Вернуться к оглавлению книги
Другие книги о джазе
Едем с оркестром Утесова в Ленинград, город юности Леонида Осиповича, где начинал он завоевывать себе славу. Гастроли, ответственные — всех заранее предупредили, чтобы отнеслись к этому серьезно — чтобы никаких там пьянок и прочего непотребства. Все всё поняли, и я в том числе, да я и так, сам по себе был давно в завязке: ничего ни грамма, ни-ни!
Люто прохладный май. «Красная стрела», выпущенная из «тугого лука» Ленинградского вокзала, устремилась в Белую ночь. Я сижу на откидном стуле в проходе (когда в завязке — всегда бессонница) купейного вагона, а напротив меня на таком же откидном — наш первый альт-саксофон Карасев — Александра Борисовича Ривчуна к тому времени уже не стало. Карасев или просто Карась, как называли в обиходе, — пьян в дрибадан или в усмерть, как кому больше нравится. Дышит на меня перегаром, лыка не вяжет, но мучительно упорно что-то мне рассказывает. Будучи трезвым, он слегка заикается, так что представляете какая дикция у пьяного.
Я терпеливо слушаю эту «Шехерезаду» всю ночь до самого прибытия. Наконец, Московский вокзал — прибыли без опоздания «Шехерезада» устала и умолкла, я просто счастлив. Добираемся до Октябрьской гостиницы и расселяемся по номерам. Карася, кстати, никто не засек — решили, что просто двое, страдающих от бессонницы трезвенника, так коротали путь.
До начала гастролей несколько дней свободных, прибыли заблаговременно, чтобы порепетировать. Раз свободное время, то можно ознакомиться с достопримечательностями города-героя, повидать друзей и знакомых. Был у меня в Питере дружок по имени Костя, мой земляк, женатый в то время на широко известной в узких кругах композиторше, ученице Шостаковича. Я у них ранее бывал, и вот снова набираю знакомый номер. Трубка ответила, Костя на месте, договариваемся о встрече.
Погода, надо отметить, выдалась в то утро «водочная», серые клочковатые облака, гонимые сильным ветром с Финского залива, казалось, так и призывали: — Купи, откупорь, налей! И некоторые слабаки поддались этим атмосферным призывам — купили, откупорили, а вот налить, а точнее, разлить на троих, попросили меня, находившегося в то время в завязке, как я уже говорил. Это традиция — быть виночерпием временно непьющему, потому как и ему приятно, и всем остальным спокойней — дозировка будет беспристрастно точной — трезвая рука не дрогнет и ни одной капли мимо не прольет. «Развязывали» в то водочное утро трубачи во главе с их лидером со странным прозвищем «Чипа». Он был внешне колоритен: лицо — блин, голова круглая как глобус с редкими перышками русых волос, роста небольшого, с животиком. Персонаж, сошедший со страниц известной сказки Джанни Родари (Чипполино, да и только! Сокращенно — Чипа).
Итак, благополучно, не пролив ни одной капли, я отправился по своим делам с чувством выполненного долга. Встретились с Костей и пошли гулять по городу: посетили Александро-Невскую лавру, были на могилах великих композиторов. На постаменте над могилой Мусоргского заметили изображение магендоида, звезды Давида, и были этим сильно удивлены: неужели и Мусоргский был евреем? А впрочем, почему бы и нет?!
Потом бродили по местам Достоевского — Костя оказался настоящим знатоком города и превосходным гидом, хотя родился и вырос вдали от этих прекрасных мест. Насладившись вдоволь памятными местами, добрели мы, наконец, до рюмочной. Она тоже могла претендовать на достопримечательность, поскольку в белокаменной таких заведений открывать еще не отваживались. Как тут устоишь? Да и тучи стали еще более лохматыми и их призывы еще более настойчивыми: выпей рюмку, выпей рюмку, выпей рю…
Не устоял я, т.к. и друг стал на сторону атмосферных искусителей. Решительно заходим внутрь! Система оказывается очень милой: заказываешь рюмку водки, а к ней прилагается кусочек черного хлеба с ломтиком масла и селедки. Культура — просто Запад!
Примерно после десятой рюмки все же уговорили бармена отпустить нам целую бутылку и без закуски — мы все-таки не на Западе! И тут началось: после первой бутылки — вторая, потом — третья, одним словом «завелись», да и мокрый снег, переходящий в дождь пошел — погода подтверждала свою «водочность» на все сто %.
Нечаянно глянув на часы, Костя понял, что опаздывает на работу в кабак — пришлось прервать виноизлияние и срочно ловить такси. Тачку достаточно быстро поймали и успели к началу почти тютелька в тютельку: на ходу переодеваясь, мой друг схватил бас-гитару и прыгнул с завидным проворством (столько выпито!) на сцену. Я же прислонился к стене напротив — свободных мест не было. Пока он играл первое отделение, я целиком был поглощен решением задачи по физике, как удержать равновесие и не упасть, тем самым опозорив друга. Меня явно разобрало сильнее, чем его! В школе я по физике учился хорошо.
Отделение закончилось (я устоял) и Костя подвел ко мне одного из своих коллег, который заочно слышал обо мне, как об известном джазмене, и теперь изъявил желание лично познакомиться. Познакомились. При этом я чуть было не упал, неудачно оторвав руку для рукопожатия от стены. Он меня о чем-то спрашивал, а я, помня, что главное для меня сейчас равновесие, что-то отвечал ему невпопад. Так я до конца костиной работы и был «застенчивым», не отрывался от стены.
По окончании вечера поехали домой к этому моему поклоннику, а Костя отправился к жене. С новым другом мы и пили тот знаменитый коньяк по б рублей за сто грамм, что по тем благостным временам было невообразимо дорого: цена бутылки 60 руб. — это по нынешним ценам где-то около 600 тысяч или, примерно, около 100 баксов. Не дешево и весьма сердито!
На следующее утро было тяжелейшее похмелье: что пили, трудно вспомнить, но вспомнил я число, и вспомнил, что сегодня Утесов дает вечером первый концерт в Манеже. Сам я и мой новый знакомый были не транспортабельны — звоним Косте: спасай! Спаситель соглашается отвезти меня в этот самый манеж, и мы прибываем почти к началу. Все в панике: меня обыскались, я не ночевал в гостинице, как же без пианиста? И вот явился, но в каком виде!
Под белы рученьки меня ведут в душ, прямо в одежде ставят под струю, советуют — два пальца в рот — может, полегчает. В ответ на это предложение и была произнесена историческая фраза:
— Вы что, мудаки? Я пил «Наполеон», а вы: два пальца… Нашли дурака!
Короче: первое отделение отыграли без меня, Певзнер неистовствовал, а Иванову давали валидол. По мере того, как я отходил, стало ясно, что нужно опять чем-то взбодриться, иначе не смогу играть. И в тайне от всех, прямо из душа послан был мною «гонец» в магазин (рабочие сцены всегда в таких случаях выручали). Наконец, когда закончив водную процедуру и слегка отрезвев, я нарядился в концертный костюм и приблизился самостоятельно к сцене, случился антракт, а тут и гонец подоспел и, улучив момент, незаметно вручил мне 0,7 портвейна, так называемый «огнетушитель» (было воскресенье и напитки крепостью 40 градусов тогда не продавались).
И вот «избавление» у меня за пазухой! Где же глотнуть? Всюду глаза да глаза. Безвыходных положений не бывает, — говаривал фельдмаршал Суворов. И в данном случае он оказался неопровержимо прав! Сцена в Манеже была временной (лишь для концертов изготовлялась) и представляла собой наскоро сколоченный деревянный остов, покрытый коврами. Под эти ковры и шмыгнул я, улучив момент. Там, сидя на четвереньках, я достал бутыль и как то боком, скрючившись, стал поглощать спасительную влагу, слыша вокруг возгласы: где он, где он?
Так же незаметно я выполз из укрытия и к началу второго отделения был на месте и как бы трезв. Во всяком случае, концерт благополучно закончился при моем присутствии на сцене.
Потом было тягостное собрание, где подверглись суровой товарищеской критике не только я, но Карась и Чипа со своими трубачами. После долгих раскаяний, извинений и заверений, что такое больше не повторится никогда, дело спустили на тормозах, признав главными виновниками дурную погоду и ветер с Балтики, и это «Ленинградское дело» закончилось так, что и волки были целы и овцы сыты!
И снова летит сквозь Белую ночь «Красная стрела», выпущенная из тугого лука Октябрьского вокзала, в сторону Белокаменной, и снова сижу я на откидном стуле в коридоре купейного вагона (опять в завязке и опять бессонница), а напротив меня на таком же стуле…