Зной весь день методично выжигал все, что не успело спрятаться в тень. Наступил вечер, но солнце не собиралось катиться за горизонт, продолжая раскалять пространство. Музыканты, не дождавшись прохлады, взошли на эстраду. Пошел концерт, все заиграли, зал - полон. Окна открыты, и все счастливы.
В начале - несколько номеров Sound Sax Band'a: пять саксофонов, ритм-секция, добротная, надежно аранжированная и срепетированная, музыка известных джазовых стандартов. Аплодисменты. Овации. Слова ведущего невозможно разобрать в возбужденном шуме зрительного зала, и лишь в конце тирады - вполне внятное "...Контантин Горбатенко... фортепиано... Москва, Антон Румянцев - тенор-саксофон, Москва..."
Константин Горбатенко. Он садится за фортепиано, влево-вправо проверяет вертушку сиденья, пасует в стороны, примеряясь, центрируясь к клавиатуре. Он вне правил пианизма ставит кисти рук вертикально, поджимая лишние пальцы к ладоням. В работе - только средние и указательные пальцы, будто пара ножниц в каждой руке. Этими резаками он, как консервным ножом начинает вспарывать в двух сторон клавиатуру фортепиано.
Контрабасист и барабанщик в упоении ныряют в музыкальную неразбериху. Зал цепенеет, звучание нарастает, а пианист в этом как бы не участвует, он продолжает реконструировать и строить. Играя и извлекая, он включает все пальцы рук. Вначале как бы выбрасываются из шкалы клавиатурной линии все лишние белые, затем черные предметы. Все ненужное громоздится печальным холмом, мерцая слоновой костью и лакированным блеском черного дерева или обелиском мрамора цвета ночи Куинджи. Некоторые клавиши ставятся временно на прежнее место, другие используются чаще, некоторые - звонко сплелись созвездиями высоко над нами. В музыке слышится что-то знакомое, но настолько закодированное, что нет сил вспомнить название произведения.
Внезапно все превращается в трезвую, строго гармоничную музыку, где все академично и верно, где почти угадывалась тема, но все стало сползать побочными тональностями радикально вправо, затем - вниз, в скользкий провал пропасти.
Все невозвратимо рушилось, разлад грозил неминуемой какофонией. Верить оставалось только невозмутимому виду барабанщика, летящего в ритме как бы немного впереди, и четким действиям контрабасиста в его философски выдвинутым вперед подбородком. Пальцы точно схватывали струны и двигали музыкальную колесницу вперед-вперед. А пианист оставил аккорды. Он занялся одной нотой. Нажав на одну клавишу, долго вслушивался в звук фортепианной струны, показывая всем, как это хорошо - просто одинокий звук во вселенской метели светил. Жизнь фортепианного звука коротка - от рождения до могильной тишины навеки замерших колебаний тетивы металла от колка до колка. Будут другие звуки, затем еще. Но этот звук не повторится. Пианист удерживает его, страдает над ним, с ним, с нами, но неумолимое время лопатит звук и все страдания и уносит обломки в другие миры навсегда. И вот тогда пошла другая игра.
Это была ода, нет - гимн звуковой утрате, гимн, отчаянно веселый от горя потери и радости встречи с новыми звуками, созвучиями аккордов и полиаккордов в сплетении с фанфарами валторн и ручьистыми переливами арф. И на острие извержения вулкана звуков, на самой вершине, запел саксофон Антона Румянцева...
Да-да, стонал контрабас, это не сон. Фортепиано прозрачно-устало изредка эхом отзывалось солисту басовой партии. Все клавиши стояли на своих местах, и только сейчас я понял, что играют музыканты - это "Стелла в свете звезд" Виктора Янга.
Ко мне подошел Антон с саксофоном: "А можно, мы с Костей сыграем еще одну пьесу?" И они снова играли, и был конец концерта, и все устали от изнурительного зноя наслаждения, и Антон гасил, приглушал звучание, саксофон был прекрасен, но и он устал, хрипловато шепча: все, все, довольно - это конец.
Когда мы вышли из зала, на небе зажигались звезды. Звуки концерта дышали где-то рядом, шелестели в ветвях и бродили вокруг нас. Мы не боялись их потерять, знали, что они теперь с нами навсегда. Где-то в темноте мелькнула вздыбленная в прощальном взмахе руки мокрая футболки Кости Горбатенко. Он кричал контрабасисту Бараболе: "Вова, ты - гений!".
Вячеслав Самойлов,
руководитель ансамбля Sound Sax Band бердянского джаз-клуба
|
