Аккордеонистов
в джазе - раз, два и обчелся. В нашей стране их, в
общем-то, два (я имею в виду тех, кто известен
широкой публике): в новой импровизационной
музыке - петербургская аккордеонистка Эвелина
Петрова, а в традиционном джазе - Владимир
Данилин из подмосковных Люберец. Мы беседуем с
ним в московском клубе, где он регулярно играет -
раньше клуб назывался "Birdland", теперь -
"Авантаж".
Прежде чем мне удается задать Владимиру Данилину
первый вопрос, он начинает говорить сам - и,
предвосхитив меня, как раз об альбоме "Once I Loved"
(Boheme Music, 1999), только что получившем премию
Московской ассоциации джазовых журналистов
"Джаз'Ухо-99" в номинации "Альбом года".
Этот альбом, спродюсированный бас-гитаристом
Алексом Ростоцким, успел быть отмеченным и еще
один раз - за эту запись звукорежиссер Ольга
Мошкова получила первую российскую награду для
студентов-звукорежиссеров, премию имени Виктора
Бабушкина (создателя современной школы
звукозаписи в СССР). Это - первый альбом Данилина
как солиста за всю его карьеру, продолжающуюся ни
много ни мало сорок лет! На альбоме Данилин и
Ростоцкий играют в двух разных составах: в трио с
гитаристом Алексеем Кузнецовым и в квартете с
клавишником Яковом Окунем и барабанщиком
Эдуардом Зизаком. - Поверить не могу, что этот
альбом получает такие отклики. Ну как так? Он ведь
записан, в общем-то, на шару!
То есть как - на шару? Разве этот проект раньше
не существовал, не выступал?
- Выступало трио. Трио к тому моменту
существовало уже с полгода. А вот квартетом все
было сделано прямо в студии. Об этом, наверное,
лучше Саша Ростоцкий сказал бы: ведь вся идея
альбома, вся студийная работа - это его... У меня,
во-первых, не было на тот момент опыта студийной
работы. Я до того всего один раз играл в студии -
кстати, в той же самой, где потом мы записывали
альбом, и у того же звукорежиссера - когда в
прямом эфире радио "Ракурс" я играл с
"Москоу-бэндом" тромбониста Владимира
Лебедева, еще с покойным Станиславом
Коростелевым на барабанах. Так что удивительно,
как нам удалось все так быстро сделать в этот раз
- опыта, повторяю, было у меня маловато. А
сложности у меня были, особенно когда
записывался квартет с Яшей Окунем и Эдиком
Зизаком. Аккордеон - инструмент акустический, на
нем ручку громкости не выкрутишь, а при игре
вместе с барабанами получалось тиховато.
Приходилось напрягаться при игре, выжимать звук.
Это давняя моя техническая проблема, мне уже
давно пора приобретать съемник, звукосниматель
для аккордеона, и тогда все мои мучения
кончатся.
Ну а во-вторых, у нас не было концертов квартетом -
обычно, когда ансамбль обкатает программу на
концертах, альбом записывается легко. Та часть
альбома, которая в трио - она была уже накатана, и
записалась удачно. А те вещи, что с Яшей и Эдиком,
в общем-то, впервые мы опробовали в студии. То
есть мне случалось играть с Яшей Окунем и с
Ростоцким в "Бердленде", раза три, но там
были разные барабанщики, да и программы
другие...
Что же получается - те вещи, которые на альбоме
играет квартет, не звучали на концертах ни до
того, ни после?
- Фактически да.
Но ведь на альбоме все это достаточно цельно,
логично переходит одно в другое - нет ощущения,
что это как бы две пластинки в одной...
- Ну, это заслуга Ростоцкого, как продюсера, и
звукорежиссера. Он ведь опытный в этом плане
человек, Ростоцкий-то. Он выдержал общую звуковую
картину. Мое-то дело там было - достойно сыграть.
Что на моем аккордеоне, который далеко не
совершенен, довольно-таки сложно. Это уже
материальная часть, которая, увы... Давно уже пора
купить приличный инструмент.
А насколько это дорого?
- Я вот говорил с одним мастером по аккордеонам -
на Западе прекрасный инструмент можно купить за
четыре тысячи долларов. Но главное - поставить в
него звукосниматели! Их бывает от двух до пяти
штук, но самое главное- они ставятся с обеих
сторон инструмента. Я ведь сейчас играю
фактически с отрубленной левой рукой. Такой
однорукий бандит. Не могу толком никакого
вступления сыграть, потому что мне на концертах
микрофон ставят сюда (показывает на правую
сторону аккордеона), и партии левой руки не
слышно. Ну не играют так уважающие себя
аккордеонисты! Мне сейчас привезли видеозаписи,
на которых я впервые увидел своего кумира,
лучшего джазового аккордеониста Арта Ван Дамма.
Он теперь уже давно не выступает, ему в этом году
будет 80, он живет в Аризоне... Есть еще такой
джазовый аккордеонист - Фрэнк Марокко. На видео
видно, что у всех у них нет никаких микрофонов, а
просто снизу из аккордеона торчит кабель, как из
электрогитары - сделан там такой же разъем... И
прекрасный звук, и левую руку слышно.
На каком инструменте вы сейчас играете?
- Обычный Weltmeister производства бывшей ГДР. Я его
купил, когда... А вот как раз когда играл на
"Ракурсе" с Лебедевым. Тогда я его как раз
первый раз попробовал, и прямо во время эфира у
него стали западать две клавиши! Ну никогда - ни
до, ни после - с ним такого не было. Я поехал к
мастеру, он посмотрел - и ничего особенного не
нашел... И больше никогда они не западали.
Я этот инструмент купил фактически новым, на нем
не играли, но он дома у кого-то пролежал года три
или четыре. Кстати, когда я еще в 60-е и 70-е играл на
аккордеоне, до фортепиано, у меня был точно такой
же. По тем временам он стоил 807 рублей - довольно
приличные деньги, если учесть, что оклад инженера
был 120 рублей, хорошего инженера - 130... Но тогда мне
помогли родители, да и сам я работал, приносил
деньги. Тот аккордеон мне долго послужил, я на нем
прилично поиграл, прилично. И потом, когда
перескочил на фортепиано, я его просто продал - с
глаз долой, из сердца вон. Чтобы не смотреть на
него, не соблазняться.
Кстати, насчет фортепиано. Есть такое мнение,
высказанное, кажется, Алексеем Кузнецовым:
Данилин бросил фортепиано и вернулся к
аккордеону, потому что пианистов много, а
аккордеонистов - мало.
- В принципе так оно и есть. Но я не потому
бросил фоно, что испугался большой конкуренции -
мол, пропаду без работы. Просто старая любовь к
аккордеону во мне сидела, пока я его не трогал, а
когда Саша Ростоцкий в 94-м пригласил меня
записать на аккордеоне одну балладу, я
инструмент опять к себе прижал, и... Я ведь джаз
начинал играть именно на аккордеоне, главные
годы, так сказать, познания прошли с ним - когда я
по шесть, по восемь часов сидел с магнитофоном,
снимал чьи-то ходильники. Все только на
аккордеоне! Меня и знали в Москве как
аккордеониста. В 70-е годы я работал с квартетом в
гостинице "Минск". Мне потом рассказывали,
что многие известные тогда аккордеонисты ходили
в тот ресторан послушать: правда, что ли, появился
какой-то парень молодой, который на аккордеоне
играет джаз? Они уже были люди солидные, их знали,
подходить к какому-то пацану знакомиться -
неловко, они сядут, кирнут, послушают и уходят.
Тогда я о фоно никакого представления не имел.
Там на сцене стояло пианино - ну, я на него смотрел
как на какой-то ящик, никогда его не касался. К нам
иногда заходил Леонид Чижик, садился за это
пианино и играл с нами, а я так на аккордеоне и
продолжал. А потом, когда я перешел на фоно,
началась совсем другая песня. Пришлось в полном
смысле слова догонять: по аккордеону-то я учился
в училище, а фортепиано осваивал сам. Получалось,
что я от других пианистов отстал, и не на год, не
на пять лет и даже не на десять.
Кстати, первым пианистом, которого я услышал, был
Витя Прудовский, он теперь живет в Вашингтоне. Я
уже жил тогда в Люберцах (вырос-то я в Домодедово),
и местные ребята-энтузиасты устроили у нас - не в
самих Люберцах ,а в поселке Силикатный -
небольшой джазовый фестиваль. Играл там, помню,
Герман Лукьянов и вот Витя Прудовский, а мы,
местный ансамбль, который на танцах работал,
играли в фойе между отделениями. Я на аккордеоне
тогда играл. Витя слушал-слушал, подошел,
познакомились, я записал его телефон - с этого
началось мое вхождение в джазовые круги. Потом
Миша Звездинский мне устроил халтуру с трубачом
Андреем Товмасяном. Причем поначалу мне с
Товмасяном играть не доверили, играл - у нас в
Люберцах на танцверанде - другой аккордеонист. Я
тогда еще "фирму" не играл, не снимал с
пластинок, хотя как-то уже импровизировал...
В какие годы это было?
- Начинал я в 60-м, 59-м... Еще в
Домодедово играл на танцах, а мне лет тринадцать
тогда было. В школе, помню, за это по
комсомольской линии все выговоры давали. А в 15
переехал в Люберцы - это, значит, 61-й. Тогда я и
Арта Ван Дамма впервые услышал. Поиграл немного с
московскими музыкантами, а потом стал работать с
Товмасяном - сначала на халтурах. Потом отношение
стало посерьезней - когда я понял, что это за омут
такой - джаз. Хотя и на танцах московские ребята
играли будь здоров.
Что за репертуар был тогда на танцах?
- Хиты, конечно - и западные, и наши. От "Очи
Черные" до "I Can't Give You Anything But Love".
А ведь многие советские хиты у вас в репертуаре
так и остались. На альбоме есть "Три года ты мне
снилась" Никиты Богословского...
- ...а я ведь сейчас только что играл на 75-летии
Андрея Эшпая в зале "Россия" три его пьесы в
джазовой аранжировке!
Специально аранжировки к дате делали?
- Да нет, это давняя история. Когда я еще учился в
Царицынском музыкальном училище на
эстрадно-джазовом отделении (это - первая
половина 60-х), у нас там был училищный бэнд, и я с
ним выступал на каком-то джазовом фестивале в
Москве. И там я сыграл в трио (барабаны, контрабас
и аккордеон) пьесу Эшпая "А снег идет" - мы ее
сделали чуть ли не на сцене, договорились
буквально "на губах". И вот теперь я сыграл в
честь Эшпая "А снег идет"! И мы ее и в трио с
Ростоцким и Кузнецовым стали играть.
А Никита Богословский слышал вашу версию
"Три года ты мне снилась"?
- Да, конечно. В прошлом году я ездил в Анапу на
"Киношок", там каждый год есть "композитор
года", и в прошлом году это и был
Богословский.
"Киношок" каждый год заканчивается двумя
концертами, первый из которых - песни того
композитора, который на этот год приглашен.
Играли мы, а пели актеры. Богословскому
понравилось, был там после концерта банкетик, на
котором он блистал остроумием.
Нет желания сделать альбом целиком из
советской песенной классики в джазовых
аранжировках?
- (смеется) Идей много, желание есть, но так как
предложения писать компакты каждый день не
сыплются...
Когда в Москву приезжают западные джазмены, вы
часто играете с ними джемы. Ка они реагируют на
такой необычный инструмент?
- (смеется) Когда Валера Пономарев привозил
Бенни Голсона три года назад, я за сценой что-то
им поиграл, и Бенни сказал: пусть этот парень с
нами сыграет. Я вышел и одну вещь с ними сыграл, и
Бенни после моего соло подошел, пальцем
аккордеон тронул и руку отдернул: вроде как
обжегся. Лет тридцать мне бы кто сказал, что я
буду с Голсоном играть - да я бы рухнул на месте.
А когда был джем-сешн с Уинтоном Марсалисом, в
начале джема я играл с биг-бэндом Игоря Бутмана, и
так мне было неудобно - играл стоя, микрофон
какой-то трамвайный, никак не мог я под себя его
приладить. Я думаю - лажа! А рядом стоит Марсалис,
он с бэндом играл... А потом начался джем, я сел,
микрофончик наконец приладил, и понеслось -
обнимались мы потом с марсалисовцами. Еще, помню,
в клуб "Ностальжи" приходил Эдди Гомес, а мы
играли программу советской песенной классики, у
меня там мало было соло. Я стал соло играть -
смотрю, Гомес заинтересовался, повернулся,
отложил вилку. Я ему показываю - ну нету игры
никакой, разе это игра? Он подошел потом и говорит
- "лучший в мире". Я говорю ему: ну, а Арт Ван
Дамм? Тони Гумино? Фрэнк Марокко? Он говорит -
"ну, один из лучших"! (смеется).
Вы же, насколько я знаю, переписывались с Ван
Даммом?
- Да, было такое. Сюда
приезжал Бен Салзано, такой саксофонист-любитель
- он в свое время стажировался здесь в МГУ на
филфаке. Он любительски играл на саксофоне так,
как у нас вообще никто не играл. Он приходил еще
во "Времена года", когда я там работал с
Товмасяном. А два года назад он сюда опять
приехал, остановился у пианиста Вагифа Садыхова,
и Вагиф мне позвонил - организуй, мол, Бену
какую-нибудь культурную программу, а то я работаю
сегодня... Я повез его в "Крiзисъ жанра", тогда
мы там каждое воскресенье играли - Стас Григорьев
на саксофоне, Боря Савельев на барабанах, Виталий
Соломонов на контрабасе и я. Бен послушал и
говорит мне: аккордеон! Ты в Нью-Йорке, без
дураков, имел бы работу. Приятно! Как раз он меня и
связал с Ван Даммом. Я дал ему пленку свою. Он
через нью-йоркских музыкантов нашел в Аризоне
Ван Дамма, тот уже не играет давно. Прислал Бен
мне открытку: я его нашел. И через несколько
месяцев я получаю от Ван Дамма его пластинку и
письмо: мол, послушал, очень понравилось... Старый
уже человек, ему в этом году 80. Вот и вся
переписка.
Нас, аккордеонистов, конечно, мало. Очень мало.
Имеющееся количество джазовых аккордеонистов
тонет в океане саксофонистов, пианистов и
трубачей. Может, поэтому и интерес - потому что
инструмент редкий. Может, играй я на фоно и
дальше, такого интереса бы не было. Но ведь на
гармошке очень сложно играть. Очень это
непростой инструмент. Когда я себя более или
менее почувствовал пианистом - я чувствовал
гораздо большую свободу в игре. А здесь... Здесь
тяжело.
В чем же сложность?
- Ну, во-первых, сложность чисто материальная,
из-за самого инструмента - вернее, из-за того, что
у меня на нем нет съемников. Отсутствует левая
рука фактически. Бас не сыграть, а значит -
сольные каденции или вступления толком не
сыграешь... Но это не главное. Это все решается, и
это пора решать, чтобы не связываться с
микрофонами и т.д. А то вон при записи альбома я
играл каденцию в балладе и стукнулся о микрофон
(смеется). Ну, думаю, все пропало! Нет, потом на
компьютере как-то вырезали это стук...
Свинговать на аккордеоне непросто, вот в чем
дело. И потом, он - тихий инструмент (отсюда и все
сложности с озвучкой). Вот я поэтому так и надеюсь
на новый инструмент, на съемники - потому что
новый инструмент принесет второе дыхание в игре,
не надо будет рвать гармошку, выжимать громкость
- достаточно будет ручку повернуть. В это пока все
и упирается...
Беседовал Константин Волков
Полностью интервью будет опубликовано в
журнале "Jazz-квадрат"
|