Встреча состоялась в посольстве и… поначалу не дала никаких ответов. Оказалось, что мы действительно все очень разные - и по-человечески, и в творческом плане. Темпераментная Жанна Ильмер - в прошлом ученица маэстро Осейчука, а ныне его коллега по педагогической работе в Гнесинке - в исполнительстве ориентируется на современный мэйнстрим в духе Кенни Гарретта и Майкла Бреккера. Спокойный и невозмутимый гитарист Алексей Бадьянов придерживается, пожалуй, еще более консервативных взглядов на джаз, тяготея к свинговой архаике. Новосибирский тромбонист Олег Голюнов, концертмейстер симфонического оркестра, в последнее время джаз играет мало - давным-давно мы с ним участвовали в записи диска "Журнал джазовой иммунологии", в котором мэйнстрим сочетался со свободной импровизацией. Я же со своими авангардными пристрастиями вписывался в эту компанию из рук вон плохо. И, честно говоря, после первой встречи счел свои волнения обоснованными и стал внутренне готовиться к сюрпризам.
Долгая дорога, тем не менее, сближает - а перелеты предстояли немалые. Из Москвы вылетели во Франкфурт и в тамошнем ресторанчике два часа травили анекдоты, загибаясь от смеха и периодически сползая под стол. Нашли кучу общих знакомых - тесен музыкальный мир. И уже при посадке в самолет на Чикаго наш маленький коллективчик представлял собой уже нечто однородное. Причем пятый человек в нашей делегации - сопровождающий Дмитрий Климентьев - великолепно в этот коллектив вписался, моментально став из официального лица совершенно своим человеком. Сказался и опыт общения с джазовой средой: Дима уже дважды возил нашу молодежь на фестиваль в Айдахо - и человеческая притягательность и открытость, и способность брать на себя и моментально разрешать самые сложные проблемы. Повезло нам с сопровождающим!
Вскоре начались и первые приключения. В чикагском аэропорту выяснилось, что рейс на Луивилль задерживается. Ничего не поделаешь - облюбовали себе местечко на полу в закутке огромного аэропорта. Прошло четыре часа, пять, шесть - никакой информации. Вскоре выяснилось - все рейсы в Кентакки отменены из-за плохой погоды. Пришлось заночевать в гостинице - хотя слово "пришлось", наверное, неуместно, ведь отель оказался превосходным. Да и наша прогулка по Чикаго на следующий день получилась просто чудесной - пофотографировавшись у легендарной Сирс-Тауэр (самого высокого небоскреба в Америке) и отведав фастфудовских изысков, дружная компания направилась обратно в аэропорт, славя программу "Открытый мир", оплатившую все наши расходы по непредвиденной задержке.
Авиакомпанию нам пришлось сменить, и вместо Луивилля нас поначалу направили в Цинциннати. А там новый сюрприз - до конечной точки пути билетов нам не дают, хотя мы их и заказали. Буквально до самого взлета делегация пребывала в неведении относительно того, полетим ли мы сегодня или нет. Внутренне готовились к очередной прогулке, шутливо предполагая скитания по городам и штатам. Но все обошлось - в самолет нас все-таки посадили за пять минут до взлета, так что до Луивилля в конце концов мы долетели. Чего не скажешь о нашем багаже - он завис где-то в Чикаго, а тромбон Олега Голюнова почему-то вообще отправился в Вашингтон. Тут же вспомнился анекдот о пассажире, который на регистрации просит отправить один его чемодан в Токио, а другой - в Париж. В аэропорту удивляются - а зачем такое нужно. "Но ведь в прошлый раз было именно так", - отвечает пассажир…
Багаж вернулся к нам на следующее утро целым и невредимым.

2. Знакомство с руководителями
Необычайно длительный срок нашего пребывания в Луивилле (для "Открытого мира", как уже писалось выше, это необычно) объяснялся тем, что здесь одно за другим намечались два события - конференция Международной ассоциации джазовых школ (IASJ) и, собственно, одна из таких школ, организованная Джейми Эберсолдом. Об этом нас просветил в первый же день Майкл Трэйси (Michael Tracy) - профессор джазового факультета школы музыки Луивилльского университета, замечательный саксофонист и педагог, активность которого выходит далеко за пределы Луивилля и вообще Соединенных Штатов. Контакты с джазовыми отделениями университетов Бразилии, Финляндии, Эстонии, разработка программ обучения джазу, музыковедческая деятельность (опять-таки на джазовом материале) - всем этим Трэйси занимается с фантастической энергией. Пару лет назад Майкл посетил Россию, был в Москве, Питере, Ярославле; делегацию "Открытого мира" он принимает на своем факультете уже третий раз. На первой встрече разговор то и дело прерывается звонками - до открытия конференции остался один день, и всю организационную часть Трэйси тащил на себе.
Конференция IASJ - не просто теоретическое мероприятие, а самая что ни на есть творческая лаборатория. На нее приезжают педагоги и студенты со всего джазового мира. Пять дней студенты работают в джаз-ансамблях под руководством педагогов; каждым ансамблем руководят два педагога, причем принципиально - из разных стран. Студенты, впрочем, тоже непростые, прошедшие отбор в своих университетах. Кроме работы в комбо у конференции есть и теоретическая часть - встречи с педагогами, выдающимися музыкантами. А подлинная практика - ежедневный джем-сешн, причем каждый день - на новом месте; в клубе “Jazz Factory”, в холле огромного отеля и даже на пароходе, совершающем прогулки по реке Огайо.
Арт-директор у ассоциации тоже весьма неординарный - легендарный саксофонист и, не побоюсь этого слова, джазовый гуру Дэвид Либман (David Liebman) - музыкант, которому удалось за свои 60 с лишним лет переиграть практически со всеми звездами джаза, от Майлза Дэйвиса до Чика Кориа. Выработав свой собственный оригинальный исполнительский стиль, Либман весьма активно его пропагандирует в собственных теоретических работах и школах, ведет мощную педагогическую деятельность. Конференции IASJ - это его детище; сам он внешне ни во что не вмешивается, но его присутствие всегда зримо и ощутимо - очень похоже на Майлза, уже одно появление которого на сцене стимулировало музыкантов. Впервые мы увидели Либмана на прослушивании студентов - их распределяли по ансамблям и педагогам. Мрачноватый, сосредоточенный, он прогуливался по залу, буравя взглядом очередной состав, выходивший на сцену. Позднее, в общении на джемах и его мастер-классе, мы увидели другого Либмана - общительного, живого, остроумного, не строящего никаких барьеров между собой и собеседником.
Отсутствие звездности у звезд вообще сильно бросалось в глаза. Легендарный тромбонист Дэвид Бэйкер (David Baker), один из основоположников методики преподавания стиля би-боп, впоследствии долгое время возглавлявший Ассоциацию джазовых педагогов США, не стесняясь, рассказывал о своих попытках овладеть музыкальной грамотой в молодости. Ничего удивительного в этом, впрочем, нет - в сороковых и пятидесятых будущие джазисты учились по аудиозаписям и изобретали собственную терминологию - ведь джазового образования и в помине не было!
Именно такие подвижники, как Дэвид Бэйкер, создали джазовую педагогику буквально с нуля, перенеся собственный практический опыт освоения джаза на широкую аудиторию. Все обучение, по сути, сведено к накапливанию объема стереотипных моделей, каждая из которых применяется для обыгрывания определенной гармонической структуры. Модели чуть ли не зазубриваются всеми доступными средствами. Занятия Бейкера представляют необычное российскому педагогу зрелище - в большой поточной аудитории человек триста пропевают, а затем играют на своих инструментах одну модель, потом другую, третью… Тут же определяют, от какой ступени строится та или иная попевка, пропевают все остальные ступени вразброс. "Теоретическими" такие занятия можно назвать с большой натяжкой - стройной теории Бэйкер не дает, да и вообще, как мы позднее выяснили, обучение джазу в США сугубо практическое. Наше родное сольфеджио явно отрицается. Да, в Америке принципиально другая культура преподавания, - но какие результаты!
Пожалуй, Джейми Эберсолда (Jamie Aebersold) можно назвать живым олицетворением американской системы преподавания джаза. Эберсолд если и не изобрел знаменитые "минусовки" (в США их называют "play-along"), то, по крайней мере, поставил их на поточное производство, причем привлек к этому производству именитых музыкантов. Минусовки Эберсолда известны во всем джазовом мире, они охватывают практически все существующие стили - от би-бопа до джаз-рока. Естественно, программа обучения по Эберсолду основана в значительной степени на последовательном освоении минусовок, которые аккуратно систематизированы по томам и номерам в соответствии со стилистикой и степенью сложности. В создании своей системы Эберсолд, как и Бэйкер, исходил опять-таки из собственного опыта, в том числе и опыта обучения музыкальной грамоте. Для человека с классическим образованием его методы выглядят несколько доморощенными; в свою очередь, сам Эберсолд решительно отрицает все классические методы - в частности, академическое сольфеджио, считая его непригодным для джазиста. Лекции Эберсолда - это настоящее шоу в американском духе, изобилующее видеопоказами, лозунгами (к примеру, "регулярные занятия - лучший друг музыканта") остротами и цитатами из изречений столпов джаза (одно из них, принадлежащее Майлзу Дейвису, запомнилось более всего - "нужно потратить много времени, чтобы научиться играть как ты сам"). Джейми и сам как нельзя лучше соответствует имиджу шоумэна - для своего возраста (67 лет) он невероятно энергичен, артистичен и остроумен, Из многочисленных анекдотов от Эберсолда вспоминается такая история: как-то к нему пришла дама и сказала: "Джейми, мой сын занимается дома на саксофоне по вашим минусовкам. Не могли бы вы для разнообразия давать счет хотя бы до пяти?"

Наконец, нельзя обойти стороной еще одну из неординарных личностей, встреча с которой весьма вдохновила участников конференции. Гарри Пикенз (Harry Pickens), талантливый пианист, к 46 годам собравший все мыслимые и немыслимые джазовые премии, говорил с присутствовавшими на конференции студентами совсем не о фортепианной игре. Речь шла об очень важных для музыканта вещах - о поведении на сцене, о повышении собственной самооценки, об уверенности и, как выразился Пикенз, "доверии музыке внутри себя". В конце встречи пианист провел настоящий сеанс медитации - с расслаблением, концентрацией на позитиве, духовном подъеме, и с завершающей мантрой - “I trust the music within me” ("Я доверяю музыке внутри себя"). После встречи остались удивительные ощущения - хотелось петь и радовать всех окружающих… Вероятно, сыграло роль и личное обаяние Пикенза - этот худощавый чернокожий гигант ростом выше двух метров на протяжении полуторачасовой лекции просто светился человеческим теплом, щедро расточая улыбки. И еще - за все три недели пребывания в джазовой педагогической среде я лишь от одного Гарри Пикенза услышал исполнение классического произведения - прелюдии из ХТК Иоганна Себастьяна Баха, причем исполнено это было блестяще.
Но, конечно, одними встречами и разговорами первая неделя не ограничивалась. Что же происходило на конференции в практическом смысле? На то будет отдельная глава в нашем повествовании.

3. Пытка джазом номер раз
Как упоминалось ранее, львиная доля времени на конференции была отведена именно на работу в комбо под руководством опытных педагогов. Задача превратить разрозненную группу молодых музыкантов, ранее никогда не игравших вместе, в единый коллектив за пять (!) дней - весьма непроста. Видимо, поэтому на каждый коллектив выделялось по паре педагогов, а студенты-подвижники, сознавая необходимость большего, чем это отведено расписанием, времени для совместных репетиций, использовали чуть ли не каждые по случаю освобождавшиеся полчаса. Иначе чем объяснить, что даже во время обеденного перерыва почти все аудитории в Школе музыки были заполнены активно "джазирующими" ансамблями?
Сложность в сотворении качественного комбо из представителей разных стран усугублялась еще и национальными особенностями восприятия и транслирования джазовой музыки, различиями в традициях преподавания. Безусловно, молодая Америка обладает более глубокими традициями преподавания джаза, чем старушка Европа, по вполне понятным причинам. Но любая неамериканская школа привносит в джаз национальное своеобразие. На международной конференции это было особенно заметно. У португальцев и бразильцев, к примеру, выявилось большее тяготение к модальной игре (не случайно португальские студенты все время норовили предложить для джема темы Шортера и Дэйвиса). Итальянцы при всей их динамичности оказались более традиционными в плане мышления. Весьма классичными выглядели французы и австрийцы. Японские музыканты, напротив, склонялись к модерну, применяя далекие обыгрывания и причудливые замены. Греки вносили явный балканский колорит даже в би-боп.
При такой разношерстности, сравнимой разве что с вавилонским столпотворением, педагоги (напомним, что с каждым из семи комбо работали по два преподавателя) нашли, пожалуй, единственно правильный подход. Практически во всех коллективах отказались от "джемоподобного" игрища и избрали для демонстрации на публике оригинальные композиции, предложенные самими студентами. Соло в большинстве коллективов также распределили таким образом, чтобы каждый смог ярко показать себя именно в той стилистике, которая ему ближе, и при этом не противоречил бы своей игрой характеру темы. Такая модель, впрочем, была опробована в первый же день конференции на концерте педагогов - с той лишь разницей, что в отличие от итоговых студенческих концертов в выступлении преподавателей было несколько больше стандартов. Неудивительно - на подготовку у педагогов было всего полдня!
Пожалуй, единственными, кто в этой ситуации оказался не у дел, были, как ни странно, мы. Получилось так, что участники программы "Открытый мир" по статусу не попали ни в ранг педагогов, ни в студенческий состав. Впрочем, и нам было чем заняться - организаторы запланировала концерт "гостей из России" на последний день конференции. Но сложность заключалась в том, что у нас в составе не было ни барабанщика, ни басиста. К тому же проблема "причесывания" стилистической разноплановости оказалась для нашей делегации не менее актуальной, чем для многонациональных комбо. Два-три дня ушло на то, чтобы определиться с репертуаром. Поначалу мнения разделились - играть ли оригинальные произведения или хорошо известные стандарты? В конце концов решили перемешать композиции Алексея Бадьянова и мои с би-бопом и эллингтоновскими балладами. Параллельно наседали на бедного Майка Трэйси, который, и так перегруженный организаторскими проблемами, каждый раз очень внимательно нас выслушивал и неизменно бежал дальше - отвечать на бесконечные телефонные звонки. Чувствуя, что в такой ситуации спасение утопающих может быть только делом их рук и ног, я обратился к одному из педагогов - удивительному пианисту Майклу Джефри Стивенсу (Michael Jefry Stevens), с которым мы очень сдружились (на какой почве - будет сказано позднее). И он предоставил нам ритм-секцию своего ансамбля. Швейцарский барабанщик Доминик Фрей (Dominic Frey) и контрабасист из Мичигана Эндрю Кратцат (Andrew Kratzat), несмотря на юный возраст, оказались вполне опытными, к тому же заинтересованными в освоении нового материала. Единственное удручающее обстоятельство - на репетиции с ритм-группой у нас был всего один час в день, который выкраивался из того же обеденного перерыва. Ведь у ребят все остальное время было расписано! Тем не менее, выступление "Open World Ensemble" (как нас представили в программе) в ресторане "Мастерсон" прошло весьма прилично.

О "Мастерсоне" - особое слово. Ресторан, в котором участники конференции регулярно и обильно питались, потчевал посетителей не только кулинарными изысками в американском стиле, но и джазом. Организаторы попытались сделать обеденную музыкальную программу разнообразной - так, в первый день конференции слух аудитории услаждал местный коллектив “Bluegrass Meets Jazz”, запомнившийся забавной интерпретацией блюза Телониуса Монка “Blue Monk”. Во второй день играл сам Джейми Эберсолд, являя своей игрой учебное пособие для молодых музыкантов - настолько характерными были используемые в его импровизациях попевки. Бразильские музыканты во главе с замечательным пианистом Ренато Васконселосом (Renato Vasconcellos), преподавателем из университета Сан-Пауло, продемонстрировали подлинную лирику босса-новы, которую небразилец может лишь с той или иной степенью достоверности сымитировать. Наш пестрый коллективчик, как уже упоминалось, выступал в последний день конференции - в пятницу. А в среду на обеде играли джем. Джем играли и в понедельник - в холле громадного отеля, обитатели которого слетелись на звуки музыки, словно мотыльки на свет лампы; играли и во вторник в именитом клубе “Jazz Factory”, где под конец джема Либман сменил сопрано-саксофон на фортепиано, став темой для обсуждения на все последующие дни. Играли джем и в ту же среду вечером, на борту архаичного теплохода, обстановка которого недвусмысленно ассоциировалась с Новым Орлеаном. Впрочем, многие предпочли "джемованию" релаксацию на верхней палубе, неторопливое общение и любование красотами побережья реки Огайо. Музыканты явно были перегружены свингом. В голову приходили мысли об альтернативе. И она не заставила себя ждать.

4. Альтернатива
Альтернатива пришла в образе Майкла Джефри Стивенса, которого я заметил уже во время преподавательского концерта. Не заметить его, впрочем, было невозможно - на фоне господства всепоглощающего свинга его выступление в дуэте с мичиганским трубачом Эдом Сарат (Ed Sarath) выглядело настоящим открытием. Дуэт исполнял спонтанную импровизационную пьесу. Удивительно, что, будучи человеком огромного роста, Стивенс необычайно нежно прикасался к клавишам, словно лаская их - получился такой лирично журчащий Сесил Тэйлор. А Эд Сарат на флюгельгорне не играл, а именно пел - длинными, мягкими тонами, из которых постепенно складывалась широкого дыхания мелодия. Среди отчаянно свингующих эта пара казалась пришельцами из другого мира… Переполненный впечатлениями от игры дуэта, я нашел Майкла после концерта. Завязался разговор. Мы очень быстро поняли друг друга - оказалось, что в музыке мы говорим на одном языке, оперируем одними и теми же понятиями. Стивенс - не только пианист, но и композитор, глубоко осведомленный в современных музыкальных новациях. Живет он в Мемфисе, куда недавно переехал из шумного Нью-Йорка. Как и многие американские авангардисты, Стивенс выступает в основном в Европе. Обменялись дисками; стали подумывать об альтернативном джеме. Какое-то время потребовалось на поиск единомышленников. В итоге нас, "отколовшихся", оказалось шестеро. Уединившись в репетиционном классе, мы начали наш музыкальный заговор, в котором каждый играл свою, особую роль. Швейцарский барабанщик Марк Хальбер (Marc Halbheer) (накануне он признался, что свободная и этническая музыка ему гораздо ближе, чем свинг) поразил богатой нюансами игрой и чуткостью к солистам, тонкостью звукоизвлечения. Наш Олег Голюнов применил в импровизации весь свой огромный академический опыт - регистровые скачки, многозвучия, тембровые красоты неповоротливого, на первый взгляд, тромбона… Как он удивительно органично сплелся с флюгельгорном, над которым властвовал искушенный лирик Эд Сарат! И в затейливую ткань почти часовой композиции вплетались недлинные, но яркие и тактичные реплики Майкла Стивенса - то глухие фортепианные кластеры, то пронзительные, но тут же моментально затухающие аккорды мелодики… Вот где в полной мере проявилось то, к чему призывал Гарри Пикенз своей мантрой “I trust the music within me”… Альтернатива обрела свои реальные очертания.
Отголоски альтернативы просочились даже в фортепианный мастер-класс, поначалу обещавший быть вполне традиционным. Наверное, в такой трансформации идеи мастер-класса в значительной степени повинны мы с Майклом Стивенсом. Дело в том, что мастер-класс для пианистов представлял собой скорее творческую лабораторию, в которой студенты и педагоги на равных обменивались мнениями по поводу фортепианной игры в джазе. Первая встреча такого рода была посвящена джазовому мэйнстриму - обсуждались проблемы голосоведения в аккомпанементе, построения импровизационной линии, особенностям практических занятий. Вторая встреча радикально отличалась от первой. Стивенс выступил с очень смелым предложением - сыграть то, что никто из студентов ни разу не пробовал играть. "Закройте глаза, положите руки на клавиатуру и извлеките аккорд. Затем используйте в импровизации только ту структуру, которая спонтанно у вас получилась - можно параллельно переносить ее из регистра в регистр, не меняя положения пальцев…" Разговор перешел в русло обсуждения свободной импровизации. Предложили студентам импровизировать, используя спонтанные модели - для них это оказалось непростым делом: сознание у большинства все-таки настроено на традиционный лад, и начинающие импровизаторы скатывались то в джаз, то в классику - в комфортные им жанры. Нагляднейший пример для тех, кто не верит, что свободная импровизация - это искусство, которому надо учиться!.. Под конец мастер-класса мы с Майклом развернули такую активность, что, похоже, она надолго запомнилась и студентам, и педагогам. Неделей позже, когда на консультации у замечательного джазового пианиста Фила ДеГрега (Phil DeGregg) ученики школы Эберсолда спросили, как быть со спонтанной импровизацией, тот, указывая на меня, воскликнул: "Вот у него спросите!"
Еще две знаменательные личности из альтернативного мира, которые нельзя не упомянуть. Увы, с ними не удалось помузицировать, но общение с такими людьми - сродни совместной игре. В том, что переводчиком нашей группы оказался Михаил Фейгин (Michael Feigin), я усмотрел чуть ли не знак судьбы. Фейгин, замечательный гитарист, в советское время работавший с Жанной Бичевской, с 90-х годов записывает пластинки с авангардистами Европы и США; на знаменитом лейбле Leo Records вышло несколько его альбомов. Дарование Фейгина не ограничивается только музыкой: он - талантливый поэт, писатель, его книга недавно получила престижную литературную премию. Кроме того, Миша регулярно печатается в журнале “The Improvisor”, основателем и бессменным автором которого является импровизирующая скрипачка и альтистка Ладонна Смит (LaDonna Smith). Тандем ЛаДонны и Фейгина - не только литературный, но и музыкальный; во время конференции у них состоялось совместное выступление в компании с местными молодыми импровизаторами - к сожалению, мы не смогли на него попасть. Кроме того, они вместе записали несколько альбомов, приглашая к сотрудничеству и других исполнителей. О последнем - еще не выпущенном - упомяну особо: он был записан как раз в ходе конференции IASJ. Причем в этот раз к ЛаДонне Смит и Михаилу Фейгину присоединился Дэвид Либман.

Окончание следует

Роман Столяр
Луивилл - Чикаго - Санкт-Петербург