Пришедших 26 мая на закрытие сезона в "Джаз-Арт клубе" встречал энергичный хард-боп оркестра датского подданного и по совместительству культового персонажа московского клубного джаза - Виктора Лившица. "JVL-Band" воплотил в себе давнюю мечту многих отечественных джазменов - сколотить оркестр из нескольких тенористов. На сцене были четыре совершенно непохожих друг на друга музыканта: вездесущие братья Бриль, молодой, но очень талантливый Сергей Головня и не менее способный Антон Залетаев. Их поддержали весьма нестандартно мыслящий пианист Алексей Беккер и "специалист широкого профиля" Яков Окунь, проявляющий себя в самых разных ипостасях: от фортепиано (на котором он играет обычно) до барабанов (на которых он играл на этом концерте).
Четверо выстроившихся в шеренгу молодых человека в черных майках и кепках обрушили на публику вал пронзительно-вязких и бархатно-шероховатых звуков, словно разноцветные ленты, вырывающихся из раструбов бликующих в свете софитов теноров. Похожие друг на друга как две капли воды, братья-крепыши Александр и Дмитрий Брили скалят зубы и раздувают небритые рыжие щеки. Саксофон Александра хрипит и булькает в низах, неожиданно срываясь в верхние регистры, заставляя слушателей замирать от напряжения. "Пролопатив" тему и вдоволь наплескавшись в стремительном потоке паркеровской "Confirmation", он замирает и, по-звериному принюхиваясь, принимается прощупывать варианты изменения настроения, издавая протяжные, как сирена, опорные созвучия в духе Декстера Гордона. Это - костяк новой невиданной фразы, которую ему, правда, так и не удается сыграть - право солирования переходит к его брату, разрывающему тяжелый жаркий воздух клуба острыми уколами верхних регистров сопрано-саксофона. Высокий и худой, как шест, Сергей Головня с отрешенной улыбкой, ссутулясь и невидящим взором уставившись в пол, играет журчащие прямым и несколько глуховатым звуком "колтрейновые" пассажи. Иногда в его руках появлялась флейта, на которой он с незамысловатой хрипцой играет заковыристые пассажи в стиле Эрика Долфи. Зажатый в самом углу кубистический Антон Залетаев широкими, плотными мазками определяет контуры всей композиции, создавая из своих четких и плавно вьющихся нот необходимые любому летательному аппарату ребра жесткости.
Помимо виртуозной и сбалансированной сольной игры ребята сумели создать то, что от них вряд ли можно было ожидать - мощный, сочный и хитроумно спланированный частокол звука - и не побоялись донести его до слушателей, сбив с толку нетривиальностью построения очевидных, казалось бы, биг-бэндовых ходов эры свинга (кстати говоря, за это благодарить надо аранжировщика группы - легендарного Юрия Маркина). Примером того может послужить заметно развеселивший публику хэнкоковский "Watermelon Man", из блюз-боевика превратившийся в грустно-тревожное болеро.
Вообще говоря, идея столкновения на одной сцене четырех разных образов мышления, четырех темпераментов, четырех порой перекликающихся между собой, а порой и вступающих в интригующий конфликт мелодий оказалась настолько хороша, что ее не испортили ни выбивавшиеся из общей боповой стилистики синатровские претензии Лившица-вокалиста, ни тяга маэстро к вербальным экзерсисам в интервалах между пьесами, ни Ирина Родилес, исполнявшая не вполне уместные архаичные номера типа "Fly Me to the Moon" или "I Got You Under My Skin". Хотя нельзя не отметить, что нелепость финальной "Chattanuga Choo Choo", исполненной вместе с неожиданно появившимся под занавес клетчато-изумрудным Алексеем Баташовым, в конце концов переросла в презабавнейшее раблезианское буйство ветеранов отечественного джаза, развеселившее от души автора этих строк.
Кирилл Экономов
|
