 Так назвал один из нижеподписавшихся свой доклад на Симпозиуме в германском городе Айзенах. Симпозиум прошел 9 декабря 2000 года при поддержке городского департамента культуры в помещении уникального "Джазового архива".
В этом году, как и в прошлом, тема была сформулирована просто и ясно: "Джаз в восточно-европейских странах после краха тоталитарных режимов".
Айзенахский джаз-архив расположен в стороне от центра города. Он составляет часть культурного центра в бывшем промышленном районе, то есть в местном Даунтауне - но сравнивать надо, конечно, не с Нью-Йорком, а, скорее, с Rote Fabrik в Цюрихе или московским "Домом". Это построенная в XIX веке небольшая солодовая фабрика, переоборудованная лет пять назад под производство по обжарке кофе. Причем разработанное до такой степени точности, что запаха кофе даже в соседнем помещении (увы!) не чувствуется совсем. Здесь же, в подвале, на двух уровнях размещаются театр, джаз-клуб (с помещениями для репетиций!). А на первом этаже - второй в Германии джаз-архив, возникший всего год назад. Первый - напомню - находится там же, где и знаменитый центр музыкального авангарда, в западногерманском Дармштадте.
 История нового джаз-архива такова. Еще в 70-е годы энтузиаст местного джаз-клуба Райнхард Лоренц познакомился с гастролировавшим в ГДР джазовым пианистом из Дортмунда Гюнтером Боасом (он прославился тем, что часто аккомпанировал гастролировавшим в Европе блюзменам). После объединения двух Германий отношения стали еще более тесными, и после смерти Боаса пару лет назад его вдова Лоре Боас передала айзенахскому джаз-клубу практически всю коллекцию покойного мужа - старые шеллаковые и виниловые пластинки, книги и ноты - американские и западноевропейские. А пока фрау Боас остается крупнейшим коллекционером музыкального видео: первым же делом она спросила нас, где взять фильмы-балеты с Улановой и "Бориса Годунова" с Иваном Козловским (если знаете, откликнитесь!). Райнхард Лоренц, к тому времени уже официальный сотрудник магистрата города Айзенаха, получил и обустроил помещение - прямо над джаз-клубом. Может, в архиве коллеги Лоренца нет особых редкостей, но собрание всех джазовых "параферналий" в одном (и публичном) месте уже придает собранию г-на Боаса новое качество. В джаз-архиве, по словам Райнхарда Лоренца, работает (в том числе и над диссертациями) человек пять из соседней Веймарской музыкальной академии. Диссертации по джазу - уже неплохо!
Между прочим, есть в айзенахском архиве и наш джаз и долгоиграющие пластинки с первых московских - еще комсомольско-молодежных фестивалей, переданные Павлом Барским, в свое время инженером и джазовым энтузиастом. Паша, которого, конечно, хорошо помнит джазовая тусовка постарше, в 80-е переквалифицировался в культуртрегеры, но году в 90-м эмигрировал в Израиль. Правда, по словам г-на Лоренца, ему там за десять лет все никак не повезет.
"Наш центр может и должен стать мостом между Западной и Восточной Европой!" - в один голос повторяют и директор Джаз-архива, и Лоре Боас, естественно, почетный гость и первого, и второго айзенахского симпозиума.
Между прочим, один из авторов (Дмитрий Ухов) пару лет назад был в Дрезденском центре новой музыки, который тоже называет себя "вторым Дармштадтом" и тоже собирается играть роль связующего звена между Восточной Европой и Западной - но в области академической музыки.
Айзенахский архив сразу взял быка за рога. В 1999 году симпозиум был посвящен джазовой жизни в Польше и Чехии, причем основным докладчиком был д-р Любомир Доружка, самый, бесспорно, заслуженный джазовый деятель Чехии и Словакии - вместе и по отдельности, а, возможно, и всей Восточной Европы. На сей раз "Круглый стол" (в прямом и переносном смысле слова) был целиком посвящен джазу в России.
 Со вступительным словом выступил авторитетный во всех германоязычных странах критик и теоретик из Лейпцига Берт Ноглик, известный своими книгами еще с гдр-овских времен ( даже не читающие по-немецки могли приобретать их в блаженной памяти книжных магазинах, специализировавшихся на литературе из "братских социалистических стран" - "Дружба" и "Глобус"). Ноглик еще раз напомнил, что в посткоммуническом пространстве джаз из "музыки протеста" (или - в отдельных случаях - истеблишмента) довольно естественно переключился в систему товарно-денежных отношений. Причем пример России, по его мнению, представляет особый интерес - так как создавать принятые во всем мире инфрастуктуры здесь приходилось заново. Представление европейцев о русско-советском джазе, - напомнил наш коллега, - еще недавно исчерпывалось продукцией Лео Фейгина, дисками его компании Leo Records и составленным им сборником статей Russian Jazz - New Identity, то есть в первую очередь новым джазом. По мнению Ноглика, в последние годы коллективное начало в восточноевропейском и российском джазе (обусловленное, как подтвердили российские докладчики, с одной стороны новоджазовым андерграундом - Д.У. , и биг-бэндом как "тоталитарной системой в миниатюре" - В.Ф.) уступает место крайнему индивидуализму. Но последнее в какой-то мере объясняется и тем, что джаз в Советском Союзе больше, чем где-либо еще, служил символом свободы (творчества). И теперь в нем не без проблем сталкиваются две волны - одна, базирующаяся на космополитической природе мэйнстрима, и другая - фольклорная, дающая музыкантам способ самоидентифицироваться в этом самом космополитическом мире.
Владимир Фейертаг начал со становления профессиональной джазовой сцены в СССР с середины 70-х. И напомнил о вещах, уже забытых и даже не вполне понятных новым поколениям джазменов, как-то:
Система отбора джазовых музыкантов в гастрольно-концертных организациях и подготовке их как к своего рода государственной службе.
Возможность жить джазом и дискомфорт, связанный с бестолковой организацией концертов (отсутствие клубов и посему прокат джазовых ансамблей в огромных эстрадно-филармонических залах).
Неприятие системы гастрольно-концертного проката большой группой музыкантов и создание Underground-a на базе любительских клубов и объединений.
Рождение системы джазовых фестивалей как результат сотрудничества любительских клубов и государственных концертных агентств (Москва, Ленинград, Минск, Киев, Одесса, Ярославль, Казань, Петрозаводск, Курск, Таллин, Рига, Вильнюс).
Господство мэйнстрима на профессиональной сцене.
Наибольшая поддержка биг-бэндов, как тоталитарных систем в миниатюре.
Трио Ганелина как исключение, допущенное в "западной" республике (Литве).
Появление отечественных ансамблей на зарубежных джазовых фестивалях (Ухов напомнил о триумфе трио ГТЧ и одновременно однозначно негативной оценке Иоахимом-Эрнстом Берендтом выступления "Арсенала", что еще раз доказывает, насколько важную роль играл "внехудожественный" фактор "коллективно-андерграундного" бытования того или иного музыкального жанра/стиля.)
Первые опыты культурного обмена снизу - в частности, информации и стремление организовывать джем-сэшнз с приезжими джазменами. Пресловутое западничество как реакция на закрытость страны. Комплименты гостей, которые принимались за "чистую монету".
Три волны российской джазовой эмиграции - а) эмиграция по личным, семейным, национальным и социальным мотивам без надежды на джазовую карьеру. Исключения - Валерий Пономарев и Анатолий Герасимов; б) эмиграция с надеждой на учебу в США и возможностью жить музыкой (прикладная джазовая музыка); в) полуэмиграция с постоянной оглядкой на Россию. Получение двойного гражданства и желание интегрироваться в мировой музыкальный процесс без привязанности к какой-либо стране (Игорь Бутман).
Становление оригинального джазового репертуара с установкой на зарубежные контакты. Интерес к многонациональному фольклору. Отказ от гегемонии мэйнстрима. Новый джаз и осознание нелепости копирования американских образцов.
Роль композиции в джазе. Баланс между композиционным планом и импровизационными порывами. Появление нового поколения музыкантов, вышедших из рок-культуры и успешно перешедших на сторону джаза без традиционного идолопоклонства старым музыкальным формам.
Дмитрий Ухов назвал свое сообщение "Новый джаз в России конца ХХ века". Он продолжил Владимира Фейертага, обратив внимание на то, что оба видео-примера национального джаза - Михаил Альперин, играющий "Караван", и театрализованное выступление ансамбля "Архангельск" - относятся, скорее-таки, к области нового джаза, чем мэйнстрима, что весьма существенно для самоидентификации национальной школы.
Что, однако же, изначально не является каким-то достоинством, как и - наоборот - космополитизм мэйнстрима. Последний имеет исторический прецедент. В частности, знаменитые "Разумовские квартеты" Бетховена, якобы основанные на русских народных мелодиях, которые до сих пор никем не паспортизированы (это термин, употребляемый в фольклористике).
Ухов начал с 90-х, то есть фактически там, где Фейертаг остановился. До этого новый джаз жил примерно той же, хотя, может быть, несколько более либеральной жизнью, чем остальной художественный авангард - за исключением Сергея Курехина и Анатолия Вапирова, в сущности, никого из джазменов-авангардистов не преследовали по политическим мотивам. Параллельно с профессионализацией мэйнстрима происходило и отделение от него нового джаза; прежде всего благодаря симпозиумам (музыкальным фестивалям с научными конференциями на весьма высоком академическом уровне), которые организовывал Ефим Барбан (впоследствии комментатор Би-Би-Си) в Новосибирске, Таллине, Линиграде.
Примерно 10% материала, записанного с большими сложностями, так или иначе, но выходило на пластинках отечественного монополиста "Мелодии".
Принципиальным Ухову представляется то обстоятельство, что Лео Фейгин и его пластинки фактически шли в той же струе, которая еще в первой половине 80-х подготовила западное общественное восприятие к переменам, которые вот-вот должны были произойти в СССР с наступлением гласности и перестройки (Ухов напомнил о том, что интерес к советскому авангарду, прежде всего, конструктивизму, уже в 1984 году отразился в бытовой авангардной моде -пропагандировавшейся, например, итальянскими и британскими журналами вроде the Face).
Известное падение интереса к авангарду Ухов, кроме всего прочего, объясняет и описанным экзистенциалистами еще в 40-50-е годы феноменом "бегства от свободы" (наверное, не надо намекать, верным и по отношению к нашим дням), когда свобода выбора приводит к выбору и без того "близлежащего" - самого простого, насущного, то есть коммерчески беспроигрышного и не требующего небанальных творческих решений.
Ухов напомнил о Московском импровизационном сообществе, не попавшем в орбиту интересов Лео Фейгина, о конфликте в Оркестре московских композиторов (в конце концов приведшем к тому, что в этом Оркестре осталось всего трое москвичей, а остальные не то что не были москвичами - даже не говорили по-русски, как берлинец Алекс Колковски).
Ухов обратил внимание, что в 1993 году в России не был выпущено ни одного компакт-диска; в 1994 появились первые ласточки, которые можно было пересчитать на пальцах одной руки; а в 1996-м это уже были десятки, если не сотни.
Были названы основные фирмы, заменившие склеротического монополиста - государственную "Мелодию" (SoLyd и Long Arms, и в последнее время JazzLand/Русская серия). Особое любопытство вызвал у немецких промоутеров парадокс: на первых джазовых компакт-дисках был записан не общераспространенный мэйнстрим, а малотиражный авангард (например, круг ГТЧ - на литовской Sonore, первые релизы SoLyd Records). Докладчик объяснил это, среди прочего, социальной активностью как неотъемлемой чертой всего мирового авангарда, а также- в приложении к отечественной ситуации - тем, что мэйнстримом интересовались больше любители старшего поколения, оказавшиеся в сложных материальных условиях. Вообще, по мнению докладчика, в отличие от Запада новый джаз у нас прибивается, скорее, к новой музыке и иным жанрам спонтанного звукопроизводства вообще - тем более, после того, как прекратил свое существование фестиваль в Архангельске.
Было рассказано о сложностях бытования джаза в масс-медиа, в том числе электронных - например, отсутствии специализирующегося на джазе радио, сложностях со специальной прессой. В Германии к общеизвестным Jazz-Podium (мэйнстрим) и Jazzthetik (авангард) присоединился в последнее время высокопрофессиональный Jazz Thing, что-то вроде нового Jazz Times, но, кажется, даже посерьезнее.
Вместе с тем, с интересом было встречено сообщение о становлении системы джаз-клубов, хоть и не лишенной известных противоречий, но все же удовлетворяющей потребности определенной части аудитории - в том числе и абсолютно нового для России типа (центра "Дом").
Пожалуй, наибольшее оживление вызывал тезис автора о том, что в ситуации спонтанного музицирования представителей разных видов музыки - академической, этнической, рок-электроники - связующим звеном, или лучше сказать, катализатором оказываются музыканты с джазовым опытом. Для доказательства своего тезиса автору пришлось даже демонстрировать запись якутской народной артистки Степаниды Борисовой, питерского барабанщика Александра Емельянова и московского нойз-электронного дуэта "ТО...".
Из всего того, что было показано собравшимся, однако же, наибольший интерес вызвал (фактически случайно оказавшийся у Дмитрия Ухова) демо-материал Леонида и Николая Винцкевичей (сразу двое промоутеров запросили их координаты); тот сэмплер Boheme Records, на котором больше представлен акустический джаз; естественно, художественно оформленный Oriental Impress и, наконец, сам факт существования российского эйсид-джаза на примере Doo-Bop Sound и CD-ROM Алексея Козлова (похоже, что в развитой Германии таким hi-tec джазмены еще не балуют) . Попытка же в рабочем порядке продемонстрировать отечественный smooth jazz с сэмплеров "Богемы" привела лишь к ироническим усмешкам.
Симпозиум больше напоминал встречу друзей (хотя многие до этого не были знакомы между собой), чем научное заседание. Бесконечные и самые разные вопросы выдавали заинтересованность немецких слушателей (это были клубмены, организаторы джазовой жизни в своих городах).Выяснилось заодно, что НИКТО (подчеркиваю - ни один ) из наших эмигрантов последней волны за пределами места, где так или иначе осел, не известен и никаким общегерманским (не говоря уже об общеевропейском) реноме не пользуется - вопреки тому, что они сами о себе рассказывают, выдавая желаемое за действительное. " Мы о теперешнем российском джазе не знаем ровным счетом ничего", - повторяла фрау Боас (при этом упоминая и Збигнева Намысловского и Эдди Рознера).
Побоявшись заглядывать в далекое будущее, мы все-таки выразили надежду на то, что интеграционные процессы необратимы.
Приведенные нами примеры из жизни - часто анекдотического свойства - прекрасно разрядили первоначально настороженную атмосферу, захотелось сказать "Джазовые критики всего мира - объединяйтесь!" Директор департамента культуры Айзенаха проявил неслыханное для немецкой стороны гостеприимство, организовав обеды, ужины, экскурсии по городу и поездку в знаменитую крепость Вартбург - самую высокую точку местности.
Глядя в холмистую даль, герр Лоренц сказал одному из нас: "Вот смотри, видишь тот мост? Его пять лет назад не было, там проходила граница между ФРГ и ГДР. Но отсюда, с этой смотровой площадки, смотреть на Западную Германию запретить было невозможно. Мы с моей женой в 70-е тоже поднимались сюда и даже боялись подумать о том, что сможем оказаться там, на той стороне. И даже уже начинаем забывать, что когда-то было по-другому. И хорошо, что вы нам напомнили..."
  Дмитрий Ухов,
Владимир
Фейертаг
Айзенах, Германия
|
