Честно говоря, свою первую статью для "Полного джаза" хотелось написать о том, что джазовая провинция (без кавычек) - это плохо. Но было шестое ноября, и приходится писать о том, что "Джазовая провинция" (уже в кавычках) - это здорово.
Самаре повезло с проведением концерта: вечер предпраздничного дня удачнее, чем понедельник или суббота перед рабочим воскресеньем. Жаль, что не повезло во многом другом. Например, среди организаторов фестиваля не было никого из нашего более чем миллионного города - только локальные спонсоры, которые откликнулись на уже готовое предложение. Да и прошел концерт в Окружном Доме Офицеров - солидном зале, который, однако, обладает едва ли не самой жуткой акустикой в городе. Минусов вообще было множество - действительно "провинциальных" минусов, вроде задержанного на сорок минут начала и выходящей за рамки приличий толкотни в гардеробном помещении, совмещенным с кафе и несколькими магазинами. Но была и музыка.
Самара живет без больших джазовых событий уже довольно давно. Подростки вообще едва ли вспомнят, что раньше здесь существовало даже такое понятие, как "джазовый абонемент", который был расписан на год вперед и который гарантировал городу выступления Даниила Крамера, Алексея Кузнецова, других мастеров большого калибра. Даже люди около тридцати не сразу скажут, чем же была знаменита Самара (тогда еще Куйбышев) в джазовой жизни СССР. Ведущему пришлось напоминать, что местный джаз-клуб "ГМК-62" (о котором сейчас помнят лишь специалисты) в свое время стал одним из первых клубов страны, а местный фестиваль советских времен считался одним из сильнейших.
Итак, в город приезжает "Джазовая провинция". Город, в буквальном смысле изголодавшийся по живой музыке, отвечает на это аншлагом. Это необычно - очень неконкретные афиши, без имен исполнителей, появились буквально за два дня, а в кассах Дома Офицеров понятия не имели о предстоящем мероприятии, когда первый концерт фестиваля (в Москве) уже закончился. Впрочем, аншлагу способствуют и более чем умеренные цены билетов: на дешевые места можно было попасть всего за восемьдесят рублей. Аудитория оказывается настолько разношерстной, что вызывает у знающих людей серьезные сомнения: тут и откровенные авторитеты, и экзальтированные девочки в диапазоне от хиппи до яппи, и "солидная публика", и остро гордящиеся собой панки.
Программу открывает человек, которого представили только под самый занавес, ярославец Игорь Гаврилов. И, к сожалению, он при всей своей искренности вызывает больше недоумения, чем восторга. После сорока минут ожидания люди ждут не шуток, не клоунады (пусть даже хорошей), а музыки. А ее заставляют аплодировать спонсорам, пространно поясняя, что Самара-де город большой, знающий себе цену и уже забывший, как надо благодарить меценатов...
К черту меценатов! Люди пришли слушать музыку, и музыка была. Первым на сцене появился украинский контрабасист Денис Дудко, и зал наконец начал затихать под простой квадрат, который он выписывал на своем инструменте в ожидании партнеров. Они присоединились к нему постепенно - барабанщик Дмитрий Севастьянов (вызвавший в зале идиотский возглас "ой, как на Киркорова похож"), пианист Леонид Винцкевич, саксофонист Николай Винцкевич. Последним, уже под полновесный аккомпанемент, на сцену вышел Джей Ди Уолтер, которого многие не ожидали видеть в самом начале, посчитав американца единственной настоящей звездой программы.
Можно было бы, конечно, поговорить о качестве отстройки звука: тембр Уолтера оказался настолько созвучен контрабасу, что в первых двух композициях они сливались в откровенный шум. Но можно вспомнить случай, когда по вине звукооператора половину своего эпохального самарского концерта отыграл "в стол" Джон Аберкромби: Уолтеру еще повезло.
Квинтет исполнил несколько стандартов, с некоторым трудом узнаваемых в их аранжировке. Большинство, разумеется, обращало внимание только на вокалиста, который несколько раз действительно взял за душу. Любопытно смотрелся Николай Винцкевич - казалось, больше всего ему хочется остаться на сцене незаметным, настолько скупыми были его соло; чувствовалось, тем не менее, что ему еще есть что сказать.
Ближе к концу своего выступления Уолтер блеснул трюком, который по правилам хорошего тона требовал разоблачения. Сначала, усмирив один за другим все инструменты группы, он некоторое время солировал в одиночестве. Затем Денис Дудко стал понемногу добавлять звук своего контрабаса к этому соло, что (опять-таки по причине специфики звука) в первый момент даже показалось неожиданно прорезавшимся у самого Уолтера "дивным волжским басом". Потом появился третий голос. Чуть ли не весь зал посчитал его автором Севастьянова, который за своими барабанами мечтательно закинул голову вверх (к микрофонам) и двигал губами. Но потом голосов стало четыре, потом пять... было предположение, что сейчас из-за кулис появится ManSound, однако ансамбль играл уже в полную силу, Уолтер солировал, а неведомые вокалисты продолжали выводить все один и тот же квадрат. Так и осталось непонятным, что это было - действительно ManSound, который не вышел на сцену, предварительно заготовленная запись или еще что-то.
(От редактора: да, похоже, в Самару действительно не так часто приезжают музыканты, так скажем, актуального порядка. Конечно, Джей Ди использовал сэмплер, в который живьем, прямо на сцене записывал "лупы" (повторяющиеся звуковые петли) собственного голоса, а "дивный волжский бас" объяснялся использованием встроенного в то же устройство - в случае с Джей Ди это Alesis Nanoverb - гармонайзера. Эти приемы в мэйнстриме применяются нечасто, но применяются. А, скажем, валторнист Аркадий Шилклопер вообще строит на использовании сэмплеров все свои сольные программы. - КМ).
Джей Ди Уолтер пел еще и оставил очень неплохое впечатление, однако шансов вызвать его на бис залу не дали: и ведущий был решителен, и зал понимал, что впереди еще многие.
Американца сменил эстонский саксофонист Лембит Саарсалу, появление которого сопровождалось новой порцией обширных комментариев. Оказывается, мэтр проходил первое в своей жизни прослушивание на предмет выезда за рубеж именно в этом зале почти ровно тридцать пять лет назад. Что ж, информация любопытная. Но вот сам Саарсалу, кажется, мало изменился за тридцать пять лет. По его чистосердечному признанию, тогда он играл "эстрадную музыку". И создается впечатление, что он по-прежнему играет именно ее. Это тот случай, когда придраться не к чему, но выступление без особых сомнений считаешь самым слабым во всей программе. Техника. Экспрессия. Мелодика. Все на месте, но замечаешь, что люди впервые начинают выходить из зала глотнуть свежего воздуха (как и акустика, вентиляция в Доме Офицеров не выдерживает критики). А лишенные изобретательных и быстрых проходов по клапанам соло Николая Винцкевича начинают вспоминаться с некоторой ностальгией.
Поначалу Саарсалу играл в дуэте с Леонидом Винцкевичем за фортепиано. Но их "Романс", или "очень красивая песня", как его назвал эстонец, показался слишком красивым. Красивым настолько, что вспомнился Кенни Джи, а экзальтированные девушки впервые всерьез оживились. Разумеется, фестивальный концерт не предполагает однородного материала и единой в своих вкусах аудитории. Но "очень красивая песня" оказалась, пожалуй, единственной за вечер композицией, которая была предназначена для столь малой части аудитории.
Лембит играл и с полноценной ритм-секцией. Его игру оживило удачное соло барабанщика Дмитрия Севастьянова в "Снежной самбе", но последовавшая за ней композиция о "двух парнях, которые сломали качели и теперь немного грустный" (комментарий саксофониста) показалась уже просто не самым удачным похоронным маршем.
Впрочем, первое отделение завершил коллектив, который не оставил бы камня на камне даже от самого удачливого саксофониста. Самара не в первый раз слышала ManSound, и она знала, как их встречать. Происшедшие в их составе перемены не испортили звука; заметно изменилась только манера поведения на сцене - в первый приезд секстет вел себя чуть ли не академически, а в этот раз устраивал на сцене своего рода хороводы. Украинцы начали программу с "Nature Boy", исполнявшейся еще в прошлый раз, но показали и новые свои аранжировки, временами грустные, временами зажигательные. Несколько раз здание в буквальном смысле слова начинало резонировать с их мощным хором, звук почти физически давил на слушателей. Один раз Рубен Толмачев, для верности отмахивая рукой, нырнул со своим басом в такие запредельные низы, что зал вытянул шеи, безуспешно попытавшись найти спрятавшегося где-нибудь контрабасиста. А напоследок гости из Киева порадовали зал тем, что почти вернулись на "бис". Правда, спели они только Happy Birthday To You в адрес баритона Федора Маруна, который встретил в поезде день рождения.
Пожалуй, ManSound стали первым коллективом, который действительно "завел" аудиторию. И то, что перерыв был объявлен сразу после их выступления, было логичным: надо было дать придти в себя тем, кто слышал этот выдающийся секстет впервые. Перед антрактом было объявлено, что один из дисков группы можно приобрести прямо сейчас. Выстроившаяся очередь была несколько раздосадована тем, что в альбоме ценой в триста рублей легко угадывалась обычная компьютерная "болванка" фирмы Samsung, которая может быть записана почти на любом компьютере кустарным образом (при себестоимости меньше доллара), однако диски расходились.
А вот после перерыва слушателей ждал сюрприз. На сцене оказался биг-бэнд, в официальной программе фестиваля не заявленный - давно знакомый самарцам оркестр "Мираж" из города-спутника Новокуйбышевска, который, в силу его "биг-бэндового" статуса (и в силу общей иронии к новокуйбышевцам) здесь считают своего рода провинцией еще более глубокого уровня. "Мираж", однако, выстрелил на удивление удачно. Во-первых, новокуйбышевцы заставили себя уважать, продемонстрировав чувство меры и сыграв всего две вещи, во-вторых, было видно, что коллектив растет куда быстрее, чем отношение к нему. Второй вещью, напомнившей скорее фанк, чем биг-бэндовый джаз, гости и вовсе раскачали зал на полную катушку, так, что многочисленные дети начали подпрыгивать над сиденьями...
Вслед за "Миражом" на сцену вышел литовский дуэт, который в концертной жизни Самары однозначно стал большим событием, хотя оценить это могли немногие. Дайнюс Пулаускас, исполнитель на клавишных, впервые за несколько лет (если не вообще впервые) привез в город почти чисто синтезаторную музыку, имеющую что-то общее с джазом; а его партнер, трубач Валериус Рамошка, блестяще продемонстрировал, как синтезаторная музыка нуждается в полноценном живом сопровождении. Музыканты сыграли часть своей композиции "Параллельные линии" (по словам Рамошки, "мы лимитированы во времени"), поначалу повергнув зал просто в шок. Такого не ждал никто. Электронная клавиатура Пулаускаса звучала так, что всплывали порой стойкие ассоциации с монстрами арт-рока вроде Yes, да и сам Пулаускас мажорным пафосом некоторых отрывков напоминал Кита Эмерсона в его лучшие годы. И параллельно с этим Рамошка играл на трубе и флюгельгорне, постоянно напоминая, что эта музыка немыслима без импровизации. Сильнейший дуэт, который мгновенно поделил зал на составляющие. Кто-то слушал его в полном онемении, кто-то серьезно спрашивал "а разве бывает джаз без саксофона?". В середине композиции Пулаускас и Рамошка сыграли короткий, но очень лиричный и по-хорошему сдержанный отрывок на трубе и обычном рояле, показав, что им знакомо и понятие "нормального" джаза. Этим отрывком им удалось заставить замолчать ту половину зала, которая почувствовала себя неуютно "без саксофона" и завела пространные беседы.
И, пожалуй, стоило бы жалеть о их уходе по-настоящему, если бы программа не строилась по принципу "лучше, еще лучше, еще лучше".
На сцене появилось трио Stekpanna, которое в Самаре ждали с чисто провинциальным нетерпением. С одной стороны - коллектив вроде бы совершенно неизвестный, с другой - иностранцы, столь редкие в еще недавно наглухо закрытом городе. Пожалуй, очень немногочисленная часть аудитории представляла себе, чего можно ожидать от басиста Стива Кершоу, гитариста Мэдса Ольсена и барабанщика Питера Сверда; уже сам инструментарий трио и относительная молодость членов коллектива позволяли надеяться на что-то весьма и весьма оригинальное, но опять-таки только понимающим людям. Девушки опять зашептались, выясняя, что за инструмент вынес с собой Стив Кершоу, а юные панки стали громко радоваться появлению на сцене гитарной группы...
"Стекпанна" оказалась великолепна, и это мнение наверняка не несет на себе "провинциального" отпечатка. От них ждали, кажется, чего угодно, только не той приглушенности, сдержанности и хорошей расслабленности, которые они продемонстрировали с первых же минут. Сыграно два-три квадрата, а на ум уже приходят стойкие ассоциации с... топленым маслом. Тому множество причин. Это в первую очередь сама манера игры, вязкая, тягучая, на нарочито заниженной громкости, словно музыканты барахтаются в каком-то не особенно опасном болоте без большого желания оттуда выбраться. Это звук гитары Олсена, напоминающий "сливочное", по словам кого-то из критиков, звучание Джона Скофилда. Это удачно подобранные цвета одежды и инструментов - Питер Сверд выделялся наиболее удачным сочетанием русой косы до пояса, темно-желтого жилета, ослепительной белой рубашки и золотого листа фольги, который он принес с собой и повесил на ударную установку... Это даже само название коллектива ("сковородка" на шведском) в совокупности с тем фактом, что топленое масло поступает в Россию обычно из Скандинавии...
"Стекпанна" сумела заставить разгоряченный зал вслушиваться в свою музыку. Как и дуэт Пулаускаса и Рамошки, они много играли на беспроигрышных простых закольцованных гармониях, когда слушатель непроизвольно втягивается в исполнение независимо от того, нравится ему сама музыка или нет. Но их музыка, в отличие от авангарда литовцев, не могла не нравиться. Она была тихой, в нее хотелось вникать. Внимание зрителей привлекал, пожалуй, в основном гитарист Олсен, которому приходилось "тащить" на себе всю мелодику группы; люди же, которые обладали действительно глубоким пониманием музыки, все больше и больше поражались мастерству барабанщика, который умудрялся, не выделяясь на общем фоне, вести свою линию до черной зависти оригинально.
В "Стекпанне" чувствовались резервы, которые многократно превышали то, что демонстрировалось залу. Когда Стив Кершоу заявил по-английски, что сейчас они сыграют одну знаменитую тему рок-музыки, его поняли очень немногие; а из тех, кто понял, далеко не у всех в руках были программы вечера (которые следовало бы сделать обязательным дополнением к билету, пусть даже и подняв его стоимость на пятнадцать рублей). "Дым над водой" слушатели начали узнавать чуть ли не с середины, когда дело дошло до знаменитого припева, который группа сыграла почти нота в ноту, не став двигать длительности, как делала это с куплетом. Реакция была похожей на взрыв, хотя (объективно) и остальные две композиции "Стекпанны" были не менее хороши. Просто в зале было достаточное число панков, металлистов и рокеров всех мастей и сортов, которые тоже истосковались по хорошим концертам.
Самыми удачными стали, пожалуй, два последних сета концерта, когда "Стекпанна" превратилась в квинтет с Николаем и Леонидом Винцкевичами. Зал, наэлектризованный так и не разрешившимся в музыке потенциалом иностранных гостей, чувствовал, что взрыв недалек. На этом фоне долгие рассуждения Игоря Гаврилова о недооцененности в России Николая Винцкевича выглядели просто неуместно. Сам Николай, надо отдать ему должное, принял эти комплименты единственно верным образом: скромно постоял в стороне и, даже не улыбнувшись в ответ, сыграл так, как может, как от него ждали еще после первой части концерта - добавив к кажущейся простоте своей музыки сначала экспрессию, потом мощь, а потом и блестящий инструментализм. Вслед за ним в полную силу начал отрабатывать и Питер Сверд, стопроцентно подтвердив ожидания понимающей аудитории: его барабаны были просто неприлично хороши, кажущаяся перегруженность компенсировалась очень скупым использованием тарелок и создавала полное ощущение хорошо смазанного мотора, в котором ничего и ни при каких условиях не может отказать. Леонид Винцкевич тоже продемонстрировал технику, которой раньше в его игре не было слышно. Агрессивная, мощная, бьющая наотмашь первая композиция квинтета заставила зал аплодировать как никогда. Музыканты сыграли и что-то более спокойное, а затем вместо Винцкевичей на сцену вышел украинский трубач Валерий Колесников. Даже если настроение слушателей и можно было испортить, он этого не сделал. Стив Кершоу получил настолько глубокое удовольствие от феноменальных проходов на трубе, что во время одного из кратких соло подошел к украинцу и принялся дружески с ним обниматься посреди композиции.
Концерт завершился представлением официальных лиц. Чуть ли не впервые в Самаре на сцену догадались вывести дорожного менеджера фестиваля, который (которая!) заслуживает аплодисментов не меньше остальных. А потом был довольно внушительный, минут на десять, джем, в котором приняли участие все выходившие на сцену. Электрический контрабас Кершоу последовательно переходил от своего хозяина к Денису Дудко и обратно. Питер Сверд и Дмитрий Севастьянов менялись местами за ударными и в свободное время подбрасывали в воздух палочки. Леонида Винцкевича сменил за фортепиано Дайнюс Пулаускас, продемонстрировав своим соло очень и очень сильное умение играть мэйнстрим. Саксофонисты и трубачи успели и помочь общей массе риффами, и отыграть самостоятельно. Сказали свое веское слово ManSound и Джей Ди Уолтер.
И, пожалуй, этот финальный джем действительно стал моментом, когда оставшиеся в зале зрители поняли, что такое джаз при всем его разнообразии. Концерт заканчивался 'round about midnight, зал опустел уже примерно на треть, было невообразимо душно. Однако именно в джеме стало видно, насколько хорошо понимают друг друга исполнители и сколько они сами получают удовольствия от игры. Самым трогательным был, пожалуй, Питер Сверд, который не переставая носился по сцене с портативной видеокамерой, снимал партнеров, заставлял их строить какие-то специфические физиономии, а потом направил камеру в зал и жестом попросил показать, что его видят. Зал откликнулся. Было ясно, что для варяжского гостя играть в Самаре - такая же экзотика и такое же удовольствие, как и для Самары - принимать его среди остальных.
Были ли у концерта минусы - да, разумеется. Можно было ограничить в ненужных шутках ведущего. Можно было не опаздывать на сорок минут с началом. Можно было привезти с собой больше компактов (диск "Стекпанны" разошелся после их выступления практически мгновенно). Можно было найти более удачный зал.
Но плюсов все равно было больше. И, возможно, Рубен Толмачев из "Мэнсаунда" не лукавил, когда говорил, что Самара - это что-то особенное. Это действительно место, где любят и понимают хорошую музыку. И все минусы конкретной ситуации перед этим ничего не стоят.
 Юрий Льноградский,
Самара
|
