 В прошлых выпусках "Полного джаза" мы неоднократно упоминали ведущих звукорежиссеров, специализирующихся на записи джаза. Все они - и Джим Андерсон, и Ал Шмидт, и Боб Тиле, и сам Руди Ван Гелдер - американцы. Но это вовсе не означает, что среди ведущих джазовых звукорежиссеров нет европейцев. Есть, и первый среди них - несомненно, норвежец Ян-Эрик Конгсхауг.
Его карьера в звукозаписи неразрывно связана с феноменом
ECM - западногерманского лейбла грамзаписи, которому удалось создать не только целое стилистическое понятие "стиль ECM", но и определенное направление в звукозаписи - "звук ECM" (много ли мы знаем фирм грамзаписи, именем которых называются целые направления?). Описывая сущностные характеристики "звука ECM", журналисты обычно употребляют слова "прозрачность", "ледяные кристаллы", "звуковые пространства" и т.п. Дело тут в том, что два создателя "звука ECM" - основатель и главный (единственный!) продюсер ECM, немец Манфред Айхер и звукорежиссер Конгсхауг - с самого начала своего сотрудничества стремились к тому, чтобы в звуковой картине, во-первых, отчетливо и ясно читались все нюансы звучания каждого из инструментов, а во-вторых - чтобы вся картина целиком была как бы "завернута" в очень продолжительное послезвучание искусственной реверберации, что создает у слушателя субъективный эффект тех самых "звуковых пространств". Характерные для "саунда ECM" записи всегда очень хорошо панорамированы (сам Конгсхауг называет это "гомогенная стереопанорама") и имеют несколько слоев глубины звуковых планов (в немалой степени за счет использования нескольких эффектов реверберации с очень долгим временем затухания). При этом немаловажную роль играет и определенная "холодность" музыкального материала, идущая от продюсерских склонностей Айхера (а он очень активно работает с музыкантами на стадии "до записи", иногда достаточно жестко вмешиваясь в их творческий процесс, так что у него есть все возможности добиться такой "холодности" в материале).
Впрочем, начнем по порядку. Ян-Эрик Конгсхауг родился в Осло в 1945 году. Он вырос в музыкальной семье: отец его был весьма известным в Норвегии гитаристом, а мать - профессиональной певицей. Ян-Эрик начал играть на аккордеоне, когда ему было семь лет, а в 14 стал играть на гитаре. Впрочем, бум рок-н-ролла, добравшийся к тому времени до Норвегии, был тут ни при чем: с одной стороны - помог пример отца, с другой - записи джазовых гитаристов, из которых самыми любимыми у молодого Конгсхауга были Барни Кессел и Уэс Монтгомери, а позже - Кенни Буррелл. В старших классах школы Ян-Эрик уже работал по выходным в танцевальном оркестре, чтобы немного подзаработать, а закончив школу, год проработал в оркестре океанского круизного лайнера.
Примерно тогда же начался его интерес к звукозаписи. Уволившись с корабля, Конгсхауг два года проучился в техническом училище, чтобы получить профессию инженера по электронике. В то же время он и гитару не бросал: ему наконец-то удалось перейти от танцевальной музыки к джазу, и он в 1966-67 годах даже выступал на единственном тогда в Норвегии международном джазовом фестивале в Мёльде. В 1967-м он стал работать в студии звукозаписи. которую построил в Осло бывший поп-певец Арне Бендиксен. Через пару лет он уже самостоятельно записывал там различных норвежских музыкантов, и вот в сентябре 1970 г. он совершенно случайно (просто подошла его очередь работать по смене) оказался инженером на записи первого сольного альбома молодого норвежского саксофониста Яна Гарбарека. Продюсером записи выступал специально приехавший на эту сессию из Мюнхена Манфред Айхер, чья основанная полтора года назад компания ECM еще только нащупывала пути своего дальнейшего развития. Так встретились два человека, которые в дальнейшем и создадут феномен "звука ECM".
Вот как сам Конгсхауг говорил об этой встрече:
"Манфред Айхер встретил меня в студии Арне Бендиксена совершенно случайно. Он приехал в Осло записывать "Afric Pepperbird", первый сольный альбом Гарбарека. Сначала он попытался записать квартет Гарбарека в зале Музея Искусств, но получилось не слишком хорошо - акустика оказалась слишком "живой" для этой записи. И, когда они позвонили в студию Арне, чтобы узнать, нельзя ли перезаписать альбом у нас. Подошел я. Чистая случайность, точно!".
Оба были еще не слишком опытны: Конгсхауг только пару лет как начал самостоятельную работу, стаж Айхера как продюсера был и того меньше. Впрочем, оба были музыкантами, что облегчило им общение. Айхеру особенно понравилось звучание установленного в студии "Стейнвея"... Короче говоря, Айхер скоро стал регулярным гостем в Осло, где он записывал тех, чьи альбомы стали неотъемлемой частью феномена ECM - Пола Блэя, Чика Кориа, Кита Джаррета и других.
Ему даже удалось достаточно быстро добиться того, чтобы американские музыканты - а он записывает далеко не только европейцев! - не присылали ему готовые пленки, а сами приезжали записываться в Осло. В тех редких случаях, когда музыканты все-таки не могут лететь за океан на запись, Айхер нанимает нью-йоркского инженера записи Тони Мэя, а сводит записанные им пленки Конгсхауг в Осло.
Справедливости ради надо отметить, что часть записей для ECM в более поздние годы делал Мартин Виланд в студии Tonstudio Bauer (Людвигсбург, Германия), но общее число записанных им альбомов в каталоге ECM примерно в десять раз меньше, чем работ Конгсхауга.
Айхер поясняет: "Я люблю записывать в Осло. Может быть, потому, что там особенный свет и от этого совершенно особенная атмосфера". Поскольку природа звукового чуда ECM достаточно трудно поддается анализу рациональными средствами, может быть, к этим словам стоит прислушаться, хотя они - о вещах совсем, так сказать, внемузыкальных? Может, отчасти именно "внемузыкальные" составляющие совместного творчества Айхера и Конгсхауга позволяют каталогу ECM нести гордый лозунг "Самое красивое звучание, не считая тишины"? И, может быть, отчасти этому обязан "стиль ECM" своей огромной популярностью на протяжении трех десятилетий, своему - совершенно "перпендикулярному" основным течениям джаза - культу, охватывающему десятки тысяч людей во всем мире. Во всяком случае, даже рядовая, не слишком широко рекламирующаяся пластинка с лейблом ECM в 90-е годы продавалась тиражом в 5-7 тысяч экземпляров, а тираж, например, "Кельнского концерта" пианиста Кита Джаррета достиг... двух с половиной миллионов экземпляров (заметим, это не поп-джаз а-ля Кенни Джи - это весьма непростое сольное импровизационное музицирование).
Студия Арне Бендиксона закрылась в конце 1975 года. Ян-Эрик стал штатным звукорежиссером Talent Studios в Осло. Именно с этого момента, как считается, началась "золотая эра" ECM. Именно в этот период появляются легендарные альбомы Кита Джаррета, Ралфа Таунера, Кенни Уилера, британца Джона Сурмана, Энрико Рава...
Вот как сам Конгсхауг отвечает на вопрос о секрете саунда ECM:
"Секрет - во всем... В ранние годы мы с Манфредом перепробовали все типы ревербераторов, все виды звучания, и теперь, отлично зная друг друга, мы четко знаем, как добиваться нужного звучания. Но мы ничего не смогли бы сделать без сотрудничества самих музыкантов. Так что этот саунд - плод коллективных усилий, который без определенных музыкантов просто не мог бы существовать... Безусловно, важна студия, где мы делаем запись, ее акустические условия. Но самое важное - музыканты, их игра, их сотрудничество друг с другом и с продюсером. И еще очень важный элемент - рояль. Немногие студии имеют хороший рояль. Мне с этим всегда везло...".
Вернемся к истории Яна-Эрика. Talent Studio - немаловажный, но преходящий этап в его карьере. Проработав там четыре года, с 1979-го он стал "вольным стрелком". "Я продолжал много работать на Talent Studio", - говорит он, - "и в тот период много ездил в Нью-Йорк записывать таких музыкантов, как Пэт Мэтини или Кит Джаррет (кстати, записывал их он в легендарной студии Power Plant - той самой, что в 90-е после ремонта стала называться Avatar и где теперь работает Джим Андерсон - авт.). Но в конце 83-го владельцы Talent Studio закрыли ее. Я долже был выбирать: либо я - по-прежнему фрилэнс, который ездит по всему миру и работает в чужих студиях, или я создаю собственную студию. Я выбрал второе, и уже в марте 1984-го заработала моя собственная студия".
Теперь с саундом ECM ассоциируется именно Rainbow Studios, принадлежащая Яну-Эрику, хотя множество классических записей ECM были сделаны в других студиях. Что ж, эта уникальная студия достойна того, чтобы описать ее подробнее.
Студия целиком построена из дерева и освещается дневным светом (возможно, это играет особенно важную роль для Айхера - он, как мы помним, любит свет Осло!). Павильон очень большой (особенно по российским меркам) - 150 кв.м., немаленькие размеры имеет и аппаратная - 50 кв.м.
В отличие от многих ведущих инженеров, Конгсхауг не боится раскрывать какие-то технологические секреты. Например, он говорит, что предпочитает близкое расположение микрофонов: "В зависимости от инструмента, я размещаю микрофон на расстоянии от 10 до 50 см: 10 - для баса, 50 - для саксофона или трубы). Я люблю микрофоны Neumann (U87 или новые M149), и Schoeps тоже хорошая вещь. Я не люблю использовать ambience mics, то есть микрофоны, "снимающие" звучание общего объема студии: у меня так много симуляторов объема, ревербераторов и прочего, что звуковое пространство и объем я предпочитаю создавать сам, при сведении".
По словам звукорежиссера, запись альбомов для ECM обычно занимает один-три дня (в зависимости от того, как много делается наложений и делаются ли они вообще, и как много дублей решит сделать Айхер). Достаточно высокий темп работы Конгсхауг объясняет тем, что подключение и настройка перед записью осуществляются очень быстро, буквально за час. Связано это с тем, что в студии Rainbow музыканты избавлены от длительного процесса выставления наиболее комфортабельного для них баланса в наушниках: с самого начала Ян-Эрик установил в павильоне специально разработанную им систему, в которой каждый музыкант может сам отстроить в своих наушниках тот баланс, который для него наиболее комфортен. Каждый имеет маленький пульт, на котором может выстроить баланс всех участвующих в записи инструментов плюс тот микс, который слышит на пульте Конгсхауг. Таким образом, буквально через час после прихода музыкантов в студию каждый из них уже получает в наушники наиболее комфортную для него звуковую картину, и запись начинается.
Если Манфред Айхер не болен, он всегда присутствует при записи. Конгсхауг утверждает, что за все годы Айхер практически не притрагивался к ручкам пульта, зато всегда точно знает, какое звучание хочет получить, как должна быть сыграна вещь (вплоть до темпа), и именно он, а не музыканты (какими бы именитыми они ни были) всегда принимает все решения относительно записи. Что ж, музыканты, даже если кто-то из них и не согласен в душе с таким диктатом, не возражают: в конце концов, иначе они не записывались бы на ECM.
ECM - главный, но не единственный клиент Конгсхауга. Он утверждает, что работа с Айхером составляет 40-50% его заказов. Остальное - записи для других лейблов или даже для продюсирующих самих себя музыкантов, которые только впоследствии собираются обратиться к издающим компаниям (и, надо отметить, факт записи их материала на Rainbow у Конгсхауга многое скажет руководству этих фирм...). Среди примеров работ Конгсхауга, вышедших не на ECM - "Song X" Орнетта Коулмена и Пэта Мэтини (Geffen Records), два альбома фьюжн-группы Yellowjackets (для записи одного из них Ян-Эрик ездил в Лос-Анджелес)...
Интересный факт: все эти годы, со второй половины 60-х, Ян-Эрик не прекращал играть на гитаре! Он регулярно выступал в клубах, записывался с разными музыкантами, но первую пластинку под собственным именем выпустил только в 1998 г. Альбом под названием "Other World" был записан им на собственной студии при участии лучших молодых джазменов Норвегии и в следующем году вышел на западногерманском лейбле
ACT. На альбоме Ян-Эрик представлен как добротный, тонко чувствующий и нешаблонный джазовый гитарист, играет ли он классику (например, "Airegin" Сонни Роллинза) или собственные композиции.
Кирилл Мошков
Полостью материал будет опубликован в №7 журнала "Звукорежиссер"
|
