 А почему бы и нет? Сами джазовые
американцы, вечно комплексующие по поводу
несолидного положения джаза на его родине (это в
Америке), постоянно пытались сочинять симфонии,
"национальные" оперы, подкупали
администрацию Карнеги-Холла, обрабатывали Баха,
устраивали приемы в Белом Доме - и все для того,
чтобы это неприличное слово "джаз"
приобрело более приличный оттенок. Многое
удалось. И между регулярным сочинением Дюком
Эллингтоном простой, но крупной формы и
созданием почти государственной организации под
названием Линкольн-центр, имеющей Джазовый
оркестр под руководством лаур еата
"Грэмми" и Пулитцеровской премии Уинтона
Марсалиса, есть прямая связь. Во всяком случае,
сам Дюк получил Пулитцеровскую премию на два
года позже нашего героя, и к тому же посмертно.
Собственно, событие, о котором давно говорили и
всячески рекламировали, было апофеозом
протокола советско-американской дружбы и
продолжением празднования Дня Независимости
США, традиционно состоявшегося на день раньше в
Кусково. Поэтому 5 июля в Кремлевском Дворце
съездов присутствовало немало американских
чиновников при почти полном отсутствии наших - их
заменял сам Дворец. Так что попытки некоторых
любителей музыки узреть или услышать что-либо
креативное были обречены на неудачу, да это и не
предполагалось. На огромной сцене расположилось
немалое число музыкантов, что напоминало
Президиум в годы использования этого помещения
по назначению. Почти с тем же успехом можно было
поставить на сцену "Шаттл", вокруг которого
кружился бы наш прославленный балет. Ситуация
была отчасти похожей, поскольку Джаз-оркестр
Линкольн-центра, весь в белом, посредине черной массы
Российского Национального оркестра с последним
практически не взаимодействовал. Делегации по
очереди произносили музыкальные речи,
внимательно слушая друг друга и как бы сравнивая
музыку Эдварда Грига и роскошные аранжировки
Билли Стрейхорна, к которым, говорят, и Эллингтон
руку приложил, в каковых аранжировках можно было
узнать мелодии из "Пер Гюнта". Сравнение с
достаточной силой убедило в том, что Григ -
хороший композитор и, видимо, что-то имел в виду в
1875 году, когда писал нетленную версию драмы
Ибсена. Недаром джазовый критик Стенли Крауч
писал, что в Норвегии эта эллингтоновская запись
была долгое время запрещена к изданию.
Дюк действительно всю зрелую часть жизни
обращался к крупной форме, при этом у него
получались только сюиты, не более, но иной раз
весьма удачные. "Пер Гюнт" вряд ли из их
числа. Опять же цитата из Крауча: "...в те годы
одним из самых верных способов привлечь публику
было предложить ей завораживающую своей
новизной версию хорошо известного произведения.
Ускорение или замедление темпа щекотало нервы
публики. Слушатели обожали орнаментовку
знакомой пьесы фанфарами или внезапным
изобретательным соло; эффекты, которых можно
было достичь с помощью разнообразных сурдин;
смещение ритма..." и т.д. Все это было исполнено
оркестром Марсалиса исключительно
профессионально, добротно и с большим чувством.
Кульминация "обродвеивания" (в хорошем смыс ле) Грига пришлась на "Танец
Анитры", заезженный биг-бэндами еще в далекую
эпохе свинга. Стрейхорн, к тому же, решил усилить
ностальгию шефа по временам "Cotton Club'а",
включив в полную мощь граул-эффекты и
"оджунглировав" оркестровку. Надо заметить,
что и Российский Национальный, не обращая
внимание на сложности теперь уже с Почетным
дирижером Михаилом Плетневым, под руководством
дирижера просто - Дмитрия Лисса - успешно
выполнил музыкальную задачу. При этом имеется в
виду, что меццо-сопрано Мария Масхулия формально
к оркестру не относится. Имея опыт выступления с
программой Дейва Брубека, она не совсем
справилась с Эдвардом Григом в смысле
звуковысотности. Отличия от текста иной раз
доходили до четверти тона. А когда я
поинтересовался у сидящего рядом члена Союза
композиторов, не может ли дирижер показать ей
"чуть повыше", то в ответ услышал, что ему
проще показать всему оркестру "чуть пониже".
Однако певица, попев минут пять "Песню
Сольвейг", успокоилась и так сидела до самого
конца отделения. Зато потом долго кланялась
вместе с Д.Лиссом и У.Марсалисо м. Аплодисменты были
действительно долгие, причем среди аплодирующих
был замечен Игорь Бутман, который для этого
встал.
Были в зале и еще стоящие люди очень
внушительного вида (и прямо на сцене). Судя по
безразличию, проявленному к гениальной музыке,
это были охранники, внимательно вглядывающиеся в
зал в поисках киллеров и иных хулиганов.
Любопытно, что когда во втором отделении в зале
раздалось что-то напоминающее выстрел, ни один
мускул на лице богатырей не дрогнул. Странно. Но
были во втором отделении и другие интересные
события. Будучи одновременно и джазовым и
академическим музыкантом и композитором
высокого класса, Уинтон Марсалис сделал
специальные аранжировки не самых известных
эллингтоновских пьес для обоих оркестров (Afro Bossa,
Blues in Blueprint, A Tone Parallel to Harlem). При этом стилистика
Эллингтона-Стрейхорна была более - менее
соблюдена, так что некоторое ощущение наивности
происходящего оставалась. Зато финал концерта,
инициированный восторженной публикой, удался на
славу. Бэнд Марсалиса заиграл в нормальную
джазовую силу. На "C Jam Blues'е" пошел истинный
джем. Блистали своими соло трубачи Райен Кисор и
Марк ус Принтап, вполне заменил
Джимми Хэмилтона кларнетист "Уормдэдди"
Андерсон, играли саксофонист-ветеран Джо
Темперли, который еще в 1957 году показывал Алексею
Козлову, как играть на саксе, и Виктор Гойнз.
Последний устроил еще и классную скэтово-рэповую
гонку с одним из тромбонистов. Затем незаметно у
контрабаса Родни Уитэкера оказался наш Алексей
Исплатовский. Зал с гордостью и сердечным
замиранием следил за его соло, которое было
неважно озвучено, так что судить о нем пришлось
по восторгу самого Уитэкера.
Но самое главное произошло потом. Марсалис, какой
он ни есть деятель, а трубач он великолепный. И
вот, выйдя на просцениум, без всяких микрофонов
он затеял в дуэте с контрабасом потрясающую,
тонкую и умную каденцию, очень не скоро
превратившуюся в "Mood Indigo", сыгранную
оркестром с таким пониманием дела, что сразу
стало понятно, зачем мы все пришли на этот
концерт. Да ради одного этого!
На самом деле не только. Ведь как интересно и то,
что происходило в зале, какая у нас интересная
публика, набившая такой огромн ый зал в эту страшную
московскую жару, и сколько было роздано
автографов нашими джазовыми звездами,
прибывшими на мировое братание в честь Великого
Дюка, и как все потом ринулись в "Ле Клуб", и
как внимательно до этого слушали лекцию Роба
Гибсона в переводе Александра Кана, да мало ли...
Но об этом как-нибудь в другой раз.
А то мне один приятель сказал "ты что, туда
музыку пошел слушать?.. Не понимает...
Михаил Митропольский
|
