я не расист, но кто бы ты ни был, - не можешь играть, отложи инструмент. 
Чтобы избежать новой разборки, мы со Стимбоутом двинули на маленький фуршет, устраиваемый кем-то из учредителей фестиваля. Горы плова (по-местному джамбалайя), куриных крылышек, ящики ледяных банок пива и кока-колы ждали нас в палатках на территории какой-то автостоянки; тут был народ самый разнообразный и добродушный - халява и в Африке халява. 
Я не опишу его. Потому что описать его невозможно. На площади местной ярмарки - это свыше сотни гектар - десятки точек, где постоянно что-то происходит. Одних концертных площадок - одиннадцать. И на каждой (с одиннадцати до семи) от пяти до десяти ансамблей один за другим. Если пять, то один дает очень большой концерт. Билет на весь день стоит от 15 до 20 долларов (заранее дешевле, на входе дороже). На территории вход всюду свободный, а если проголодались, хотите выпить, или купить сувенир, майку, бандану, шляпу, зонтик, очки, книги, пленки-диски, амулеты, изделия мастеров или художников - это на каждом шагу и на любой вкус. Это - зона. Вышел - назад бесплатно не войдешь, плати снова.
Музыка разнообразнейшая. Традиционный джаз - от черного "презервационного" до белого диксиленда всех разновидностей, классический свинг и бибоп, современный джаз в его афро-американском виде, рок, фанк, соул, госпел, фьюжн, кейджун, зайдеко, бразилиен, африкен, афро-кубан, пуэрто-рикан и целый набор музыки индейцев бассейна Миссиссиппи. И даже наш одесский клезмер. Плюс документальные фильмы, конференции, встречи с музыкантами, писателями и исследователями джаза и фольклора, уличные парады, ряженые, да еще какие ряженые! 
Лишь только когда ансамбль начинает мелодию в определенном темпе (чуть живее стандартного марша, но, конечно, с акцентом на слабую, а не на сильную долю ритма), часть публики (они обычно сидят на первом ряду или на крайних местах в проходах) встают, вздевают кверху смешные, маленькие, яркие, увитые бахромой и лентами зонтики, похожие больше на старинные абажуры, чем на средства защиты от солнца и тем более от дождя, и, двигаясь друг за другом, начинают танец, напоминающий движения человека, больного радикулитом и одновременно старающегося освободиться от залезшего к нему под рубаху, майку, юбку или в штаны крупного насекомого, при этом еще опасающегося поскользнуться на банановой кожуре и то ли отбивающегося от налетающих на него птиц, то ли делающего кому-то предупреждающие знаки, выражающего лицом попеременно наслаждение, отвращение и недоумение всем, кто не следует его примеру. А участвовать в Секонд Лайне слетаются из всех штатов, даже с Аляски. 
Это настолько зажигающе и увлекающе, так неподдельно, обаятельно, колоритно, что мой знакомец, солидный человек, занимающий крупную должность, вдруг увидев меня, вскочил, кинул мне фотоаппарат и с криком "Сними меня!" заплясал так, что на него стали оглядываться даже видавшие виды секондлайнеры. 
В преддверии сумерек, когда все заканчивалось, десятки тысяч зрителей выходили из ворот в тихий вроде бы город, их вдоль улиц встречали десятки мальчишек, игравших на трубах, тромбонах и саксофонах вместе и порознь, выбивающих сложнейшие ритмы на собранных в кучу всевозможных ударных инструментах, банках, склянках, тазах и корытах, виртуозно бьющих тэп-чечетку кто кого перетанцует, радостных, счастливых и ничего ни у кого не просящих, просто для удовольствия, "just for fun".