Вернуться к оглавлению книги
Другие книги о джазе
В период моей работы в джазовой студии учился у меня лидер одного из весьма «раскрученных» ныне ансамблей. В те, не столь отдаленные времена, он, в глубоком детстве закончивший ЦМШ (Центральную Музыкальную Школу) при Московской консерватории, собирался поступать в Гнесинское музучилище, в класс известного джазового пианиста, преподававшего там. Надо заметить, что мой младший товарищ обладал блестящими пианистическими данными (одна его рука — две моих), абсолютным слухом и был ростом на голову выше меня, хотя я тоже «не низкого десятка». Одним словом, гигант во всех отношениях!
Форма занятий у нас с ним, да и не только с ним (таков просто мой метод) была уникальной: я сначала показываю что-то на рояле, потом сажаю за рояль ученика, а сам беру контрабас, и мы играем дуэтом. Помимо этой, весьма приятной формы занятий, была и другая, менее приятная, — написание импровизации на бумаге. У моего высокорослого ученика как раз и была проблема с этим. Он мог очень лихо играть рэгтаймы и буги-вуги (не остановишь!) или «под Чик Корию», но только не би-боп. Вот этот пробел я и хотел в нем восполнить, но несмотря на все мои старания он оказался единственным в моей многолетней практике, кто так и не справился с этим (?!). Не давался ему би-боп — хоть ты плачь — и никакие его выдающиеся способности не могли здесь помочь… Зато взамен этого он подготовил грандиозную концертную программу для поступления в Гнесинское училище и сыграл ее мне. Программа включала в себя: до-мажорный этюд Шопена и до-диез-минорный — Скрябина (знаменитый), ля-минорный концерт Грига и «Наваждение» Прокофьева (это классическая часть программы) и выученную по нотам пьесу из «Канадской сюиты» Питерсона (часть джазовая). Вот такой перевес или перекос в сторону классики! Когда он закончил играть, «отчесав» все без ошибок, я выразил ему свое восхищение монументальностью его замысла, сказав: — С такой программой тебе надо не в училище поступать, а идти прямо на конкурс Чайковского! Я ни минуты не сомневался, что примут его в Гнесинку с распростертыми объятиями. И вот пора вступительных экзаменов позади, пришел мой ученик на урок и печально изрек (в рифму получилось):
— Не приняли…
— Почему, ведь такая программа? — удивился я.
— Двойку по сочинению получил, — ошарашил меня собеседник.
Не подумайте, что это сочинение импровизации. Конечно, нет! Сочинение — по русскому языку и литературе (общеобразовательный предмет), и двойка по этому предмету, разумеется, не красит абитуриента, но, как я помню из собственного опыта, если поступающий понравился педагогу по специальности, то тот заботливо проследит, чтобы и остальные экзамены были сданы успешно (замолвит словечко). Я высказал эти соображения своему младшему коллеге, на что он сказал:
— По специальности поставили «пять», но по баллам я не прошел.
— Значит, ты не понравился своему будущему педагогу, иначе бы он о тебе позаботился, — заключил я, а про себя подумал: известный пианист, возможно, заподозрил в молодом таланте конкурента себе и решил пресечь это дело на корню.
Не так-то просто, как видим, было поступить в популярное училище.
Наверное, еще сложнее поступить в Гнесинский институт? Вот об этом и следующий наш, более «веселый» рассказ.
Хотел в эпоху застоя поступить в тот институт (теперь это Академия) ныне, да и тогда, один известный пианист, тоже руководитель ансамбля, ранее долго работавший в «Арсенале». В институте вел класс ф-но тот же педагог (см. выше), что и в училище. Сдал наш абитуриент экзамен по специальности на «отлично», но, только вот… в его внешности был один, как оказалось, неприемлемый штришок. Имел наш герой на голове буйную копну волос, да еще вьющихся «мелким бесом». Было впечатление, что у него на голове -тюрбан. Такую прическу носила, если кто помнит, боровшаяся за права негров Анджела Дэвис. Присутствовавший на экзамене, не к добру, директор института, видя, что комиссия намеревается принять этого «волосатика», заметил тревожно:
— Товарищи, как такое возможно? (опять в рифму получилось!). Мы ведь находимся вблизи Кремля!!! (действительно, с ул. Воровского до Красной площади рукой подать). Как его фамилия?
Директор, будучи, как и положено было любому директору в те времена, глубоко партийным, сразу своим классовым нюхом почуял что-то угрожающее строю в этой идеологически-сомнительной «копне», тем более, что услышав и еврейскую фамилию ее обладателя, еще больше утвердился в своей непреклонности. И опять педагог по специальности не заступился за будущего ученика — тогда, как вы догадываетесь, это было делом рискованным.
Кто же мог знать, что, спустя десятилетие, в Москве откроется «Еврейская Академия» и наш пугливый педагог будет в ней преподавать, а «принципиальный» директор ее возглавит(?!).
24.08.99.