Теплый летний вечер. Сегодня четверг - день, когда в кафе "Дары Моря для Гурманов Глории" (Gloria's Gourmet Seafood) джем-сешн. Кафе расположено недалеко от центра на небольшой улице (угол 21-ой и Fairmount Ave.). Вы не найдете его в путеводителях по Филадельфии, точнее, оно упоминается как точка общепита, но не как место, где играют джаз. Переступаем порог - и зной улицы сменятся прохладным уютным полумраком. За столиками сидят посетители, преимущественно чернокожие, одетые очень хорошо (здесь принято наряжаться, если вы идете в ресторан), несколько столиков сдвинуто вместе - празднуют день рождения. Владелец кафе - Джерри (никакой Глории нет и никогда не было - это просто для благозвучия), он же шеф-повар. Естественно - очень занятый человек. Вот он мчится на кухню, вот его голова в бейсбольной кепке видна за стойкой бара. Через несколько минут он на сцене, где, не снимая своего поварского короткого халата, он берет микрофон, приветствует посетителей, многих называя по именам, затем начинает петь. Поет он очень хорошо, чередуя современные песни в стиле "ритм-энд-блюз" с джазовыми стандартами, типа "All of
Me". Акомпанирует ему трио, постоянно работающее в кафе. За фортепиано - Чеппи Вашингтон, молодой улыбчивый парень, сын известного тенориста Дональда Вашингтона. Играет свободно во всех стилях, а также, если надо, садится за барабаны или берет в руки бас-гитару. Когда мы с ним знакомились и он назвал свое имя, я в шутку заметил, "Такого имени (Чеппи) не существует". На что он возразил: "Почему же, Чеппи (Chappy)- это как Хэппи (Happy)", т.е. счастливчик. На басу - Джин
Тернер: его монументальная фигура ритмически покачивается в такт музыке, а на лице счастливая улыбка - ему явно нравится то, что происходит вокруг. Ему 72 года, он играл во многих биг-бэндах, включая оркестр Лайонела Хэмптона, в начале 50-х служил в Европе, гастролируя с армейским джазовым оркестром во многих странах, о чем с удовольствием вспоминает ("Я люблю Европу"). Много играл и с малыми ансамбями, влючая Риччи Пауэлла (брат Бада Пауэлла, соратник Клиффорда Брауна), Philly Джо Джонса, Джимми Хита - и (но совсем недолго) с Джоном Колтрейном. Я сажусь в баре и заказываю мартини. После небольшого перерыва начинается джем. Руководит Чеппи. Машет мне рукой: "Доктор Кей!" (надо сказать, что произнести "Котельников" для местных жителей - сущая пытка. Я испытываю садистское наслаждение, когда назойливые телемаркетеры пытаются это сделать по телефону: "Мэй ай спик то мисс Валери... э.э.э... Кли-кли... Клитли... Клоклитли...", я переспрашиваю "Кого-кого?". В конце концов отвечаю: "Она здесь больше не живет" - Валери для них исключительно женское имя). Сажусь за инструмент, предлагаю: "Джин, давай сыграем "Shiny Stockings" - точно, как Каунт Бейси". Джин радостно кивает головой: "Давай, давно не играл с биг-бэндом. В ля-бемоле?" - "Конечно". Начинаем играть. Подсаживается мужичок с конгами. Из бара выходит Уолтер Белл, машет
приветственно рукой (мы уже играли вместе раньше), достает флейту, играет соло. Публика не скупится на аплодисменты. Играем еще пару вещей. Постепенно подтягиваются и другие музыканты.
Я уступаю место Чеппи (надо сказать, я хорошо знаю стандарты и темы эпохи бопа и хард-бопа, но не современные темы). Чеппи считает, барабанщик с басом начинают затейливый ритм в размере фанка, к ним присоединяются четыре (!) музыканта на конгах, маракасах, и бог его знает еще на каких ударных инструментах. Удивительным образом все это сливается в пульсирующий мощный ритм, у меня по спине пробегает холодок, и я ощущаю что-то вроде духовного полета. Оглядываюсь вокруг и вижу, что и музыканты, и публика испытывают то же, что и я. Тему в унисон играют тенорист и флейтист. Затем по очереди играют соло три саксофониста, тромбонист и два флейтиста (один на пиколло). И все настолько здорово, настолько вдохновенно и эмоционально... Волшебство продолжается минут 25. Это один из тех моментов в джазе, которые никогда не повторяются, и остаются в памяти лишь тех счастливчиков, которые находились в этот миг в этой точке вселенной...
В том же составе исполняется стандарт "Я буду помнить апрель". Тоже хорошо, но уже нет той магии, что была в первой вещи.
Затем следует очередь певцов. Надо сказать, что на джемах еще сохраняется приоритет инструменталистов над вокалистами. Так оно было в джазе до 1943 года. Скажем, оркестр Глена Миллера, а с ним певцы Рэй Эберле и Марион Хаттон и вокальный ансамбль "Модернэйрс". Идиотская позиция профсоюза музыкантов, который не смог договориться со звукозаписывающими фирмами и в течение полутора лет запрещал джазовым музыкантам записывать пластинки (основной источник доходов музыкантов, ведь тогда весь мир танцевал под джаз: представьте себе, что Майклу Джексону запретили записывать диски...), привела к тому, что оркестры стали записываться под именами певцов, скажем "Билли Холидей и ее оркестр". Ну вот с тех пор и повелось, что певцы (часто бездарные) стали главнее музыкантов. Но вернемся в "Глорию". Певцы и певицы выступают по очереди, исполняя по две песни. Ну что сказать? Поют очень хорошо, с большим чувством, свободно и абсолютно профессионально. Чабус, с которым мы перед этим сидели в баре, где он здорово набрался и долго заплетающимся языком объяснял мне, как должны вместе играть барабанщик и басист, подошел к микрофону нетвердой походкой, но запел удивительно хорошо, и слова выговаривал абсолютно внятно, точно и не сидел в баре...
Нина очень волновалась, она смущенно сказала мне, что только осваивает джазовое пение - но запела с такой ритмической свободой, настолько интонационно безукоризненно - что впору выпускать ее хоть в Линкольн Центр (зал в Нью-Йорке, где устраиваются концерты джазовых звезд). Потом спел еще один парень
- тоже здорово, с большим чувством, а за ним еще один.
Вслед за этим вышел поэт, что-то объяснил Чеппи и барабанщику, они заиграли ритмический рисунок с незатейливой мелодией, и он стал декламировать свои стихи под музыку. Это сравнительно новое явление в джазе, исполнение поэзии под музыку, очень популярное. Появились специальные передачи на радио и по телевидению, и на днях в Филадельфии проводится "Фестиваль Поэзии и Джаза". Поэт
повел себя вначале, как мы привыкли (как, скажем, Андрей Вознесенский), произнося слова под музыку, с легким завыванием. Потом он стал подыгрывать себе на конгах, и стихи его как-то стали более ритмичными, типа рэпа. Слушатели с энтузиазмом наградили поэта аплодисментами. После перерыва (к этому времени многие музыканты ушли - ведь завтра с утра на работу, большинство зарабатывает на жизнь другими занятиями) произошла некоторая заминка, молодой тромбонист удивлялся, почему ритм-группа не может его поддержать, это же достаточно просто, сначала на три четверти, потом на четыре, а потом два раза по семь четвертей, ну, и, там, аккорды, соответственно, а потом - все сначала, он, бедняга, в поте лица готовил это малоизвестное произведение в течение нескольких недель... Ребята честно пытались понять, что же от них требуется. Минут через пять подошел Джерри (повар-певец-хозяин) и прекратил дискуссию: "Ты играешь бум-бутум-бутум-бутум, ты блам-пам-падам-падам, шесть тактов до минор, два такта соль септ, четыре - до минор, затем до септ, фа минор, соль септ и опять до. Ясно? Поехали: раз, два, раз-два-три-четыре (очень примерный перевод на русский)". Музыканты заиграли, он послушал несколько секунд, удовлетворенно кивнул головой и побежал дальше по своим многочисленным делам... Закончили где-то часам к полдвенадцатого. Я ехал по опустевшим улицам Филадельфии, проехал через центр, где на старинном здании ратуши, выполненном в стиле барокко (здорово напоминает дрезденский дворец), стоит статуя Уильяма Пенна (основатель Пенсильвании и Филадельфии) в костюме конца XVII столетия, затем выехал на Брод-стрит и, пока ехал по этой улице к себе в пригород, Уильям Пенн смотрел мне вслед, выглядывая из-за небоскребов...
По радио передавали кубинский джаз. Затем я свернул на хайвей, и теперь только луна и фары редких встречных машин освещали мой путь.
Переступаем порог - и зной улицы сменятся прохладным уютным полумраком. За столиками сидят посетители, преимущественно чернокожие, одетые очень хорошо (здесь принято наряжаться, если вы идете в ресторан), несколько столиков сдвинуто вместе - празднуют день рождения. Владелец кафе - Джерри (никакой Глории нет и никогда не было - это просто для благозвучия), он же шеф-повар. 
Естественно - очень занятый человек. Вот он мчится на кухню, вот его голова в бейсбольной кепке видна за стойкой бара. Через несколько минут он на сцене, где, не снимая своего поварского короткого халата, он берет микрофон, приветствует посетителей, многих называя по именам, затем начинает петь. Поет он очень хорошо, чередуя современные песни в стиле "ритм-энд-блюз" с джазовыми стандартами, типа "All of
Me". Акомпанирует ему трио, постоянно работающее в кафе. 
За фортепиано - Чеппи Вашингтон, молодой улыбчивый парень, сын известного тенориста Дональда Вашингтона. Играет свободно во всех стилях, а также, если надо, садится за барабаны или берет в руки бас-гитару. Когда мы с ним знакомились и он назвал свое имя, я в шутку заметил, "Такого имени (Чеппи) не существует". На что он возразил: "Почему же, Чеппи (Chappy)- это как Хэппи (Happy)", т.е. счастливчик. 
На басу - Джин
Тернер: его монументальная фигура ритмически покачивается в такт музыке, а на лице счастливая улыбка - ему явно нравится то, что происходит вокруг. Ему 72 года, он играл во многих биг-бэндах, включая оркестр Лайонела Хэмптона, в начале 50-х служил в Европе, гастролируя с армейским джазовым оркестром во многих странах, о чем с удовольствием вспоминает ("Я люблю Европу"). Много играл и с малыми ансамбями, влючая Риччи Пауэлла (брат Бада Пауэлла, соратник Клиффорда Брауна), Philly Джо Джонса, Джимми Хита - и (но совсем недолго) с Джоном Колтрейном. Я сажусь в баре и заказываю мартини.
После небольшого перерыва начинается джем. Руководит Чеппи. Машет мне рукой: "Доктор Кей!" (надо сказать, что произнести "Котельников" для местных жителей - сущая пытка. Я испытываю садистское наслаждение, когда назойливые телемаркетеры пытаются это сделать по телефону: "Мэй ай спик то мисс Валери... э.э.э... Кли-кли... Клитли... Клоклитли...", я переспрашиваю "Кого-кого?". В конце концов отвечаю: "Она здесь больше не живет" - Валери для них исключительно женское имя). Сажусь за инструмент, предлагаю: "Джин, давай сыграем "Shiny Stockings" - точно, как Каунт Бейси". Джин радостно кивает головой: "Давай, давно не играл с биг-бэндом. В ля-бемоле?" - "Конечно". 
Начинаем играть. Подсаживается мужичок с конгами. Из бара выходит Уолтер Белл, машет
приветственно рукой (мы уже играли вместе раньше), достает флейту, играет соло. Публика не скупится на аплодисменты. Играем еще пару вещей. Постепенно подтягиваются и другие музыканты.
Удивительным образом все это сливается в пульсирующий мощный ритм, у меня по спине пробегает холодок, и я ощущаю что-то вроде духовного полета. Оглядываюсь вокруг и вижу, что и музыканты, и публика испытывают то же, что и я. Тему в унисон играют тенорист и флейтист. Затем по очереди играют соло три саксофониста, тромбонист и два флейтиста (один на пиколло). И все настолько здорово, настолько вдохновенно и эмоционально... Волшебство продолжается минут 25. Это один из тех моментов в джазе, которые никогда не повторяются, и остаются в памяти лишь тех счастливчиков, которые находились в этот миг в этой точке вселенной...
Но вернемся в "Глорию". Певцы и певицы выступают по очереди, исполняя по две песни. Ну что сказать? Поют очень хорошо, с большим чувством, свободно и абсолютно профессионально. Чабус, с которым мы перед этим сидели в баре, где он здорово набрался и долго заплетающимся языком объяснял мне, как должны вместе играть барабанщик и басист, подошел к микрофону нетвердой походкой, но запел удивительно хорошо, и слова выговаривал абсолютно внятно, точно и не сидел в баре... 
После перерыва (к этому времени многие музыканты ушли - ведь завтра с утра на работу, большинство зарабатывает на жизнь другими занятиями) произошла некоторая заминка, молодой тромбонист удивлялся, почему ритм-группа не может его поддержать, это же достаточно просто, сначала на три четверти, потом на четыре, а потом два раза по семь четвертей, ну, и, там, аккорды, соответственно, а потом - все сначала, он, бедняга, в поте лица готовил это малоизвестное произведение в течение нескольких недель... Ребята честно пытались понять, что же от них требуется. Минут через пять подошел Джерри (повар-певец-хозяин) и прекратил дискуссию: "Ты играешь бум-бутум-бутум-бутум, ты блам-пам-падам-падам, шесть тактов до минор, два такта соль септ, четыре - до минор, затем до септ, фа минор, соль септ и опять до. Ясно? Поехали: раз, два, раз-два-три-четыре (очень примерный перевод на русский)". Музыканты заиграли, он послушал несколько секунд, удовлетворенно кивнул головой и побежал дальше по своим многочисленным делам...
Закончили где-то часам к полдвенадцатого. Я ехал по опустевшим улицам Филадельфии, проехал через центр, где на старинном здании ратуши, выполненном в стиле барокко (здорово напоминает дрезденский дворец), стоит статуя Уильяма Пенна (основатель Пенсильвании и Филадельфии) в костюме конца XVII столетия, затем выехал на Брод-стрит и, пока ехал по этой улице к себе в пригород, Уильям Пенн смотрел мне вслед, выглядывая из-за небоскребов...