Чарли
"Берд" Паркер и Джон "Диззи" Гиллеспи -
первооткрыватели в джазе. Совместными усилиями
они открыли миру би-боп, который до их прихода
прятался в задних комнатах крошечных ночных
клубов на 52-й улице в Нью-Йорке, - нигде больше его
бы просто и не потерпели. С начала 40-х годов
молодые негритянские джазмены - Чарли Крисчиен,
электрогитарист из оркестра Бенни Гудмена,
эллингтонский контрабасист Джимми Блэнтон и его
последователь Оскар Петтифорд, пианисты
Телониус Монк и Бад Пауэлл, ученики Колмэна
Хокинса тенористы Дон Байез и Декстер Гордон,
барабанщики Макс Роуч и Кении Кларк занимались
там в свободные часы никому, кроме них, не
понятными экспериментами. Они начисто
игнорировали привычные вкусы, нормы исполнения и
всю эстетику традиционного джаза. Казалось, они
специально хотели отпугнуть слушателей нарочито
диссонирующими аккордами, дробными ритмами
(чересчур сложными, чтобы под них танцевать) и
какими-то запутанными клубками звуков, в которых
случайный посетитель не мог распознать никакой
знакомой мелодии. Никто, однако, еще не осознавал,
что эти опыты являются чем-то принципиально иным,
коренным образом отличающимся от свинга,
царившего тогда в эфире, на эстраде и в дансингах.
Решающий шаг был сделан Паркером и Гиллеспи. Два
провинциала - один из Канзаса, другой из Южной
Каролины, встретившись, как говорится, в нужном
месте и в нужное время, сумели впитать все
открытое их столичными коллегами, добавили туда
множество собственных находок и сообща
выработали законченную форму, с максимальной
полнотой выразившую лицо и дух нового
направления.
Они были знакомы уже около пяти
лет, работали в одних и тех же оркестрах,
постоянно состязались на джемах, но лишь весной
1945 года организовали собственный квинтет, - увы,
крайне не- долговечный (номинально главой его
значился Гиллеспи, но Паркеру принадлежала в нем
ничуть не меньшая роль). Три инструментальные
пьесы - "Соленые орешки", "Жаркий дом" и
"Шоу-Нафф", равно как и "Забираясь
высоко", записанная трубачом с другим составом
чуть ранее, до сих пор поражают нас сочетанием
интеллектуальной строгости, эмоционального
порыва и поистине героической решимости
утвердить свое художественное кредо перед лицом
бесчисленных противников и хулителей. Осенью
того же года и почти с тем же персоналом был
записан "Ко-Ко" - уже под именем Паркера.
Трубачом на сей раз предполагался юный Майлз
Дэйвис, но он по неопытности так разнервничался и
разволновался, что совсем не мог вести
порученную ему партию, и Гиллеспи, заменявшему в
тот день отсутствующего пианиста, пришлось
играть за двоих (отсюда краткость его пассажей на
трубе).
Пятнадцать лет подряд пластинка "Ко-Ко"
служила неисчерпаемым кладезем идей и
настольной книгой для бопперов. Вскоре после
"Ко-Ко" Берд и Диззи разделились и пошли
каждый своим путем, лишь изредка участвуя вместе
в концертах, устраиваемых их друзьями и
ценителями (на одном из таких концертов были
записаны "Ты - это все" и "Пердидо"). На
долю обоих выпали тяжкие испытания. Общественная
атмосфера послевоенной Америки не
благоприятствовала признанию би-бопа: широкая
публика была в недоумении, буржуазная пресса
всячески издевалась над пионерами нового джаза,
антрепренеры отказывались заключать с ними
контракты, единственной опорой и отдушиной для
них был энтузиазм небольшой кучки верных
поклонников и полудомашние сеансы звукозаписи.
Гиллеспи, более уравновешенный, умело лавирующий
в житейском море, всегда готовый подшучивать сам
над собой, переносил все это сравнительно
безболезненно. Абсолютно незащищенный и легко
ранимый Паркер был глубоко подавлен
враждебностью окружающего мира. Тем не менее он
ни на йоту не отступал от своих художественных
идеалов и не соглашался ни на какие компромиссы.
Его душевное состояние явственно отражено в
четырех пьесах, записанных 29 июля 1946 года, лучшая
из которых - "Возлюбленный" - поразительный
сплав нежнейшего лиризма и неодолимой
внутренней крепости. Трудно себе представить,
что буквально через пару часов после ее
окончания с Паркером случился ужасный
нервно-психический срыв, отправивший его на
шесть месяцев в больницу.
Но через год Берд снова в расцвете
творческих сил, доказательством тому - "Моя
старая любовь" и серия других прекрасных
записей при участии Майлза Дэйвиса, уже вполне
уверенно справляющегося со своими
обязанностями. Особняком стоит печальный шедевр
1948 года "Паркеровское настроение" - крик
уязвленного сердца и смиренная жалоба,
теряющаяся в тишине бесконечного одиночества...
Гиллеспи тем временем упрочивает свою репутацию
никем не превзойденного виртуоза и столь же
изобретательного шоумэна, превращающего любое
из своих выступлений в маленький спектакль с
неуловимыми переходами от юмористических сценок
к серьезным и обратно - примером и первого и
второго служат "Кон Альма" и особенно
"Ночь в Тунисе". Летом 1950 года он вновь
приходит с Паркером в студию, чтобы записать
альбом "Берд и Диз", включающий
"Блумдидо" и "Мохоук" - их последнюю
совместную работу. В те же дни, к изумлению
многих, Паркер охотно импровизирует на фоне не
блещущего оригинальностью аккомпанемента
струнных ("Просто друзья"). По поводу этой
идеи, продиктованной желанием фирмы
грампластинок приблизить его искусство к
неджазовой аудитории, Гиллеспи заметил:
"Просто позор давать Паркеру такое
посредственное сопровождение. Берд способен
играть без единой репетиции любую, даже совсем
незнакомую ему аранжировку с любым ансамблем. Им
надо было бы пригласить для него целый
симфонический оркестр".
В 1953 году Паркер записывается с еще более
необычным составом, на сей раз используя
блестящие аранжировки Гила Эванса ("В тиши той
ночи"). Помимо ритм-секции ему аккомпанируют
флейта, гобой, фагот, кларнет и валторна плюс
вокальная группа во главе с Дэйвом Лэмбертом
(позднее членом знаменитого трио Лэмберт,
Хендрикс и Росс). У него возникает наконец
реальная возможность обрести устойчивое
положение в музыкальном мире, но жить ему
остается не более двух лет, а давняя болезнь не
дает осуществиться планам нового воссоединения
с Гиллеспи. Однако и того, что им удалось сделать
в течение их немногих встреч, оказалось
достаточным, чтобы радикально преобразить лицо
джаза.
Леонид Переверзев, 1989
|