Вернуться к оглавлению книги | Другие книги о джазе на «Джаз.Ру»
ДАНИЛИН — ПИАНИСТ. АККОМПАНЕМЕНТ.
Самым моим любимым пианистом был и остается по сей день, разумеется, Володя Данилин. И это при всем при том, что он не имел профессионального фортепьянного туше, как, скажем, Борис Фрумкин или Николай Капустин. Я на это не обращал и не обращаю до сих пор никакого внимания и полностью соглашаюсь с Крыловым: «По мне уж лучше пей — да дело разумей». Чтобы не было потом неправильного толкования приведенной мной крыловской цитаты, поясняю: Крылов противопоставлял пьянству — дело, а я туше — дело! Кажись, ясно. Но Володю это его «самодельное туше», по моему, печалило, может быть я ошибаюсь, не знаю наверняка, да и виду Володя не подавал — кое в чем он был скрытен.
Когда я играл с ним, аккомпанемента лучше данилинского для меня просто не существовало. Володя понимал меня с ползвука. Чувствовал все мои задумки, мгновенно реагировал на необычные гармонические отклонения, трехтоновые замены, — без предварительного уговора, угадывал мои накалы, спады, и даже мои паузы. Я свингую, — сейчас же поддержка от него, я блюзую — опять помощь. Да, это был величайший, я не боюсь этого слова, аккомпанемент.
С аккомпанементом подобного высокого уровня мне довелось столкнуться всего несколько раз в жизни. Первый раз, когда на джем сейшн с музыкантами из оркестра Бенни Гудмена за фортепиано сидел Виктор Фелдман, и второй раз на джем сейшн в Спасо-Песковском переулке, в доме американского посла, когда мне посчастливилось сыграть две пьесы с Дюком Эллингтоном.
Помню, как я все не решался заиграть, медлил, смущался, в то время, как Дюк уже был окружен толпой московских джазменов, и меня силой вытолкнул к роялю Виталий Клейнот, приговаривая: «Давай, давай, а то он сейчас уйдет». Клейнот накануне был на первом джеме с Дюком Эллингтоном в Доме дружбы и уже уразумел, что Дюк играет около 15 минут, а потом уходит. Так что с титанами джаза мне повезло играть всего два раза в жизни. Две вещи с Дюком Эллингтоном и несколько пьес (4-5) с Виктором Фелдманом. Позже и ранее я много участвовал в джем сейшенах с блестящими джазменами. С Бобом Джеймсом и Тутсом Тилемансом во «Временах года», но это уже все было не то. Хотя Боб Джеймс и Тутс Тилеманс — джазмены величайшего класса, звезды джаза, но для меня это не то, и все тут.
Далее. Самый высокий и чуткий — после Данилина — пианист, это, бесспорно, Вагиф Садыхов, но я все же предпочитаю аккомпанемент Данилина садыховскому. Мне чихать на туше. «Уж лучше пей, да дело разумей!» После Садыхова, по убывающей идут: Вадим Сакун, Борис Рычков. Гораздо хуже этих двух пианистов по мастерству, но мне ближе по общему духу Саша Мартынов, — тоже, кстати, бывший аккордеонист и тоже, как и Данилин, не имеющий профессионального фортепьянного туше, но очень тонкий музыкант с большим вкусом, звукоизвлечением, похожим на Томми Флэнагана. Я Мартынова любил и, хотя верхушек он не хватал, но играл тепло и качественно.
У Мартынова Саши, не имеющего настоящего туше, тем не менее было такое фирменное звукоизвлечение, что когда я слушал его соло в записи, он был настоящий «штатник». Вот и говори теперь о туше! С Мартыновым мы долго работали вместе и выступали квартетом на фестивале «Джаз-68». На пластинку фирмы «Мелодия» попала лишь пьеса «Я шагаю по Москве», но у меня была запись всего концерта. Остальные пьесы были сыграны лучше, чем «Я шагаю по Москве», но на диск не попали.
Так вот. Еще раз насчет туше. Бывает — туше есть, а играет так себе. Бывает, как в случае с Мартыновым, — туше нет, а на запись «ложится». Бывает и так, музыкант играет добротно и с хорошим звукоизвлечением, а на запись не «ложится». Это какая-то загадка. Кстати говоря, звуки и хорошо «ложащиеся» на запись, и плохо «ложащиеся», — это относится не только к фортепьянным звукам, но и к звукам духовых инструментов. Костя Бахолдин, например, был музыкант несравненно более высшего уровня, чем, скажем, Саша Кофман, но когда слушаешь на записи Сашу Кофмана, — это чистая Америка, в смысле звука. А Бахолдин «ложился» на запись не ахти, как. Я, разумеется, не сравниваю их, как музыкантов-джазменов. Бахолдин — это Бахолдин, а Кофман — это Кофман.
ДАНИЛИН — ПИАНИСТ. СОЛИСТ-ИМПРОВИЗАТОР.
Данилин был, как ни затерто это прилагательное, изумительным солистом. Стиль у него был свой, данилинский. На слух его не спутаешь ни с кем. Это уже плюс или один из плюсов. Рассказать, как он играл, задача довольно трудная. Лучше бы его послушать живьем в то время, но время ушло, и я попытаюсь все же рассказать о нем, кстати, делаю я это с большим удовольствием.
У великих пианистов, у наших любимцев, у наших кумиров, у «тех», соло строятся по разному. И все же, если исключить из общего ряда пианистов необычных и непредсказуемых — T.Monk, L.Tristano, C.Taylor — и может быть еще кое-кого, то существует не такое уж и большое количество схем, по которым строится соло. Одна из схем: начало — развитие (фразы, техника, идеи) — кульминация. Бывают и другие схемы. Скажем, схемы Оскара Питерсона отличны от схем Хораса Силвера, Эрролла Гарнера от Ахмада Джамала, Фэтса Уоллера от Бобби Тиммонса, и т.д. Сравнивая схемы, можно легко запутаться, и причем так, что и сам после не поймешь, о чем говоришь.
Данилин шел не всегда единственной и проторенной дорожкой, в смысле не всегда играл по одной и той же схеме, хотя у него была своя любимая схема. Рутинщиком я его не назову, да и вряд ли кто другой обвинит его в этом. Впрочем, все может быть, существовали же в Москве джазфэны, обожествлявшие игру скажем, Евгения Геворкяна. На всех не угодишь. И хорошо, что не угодишь.
Хотя Данилин, играя, строил свое соло по разным схемам, излюбленная его схема такова: начало — медленное развитие, немного техники, неожиданные повороты и отклонения, цитаты, всяческие финты и, наконец, — кульминация, выраженная чаще всего мощными блок-аккордами. Блок-аккорды — одна из «коронок» Володи, так у нас играть никто не умел и думаю, что не умеет и сейчас, хотя я последнее время плохо информирован о том, кто сейчас и как вообще играет на фортепиано. О блок-аккордах Данилина еще будут много и много писать.
Существует мощная аккордика «a la Peterson», есть неплохая, но заезженная аккордика Red Garlend’а, есть аккордика Bobby Timmons’, существует нежная аккордика Bill Evans’а… Много, чего есть в мире. Блок-аккорды Данилина — не питерсоновские, и не гарлендовские, и не любые другие. Они его собственные, так как Володя давно уже абсолютно самостоятельный и состоявшийся пианист. Совершенная самостоятельность данилинских блок-аккордов — это, конечно, перегиб в моем изложении. Разумеется, блок-аккорды Володи это сплав, и мне чрезвычайно затруднительно разложить этот сплав на части. Скажу так: это сплав всего того хорошего, что данилинский вкус сумел выцарапать из игры его кумиров и органично объединить все эти разрозненные куски чужих вкусов и манер в своем собственном едином сплаве — уже данилинском.
При анализе данилинских импровизаций нужно учитывать и порядок, в котором играли импровизаторы, в частности, Данилин. Играл ли Володя первым, либо солировал после меня, а также выступал ли он с трио или вообще один, так как и от этих факторов зависели схемы соло, их удачи и неудачи.
Количество квадратов в Володиных соло также колебалось в зависимости от обстоятельств: концерт ли это, джем сейшн, запись на студии, работа в кафе или ресторане, квинтет ли, квартет ли, трио или иная форма, и т.д. Важно и то, с кем именно он играл в данный момент — достойный партнер подстегивает и соседа-партнера. Словом, важно все.
Далее. Володя прекрасно умел свинговать, но делал это как-то по своему. Рассказать, как Володя свинговал, трудно. Володю надо слушать. Во всяком случае, когда он свинговал, мне не было стыдно за него, и я, стоя рядом, приговаривал про себя, а то и вслух: «Давай, давай!» Весьма оригинальным был и данилинский «драйв».
Жаль, что пропали все его, и мои в том числе, записи тех лет. Может, что-то и отыщется со временем. Искать надо везде, где выступал Володя: на концертах в НИИ, среди музыкантов и джазфэнов, присутствовавших на джем сейшн и т.д. В других городах, где с джазовыми концертами выступал Данилин, — в Петербурге, Воронеже, Петрозаводске, Ярославле, Владимире и т.д. В розысках данилинских записей могут помочь Алексей Баташев, Юрий Верменич, Борис Симонов, Леонид Переверзев, Виталий Набережный, Иван Родионов, Рафаэль Аваков.
Во время джем сейшн с Тутс Тилемансом, Бэном Райли, Бобом Джймсом и Милтом Хинтоном я снял 16-мм фильм в 2-х частях. Часть первая — джем сейшн во «Временах года», часть вторая — вечер с домашним джем сейшн на квартире Ивана Павловича Шевченко. В этом фильме вся джазовая Москва, Данилин в этом фильме играет на фортепиано и на аккордеоне. Фильм этот я отдал на сохранение Гере Бахчиеву, а после смерти Геры он попал к Володе Каушанскому. Этот фильм принадлежит мне.1
Записи Данилина наверняка есть у Ивана Юрченко, который во время гастролей Олега Лундстрема почти каждый день записывал соло Володи, а также писал и игру Данилина на джем сейшн в различных городах. Если хоть что-то из ранних Володиных записей найдется, это будет прекрасно, так как на этих записях с джем сейшн и концертов Володя играл расковано, горячо и, как правило, удачно. Эти пленки, если они отыщутся, гораздо важнее официальных записей, студийных и на пластинках, потому как при записи в студии на Володю часто нападал «мандраж» — он сам говорил мне об этом — и на таких официальных записях Володя играет менее удачно, чем на записях, сделанных в непринужденной обстановке.
Но я продолжаю рассказ о Данилине — импровизаторе. Володя тонко чувствовал «blue scale» и со вкусом, смачно блюзовал, когда был в ударе. Он умел делать на фортепиано все, играть в любой манере, и все это делал добротно. Как жаль, что не осталось записей тех времен. Без неудач и срывов, конечно, не обходилось, но «best» Данилин встает в моей памяти чаще, чем неудачный, срывный.
На месте Володя никогда не стоял, и хотя он «мэйнстримовец», но на эксперименты отваживался, одно время увлекся даже «современкой» — заразился от Виктора Шашунова. Я сказал тогда Володе: «Брось! Это не твое».
Во время гастролей с Олегом Лундстремом, помню, Володя играл заранее подготовленные «концертные» соло. Скажу сразу, что такие приготовленные, прилизанные соло Володи мне не нравились. Гораздо лучше спонтанные соло Данилина, особенно, когда он бывал в ударе.
Вообще, мы с Володей и Сашей Родионовым до хрипоты спорили на такую тему: обдумывают ли и готовят ли свои соло «те», гиганты джаза, или же в «роскошные и блестящие» эти соло превращаются тогда, когда музыканты перед ответственной записью на пластинку обкатывают их на репетициях и концертах? Мы так и не пришли к общему согласию на этот очень важный вопрос для джазменов.
На мой взгляд, соло Клиффорда Брауна в пьесе «Jordu» с пластинки JNP 18 по всей видимости тщательно подготовлено, настолько оно сверкает и длится довольно долго — 3 квадрата, и все время новые и новые пассажи — нет ни единого повтора в чистом виде. Это уникальное соло. Но как же тогда быть с удивительными соло корифеев на джем сейшн? Ведь к джемам не готовятся, однако у мастеров джаза есть непревзойденные по красоте соло, записанные именно на джем сейшн.
Думаю, что на этот вопрос можно ответить так. Во-первых, на джемах обычно играют стандарты, а так как всякий музыкант ранее уже достаточно наигрался этих стандартов и в пальцах у него огромный запас «автоматизмов», то любое соло на джем сейшн формально можно считать подготовленным. Во-вторых, не нужно забывать об уровне музыканта и о том, в ударе он или нет. На джемах обстановка неофициальная, непринужденная, так что обычно на джемах все в хорошей форме. Есть и еще кое-какие факторы…
Главное в Данилине-импровизаторе — это умение летать. Выражение это довольно трудно внятно объяснить, расшифровать, но джазовые музыканты прекрасно понимают, что это значит. Умение летать — редчайший музыкальный дар. Дар свыше. В джазе этот дар редок. Умеют летать лишь немногие. Приведу один пример — летал Чарли Паркер, недаром его прозвали «Птицей» («Bird»). Летать умел не только Паркер, но я не хочу углубляться в американский джаз, в конце концов, я пишу о Володе Данилине.
Так вот. Когда Володя бывал в ударе, а это бывало довольно часто, он так летал, что у меня захватывало дух от его фантастических импровизационных полетов. Я спросил его как-то: «Ты можешь повторить это?». Володя ответил: «Полет не повторишь!». Можно летать еще и еще, но это будут все различные полеты. Возможно, и меня-то Володя ценил не столько за всю вообще мою игру, которая, разумеется, была ему по душе, включая все стороны и грани моего импровизационного мышления, сколько за то, что я, кроме всего прочего, тоже умел летать и тоже когда бывал в ударе.
Наши с Володей полеты — не полеты Паркера, не полеты Тэйтума, но что поделаешь, птица птице — рознь, — есть гордые орлы, есть трепетные нежные ласточки, но есть и скромные синицы и кулики, которые, между прочим, тоже птицы…
В марте 2000 года мы с Володей обсуждали одного музыканта и Володя спросил: «Ну как он тебе?». Я ответил: «Играет он хорошо, но немного вяловат и формален, а главное, летать он не умеет». Володя вступился за этого музыканта, сказав мне: «Нет, Товмося, он летает, только редко. Просто ты его мало слышал». Я действительно слышал того, о ком мы говорили, всего три раза. Мы говорили с Володей о Стасе Григорьеве.
Хочу порассуждать вот о чем. Сейчас появилась возможность, которой не было раньше, оставить свой след не в виде записей, а в виде пластинок. Между записями и пластинками существует разница, не в смысле качества записи, а в смысле том, что изданная пластинка имеет тираж, и если записи хранятся, хранятся, а потом куда-то деваются, что крайне прискорбно, то растиражированная пластинка уже не исчезнет вообще никогда. Хоть через век ее можно будет разыскать в фонотеках и т.д. Словом, пластинка — это «вечный след».
Что было, если бы, скажем, Пушкин только сочинял свои стихи, не публикуя их? А вот, что. Ну, помнили бы по воспоминаниям, был, мол, такой-то, писал великие стихи, может и несколько стихов бы осталось — через воспоминания, — и все. А где же, позвольте, вообще все стихи Пушкина? Кто их теперь знает, любит, учится у него? Никто! Нету стихов Пушкина! Вот, что было бы, если б Пушкин не публиковался. После этого я хочу сказать следующее: дай-то Бог, если Данилин оставит нам всем свои аккордеонные — он теперь ведь аккордеонист — записи, которые наконец-то появилась возможность издавать на пластинках. Это уже начало происходить. Так что, чем больше Володя запишет пластинок, тем лучше, ведь играет-то он не для себя, а для всех нас!
Но вот, что действительно, дай-то Бог, так это чтобы нашлись его ранние записи, как фортепьянные, так и аккордеонные, дуэт, например. Ведь их в свое время было много на руках. Утрата этих записей — настоящая беда для истории отечественного джаза, да и для всех нас тоже. Я потому так много пекусь о розыске ранних фортепьянных записей Данилина, даже приводил выше список фамилий людей, которые могли бы помочь в этом поиске, что готов повторить еще раз: Владимир Данилин, как пианист, является для меня абсолютно состоявшейся и наивысшего уровня джазовой величиной и, как мне кажется, объективней всего музыку его характеризует известная формула Кольриджа, слегка переиначенная мною: «Лучшие звуки в лучшем порядке».
Я думаю, эта формулировка прекрасно подходит именно к творчеству Володи.
Далее. Разумеется, это личное дело Данилина, на чем ему играть, на аккордеоне ли, на фортепиано (ах, как бы мне этого хотелось), на органе (весьма реально) или же на всем понемногу. Пусть решает сам. Голова на плечах у него есть.
Володя вообще очень разносторонний музыкант. Мало, кто знает, что он и на гитаре умеет играть. Конечно, так, по домашнему, но вот вам штрих: Володя извлекает иногда несколько блюзовых нот в специфическом гитарном джазовом переборе с такой настоященской блюзовой интонацией, что за умение именно так сыграть эти несколько нот многие блюзовые или роковые музыканты отдали бы все на свете, чтобы и у них получилось именно так. Я оговорился — «многие», поправлюсь — «все», или почти все. Это сущая правда. Кто знает Данилина, пусть попросит его сыграть этот блюзовый перебор. Он не пожалеет, когда услышит это. Володя называет этот перебор странно: «Мисс Сучан».
Так вот, мне искренне, больше, чем кому-либо, жаль, что Володя сейчас не играет на фортепиано. Да, конечно, он редкостный аккордеонист и он достигнет, думаю, еще больших вершин в аккордеонной игре. И все это мне тоже по душе, но все-таки, по старой памяти, я больше люблю Данилина-пианиста и опять говорю: «Такого пианиста сейчас нет». Одна надежда, проснется он как-нибудь с утра, и прыг к роялю. Чем черт не шутит? Будем ждать, а я особенно.
ЕМУ ОБЕЩАЛИ ПОЛМИРА
Когда Володя несколько лет проработал в оркестре Олега Лундстрема, разумеется, на фортепиано, и наконец, по каким-то причинам собрался-таки уходить, то «старик Лунц», как я называл в шутку Олега Леонидовича, пребывал в тихом ужасе. Уж чего он только не предлагал Володе, лишь бы тот остался. В ход было пущено все! Мол, и оклад повысим или удвоим (довольно фантастически звучит), и аранжировки дадим писать. Тоже сильный ход.
Здесь нужно пояснить. Чем больше аранжировок писал бы Володя, тем меньше, следовательно, их писал бы аранжировщик Олега Лундстрема, Виталий Долгов. Этот ход с предложением Володе писать аранжировки, этот удар по главнейшему из звеньев, составляющих биг бэнд Олега Лундстрема, по самому Долгову, играть аранжировки которого считают за честь многие джаз оркестры СССР, лишний раз говорит о том, какую ценность, какую золотую рыбку выпускает из рук Олег Леонидович.
Эти два предложения — высокий оклад и аранжирование — суть денежные приманки. Была и третья: вообще, мол, Володя, делай, что хочешь, хоть на голове ходи, только оставайся. Это не мои «приколы» или шутка, все так и было. Можно ведь и проверить, — в то время у Лундстрема и Боря Савельев работал, и Ваня Юрченко, и Виталик Долгов.
Избалованный Данилиным, «старик Лунц» действительно попал тогда в затруднительное положение — хороших пианистов раз-два и обчелся, — менять надо, но на кого? Вакансия была занята Михаилом Окунем. Уйдет Окунь, — еще кого-нибудь найдут. Все это так. Но только вот «плохонького, без туше» пианиста Владимира Данилина в оркестре Олега Леонидовича уже нет и не будет. Читатель, согласись, что «златые горы», обещанные Володе только за то, чтобы он не уходил из оркестра, говорят сами за себя. Это лишний раз подтверждает, что не только я ценил Володю, как пианиста.
Помню об одном нашем с Володей удачном джазовом концерте в каком-то НИИ в Москве. Запись этого концерта я слышал у Валерия Багиряна. Концерт был хорош. Даже нам с Володей, привыкшим вечно ныть, что плохо, мол, мы играем, что вообще, мол, никуда не годится, — концерт, как ни странно, понравился. Играли мы раскованно, горячо. Кстати, и летали. Хорошо бы найти эту запись. Но как? Где?