 Когда
идет речь о джазе, люди понимают под этим словом
различные музыкальные явления. Для моего
поколения музыкантов и энтузиастов джаза - это,
наряду с Армстронгом и Паркером у "них",
Андрей Товмасян у "нас". И дело тут совсем не
в "Господине Великом Новгороде" (есть у
Андрея темы и получше) Достаточно было один раз
услышать его трубу, чтобы стать поклонником
этого музыканта навсегда В его игре
присутствовали качества, отличавшие музыку
американских негров - сочетание трагического
начала и лирики, свободолюбие и духовность,
пронзительная страстность и напор. В 50-60 годы в
нашей стране формировался джаз как явление
современной культуры (в отличие от 30-40-х, когда
джаз был просто танцевальной музыкой).
Музыканты послевоенного поколения были непохожи
на современную джазовую молодежь. В частности,
наряду с новыми формами джаза (хардбоп, кул,
ладовый джаз) многие изучали и творчество
мастеров свинга и традиционного джаза. Некоторым
это так нравилось, что они надолго
останавливались на полюбившемся стиле того или
иного старого музыканта. Андрей, к примеру,
прекрасно знал творчество Армстронга и многих
свинговых трубачей (больше других его восхищал
Чарли Шейверс), и иногда на джемах поражал
музыкантов прекрасной игрой в этих стилях Но
главным в его музыке был дух бопа, которым он
владел в совершенстве.
Другая отличительная черта творчества Товмасяна
- это спонтанность. Андрей импровизировал в
истинном смысле этого слова Как-то я его спросил,
на сколько тактов вперед он знает, что будет
играть Он ответил "Да что ты! Я не знаю. что
будет в следующем такте!".
Идеологические пасторы от КПСС нутром
чувствовали опасный свободный дух джаза, не
поддающийся контролю со стороны райкомов. Когда
после хрущевской оттепели и, особенно,
чехословацких событий началось судорожное
завинчивание гаек, джаз пострадал одним из
первых.
Я надеюсь, что когда-нибудь будет написана
история административного разгрома джаза. О том,
как ведущего джазовых передач на радио Аркадия
Петрова выгнали со службы, а заботливо собранную
коллекцию магнитофонных записей наших джазовых
музыкантов отняли и размагнитили (этого не
восстановить уже никогда), о том, как
замечательные музыканты (например, басист Андрей
Егоров, саксофонист Геннадий Гольштейн и многие
другие) на долгие годы исчезли с джазовой сцены, о
том, как плеяда блестящих мастеров джаза (В
Сермакашев, В Пономарев, Р Кунсман. А Кофман, И
Высотский, В Вядро, А Герасимов, Л Забежинский, К
Носов, А.Зубов и многие другие) покинули страну Не
будь всего этого, наше джазовое сообщество было
бы сейчас на два порядка богаче Все это печально
и, увы, банально в нашем отечестве.
Не был исключением и Андрей. Все реже звучала его
труба. Одного за другим терял он друзей и
единомышленников. Одни трагически погибли,
другие ушли аккомпанировать эстрадным певцам
или занялись прочими видами коммерческой
деятельности. В этой ситуации основной формой
самовыражения у Андрея стала литература.
Многие джазовые музыканты пробовали свои силы в
других сферах творческой деятельности (что,
кстати, всегда было характерно для русской
интеллигенции) Они занимались живописью (Толя
Герасимов), художественной фотографией (Юра
Нижниченко), литературным творчеством. Недавно
опубликовал свои стихи Герман Лукьянов.
Замечательные стихи и прозу писал Ваня Васенин.
Андрей Товмасян, с некоторыми стихами которого
мы сегодня знакомим читателя, является человеком
высокой культуры, знатоком и ценителем русской
поэзии. Я не претендую на роль литературного
критика, да и не особо (за редким исключением) их
уважаю Однако позволю высказать мнение, что
литературное творчество Андрея Товмасяна
продолжает традицию русского нонсенса, идущую от
деревенских частушек и нескладух, Козьмы
Пруткова, некрасовского "безвременно
погибшего пиита" и "обэриутов" (любителям
искать, кому подражает поэт, - распространенное
свойство нелюбимых мною критиков - могу, зная
Андрея много лет, абсолютно авторитетно
подтвердить, что с поэзией обэриутов он
познакомился уже после того, как написал многие
свои "обэриутовские" стихи). Он создает
фантастический мир, который живет по своим
неведомым законам. В этом мире можно встретить
девушку, увитую плющом, и мальчика с лицом осы,
изумрудных лордов и трехсотлетнего мудреца, там
бродят стада медведей голубых и живут совсем уж
непонятные существа - дин-доны, хрюндель, телепни
и другие. Что, как мне кажется, роднит поэзию
Андрея с его музыкой - это парадоксальное видение
мира и неожиданные ассоциации. Для его стихов
характерно стремление к совершенной форме
(вспомним, что в импровизациях мастеров джаза
завершенную форму имеют как все соло целиком, так
и каждая отдельная фраза, его составляющая), в них
постоянно присутствует оригинальный ритм. Все
это придает его поэзии неповторимое очарование,
и я надеюсь, что многие читатели этого выпуска
журнала испытают радость знакомства с
неизвестной ранее гранью таланта Андрея.
Валерий
Котельников
Андрей Товмасян |
Какой-то хрюндель в жаркий день,
Увидев собственную тень,
Решил в ней от жары укрыться...
Обидно хрюнделем родиться!
1983
|
|
СТИШКИ ПРО ЮНОШУ И ПРО ЕГО БОЛЕЕ ЧЕМ
СТРАННУЮ НОШУ
Кому не знакомо тулОвище льва?
О нем мы мечтаем, родившись едва.
Начну по порядку. Однажды весной
Увидел юнОшу я в чаще лесной.
Приникнув к тулОвищу львиному, он
Сквозь лес пробирался. Угрюм, удручен.
Струилась по черепу пота река,
Как вдруг пред собою он зрит старика.
Скажи мне, юнОша - промолвил старик, -
Зачем ты к тулОвищу как бы приник?
Ответил юнОша: "Родившись едва,
Я начал мечтать о тулОвище льва".
Ну, это понятно, - заметил старик, -
И вновь на юнОшу уставил свой лик.
ЮнОша продолжил: однажды весной
ТулОвище вдруг пронеслось предо мной.
Я понял, что вот он, лелеемый миг.
И тут же к тулОвищу как бы приник.
Старик усмехнулся, затем закурил,
Потом вдруг сморкнулся и вдруг предложил:
"Давай поиграем с тобою в ку-ку!"
Сказал и исчез. Каково пареньку?
ЮнОша задумался. Где же старик?
А вдруг он к тулОвищу как бы приник?
И мучит юнОшу сомнения тигр.
Всю грудь ему сгрыз. Выпил лимфу из икр.
Отъел подбородок. Мусолит язык.
И даже (!) к тулОвищу как бы приник.
Рыдает юнОша. Угрюм, удручен:
Не мыслит себя без тулОвища он.
Но тут как бы грохот раздался в лесу,
То рухнули с шумом стропила в носу.
Все вправе, конечно, задать мне вопрос:
Подвергся, мол, чей разрушению нос?
Но разве я знаю? Я мяфа, муфлон.
Развязкой такой я и сам изумлен.
1989
|
|
ЗВЕРИ
Могу ли я тираж проверить? -
Парнишка вежливо спросил.
В ответ кассир его, - о, звери, -
Тяжелой палкою хватил.
7 января 1974г.
|
|
Клавдий Клавикордов -
Бедный человек.
Звончатых мажордов,
Грустчатых минордов
Не узнает ввек.
Клавикордов Клавдий,
Знаешь, сколько их?
Голубые авди.
Золотые мавди...
Много и других.
Осень 1971г. Б.Г.
|
|
Ласковый пень любви
Вырос на месте том.
Где никогда бы я
И проходить не стал.
1972г.
|
|
К моей груди приник лохматый пудель,
Приник, прилип.
Зачем на свете нет такого слово: "грудель"?
Или другого: "грудолип"?
24 марта 1975г.
|
|
БИОПОЛЕ В ДЕЙСТВИИ
Швейцар в гардеробе с улыбкой считает
Свои габюзонные польта,
А каждый входящий, меж тем, излучает
Примерно по три микровольта.
Кабина. Болтаем о том и о сем,
То Пушкина вспомним, то Фета...
А то узнавать друг у друга начнем,
Почем в магазинах конфеты.
Вот сладкое вносят. Сама не своя
От ужаса дочь закричала -
Из мокрой халвы групповая (!) змея,
Меж тем не шутя выползала.
Шеф-повар, из кухни примчавшись на крик,
Сказал, что тревога напрасна -
Халва, мол, боится пахучий калмык,
А вам и змея не опасна.
Мы снова болтаем о том и о сем,
То Тютчева вспомним, то Мея...
Но ужин окончен. И вот мы ползем
На выход, как сытые змеи.
Швейцар в гардеробе народ одевает
В его габюзонные польта.
А каждый одетый, меж тем, излучает
В карман его три микровольта.
1989
|
|
Ломаю ли хлеб сухопалой рукою,
Иль падаю в узкий провал. -
Мне видится синий пустынный какой-то
Далекий капустный оскал.
Не мы ли в оскале с тобою скакали,
И плавилась мать у дверей,
А небо над нами шуршало ушами.
Точнее, щеками ушей.
4 сентября 1973г.
|
|
Из тучи школьников любила лишь Игнатку
Учительница бедная одна.
И плакала порою за тетрадкой
Украдкою одна.
Все снилось ей - в разгаре чудном лета
Предельно счастливы спешат они в музей.
Сияет день. Дымится сигарета
Во рту у ней.
Июль 1970г.
|
|
