Вернуться к оглавлению книги
Другие книги о джазе
Начало 80-х. Поездка в Ригу на джазовые концерты. Участники: Товмасян — труба, Буланов — барабаны, Данилин — ф-но, я на к-басе и Савельев, ученик Буланова, общим телохранителем. Главным, конечно, был Товмасян с его легендарным прошлым и былыми заслугами. Несмотря на долгое неучастие в музыкальной жизни по ряду деликатных причин, он сохранил завидную творческую мобильность. Отправились на гастроль под вечер, как и положено, с Рижского вокзала. Пора летняя на дворе, тепло. Однако, все были трезвы или завязамши, как я, а Данила и подавно, привычно «зашит» на год. Не джазмены, а просто ангелы!
Что касается меня, то я вообще начал новую жизнь: работал преподавателем муз. училища в г. Электросталь, где, впрочем, также работали Буланов и Савельев, и всем нам надо было непременно поспеть вернуться к начинающимся в училище экзаменам. И вот уже мерный стук колес. Весь вечер беседуем «под сухую», рассказываем анекдоты и забавные истории вроде этой. Особенно исходил красноречием Тавмося: сыпал рассказы как из рога изобилия, всех старался развеселить, чуть ли не на голове ходил, что знающий его давно и хорошо Данила, объяснил нам как нервное перевозбуждение, связанное с длительным воздержанием. Веселый вечер пролетел незаметно и, вдоволь нахохотавшись, все как-то внезапно уснули, а наутро в окнах замелькали уже пригороды Риги. Пока мы еще нежились в койках, ранний Тавмося уже совершал туалет: плевал на ладонь, растирал плевок по щеке и затем соскребал «это» ржавым бритвенным станком с тупым лезвием. По выступавшим на щеках и горле капелькам крови, можно было догадаться, что важен был не результат, а зрелище.
— Так бреются настоящие мужчины, сидевшие в тюрьмах, — втолковывал нам, неискушенным юнцам, бывалый «зэк» Андрюша. Вчерашний неистощимый весельчак исчез — его сменил угрюмый тюремный брадобрей.
Помню, что это зрелище никому не понравилось и оставило неприятный осадок…
Ну, да ладно. Вот и приехали. Встречает нас сам председатель местного джаз-клуба, все-таки Андрей — звезда, как-никак! Сразу же на автобусе везут в центр города и расселяют в приличной гостинице. На пороге нас заключает в свои объятья контрабасовый виртуоз Анатолий Бабий, и он приехал выступать. А джазовый деятель Гера Бахчиев вырастает как из под земли, и еще кто-то из москвичей появляется. Ба, знакомые все лица! Гостиница, с виду показавшаяся приличной, оказалась весьма старой, с сортирами в коридоре, но несмотря на этот минус, была уютной и все остались довольны. Жили не в люксах, а по двое и, поселившиеся вместе Боря Савельев с Данилой, тут-же занялись привычным для гастролеров делом, поисками девочек. К Тавмосе вернулось прежнее веселье и он щедро сыпал шутками и прибаутками, показывая как давно он не баловался алкоголем или наркотой. Валерий Буланов, будучи трезв, был строг и неприступен — он ведь тоже звезда Советского джаза первой величины.
Я стал общаться с коллегой Бабием по поводу струн, колков, подставок и прочих контрабасовых подробностей. Так и коротали время. Но вот, наконец, происходит то, зачем сюда приехали — выступление на сцене какого-то клуба. Все прошло успешно, но ничем выдающимся не запомнилось. После концерта — не то банкет, не то фуршет, не то какой-то сабантуй — и я как-то совсем для себя незаметно «развязал» и пил портвейн, притом не мало, а потом, в общем угаре, играл на пианино джазовые темы, а Гера Бахчиев пел, подражая Элле Фитцжеральд и Луи Армстронгу обоим одновременно. Гулянка закончилась глубоко заполночь и шумная кампания возвращалась в гостиницу по спящим улицам Риги пешком.
Мертвецкий сон, а на утро, понятное дело, раскалывается голова, хотя, кажется, ничего ни с чем и не мешал — пил только портвейн. Наверное, слишком много! Отправляюсь на поиски чего выпить.
— Начинается, — мысленно осуждаю себя, — опять залетел! Горбатого могила…, а еще хвалился, что начал новую жизнь — теперь педагог муз. училища. Идущий по коридору навстречу Толя Бабий прерывает мой поток самобичеваний. Нет ли у него чем подлечиться?
— Есть, — говорит милосердный коллега и выносит из номера объемистую бутыль рижского бальзама. Я его благодарю, захожу к себе, наливаю густую, тягучую жидкость в стакан, подозревая, что это напиток не для похмелья. Но что делать? Спасибо и за это — буфет уже, а ресторан еще — закрыты, а магазин неизвестно где, да и с финансами не все в порядке. Выпиваю залпом — какая бяка! Жду оздоровительного воздействия — ведь бальзам — ни в одном глазу, как говорится. Тогда наливаю второй стакан, опрокидываю и… едва успеваю в прыжке достигнуть раковины — благо умывальник был в номере — как целебная жидкость исторгается из меня стремительным фонтаном. Да так, наверное, и лучше! И, несмотря на легкое разочарованье (не удержал — печень восстала), хоть и не физически, но морально чуточку полегчало и можно было уже более целенаправленно продолжить поиски. Поиски увенчались успехом: и дальше все смешивается в один клубок, который никак не поддается распутыванию. Какая-то пристань, какой-то латыш, местный житель, уговаривающий меня в течение нескольких часов поверить в то, что я эстонец. Я сначала спорю, но потом соглашаюсь. Мы, конечно, пьем портвейн.
Затем преследование мной Товмасяна за то, что слишком резвился в поезде и брился не так, как положено, сопровождаемое боевым возгласом: — Андрюша, б…, замочу! Тавмося напуган всерьез и ищет защиты у окружающих.
Я покатываюсь со смеху, т.к. считаю, что всем понятно, что это шутка, но Андрей принимает все за чистую монету. Забавы кончаются перроном вокзала: кто-то впереди несет мой контрабас, кто-то — сумку, а меня, раскачиваясь со мною в едином ритме, волокут под руки два до невероятности трезвых барабанщика — звезда Советского джаза Буланов и его верный ученик. С большим трудом тело вносят в купе и укладывают на нижнюю полку. Поезд трогается — гастроли завершены.
Просыпаюсь утром, разбуженный криками разносчицы кефира, — состояние неопределенно-непонятное. На всякий случай покупаю две бутылки (слышал, что кефиром тоже похмеляются). Выпиваю все целиком и снова погружаюсь в сон, до самой Москвы. И, о чудо, просыпаюсь как огурчик — такого раньше не было со мной. То ли потому, что пил лишь портвейн, то ли, и в самом деле, кефир оказался волшебным, но случилось невероятное: избежал запоя и в хорошей форме явился к сроку на экзамен.