|
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ АВТОРА: некоторые сцены (параграфы) содержат
предвзятую любовь к теме и негрубые выражения. Взрослым после 16-ти лет
(по самоощущению) не рекомендуется. За последствия прочтения этой статьи
с сознательным или случайным пониманием автор никакой ответственности не
несет.
"My creed for art in general is that… it
should teach spirituality by showing a person a portion of himself that
he would not discover otherwise... a part of yourself you never knew
existed." Bill Evans
Задумываюсь над силами
природы и общества.
Прихожу к выводу
зависимости независимой личности.
Моя формула существования:
лучше свободное падение,
чем взлет поневоле.
Герман Лукьянов
“...So now I'm returning to myself
These things that you and I suppressed
I see something of myself in everyone
Just at this moment of the world…”
Joni Mitchell, “Hejira”
Для меня джаз - это явление не столько музыкальное, сколько духовное
- особый стиль внутренней жизни, жизни по естественной необходимости, а
не по искусственной нужде, в той счастливой зависимости, которую мы
называем любовью, а не в удручающей "свободе", плодящей ненависть
(свободе выпадения из земного детства вечности). Для меня джаз абсолютно
несовместим с натуральным примитивным атеизмом гусеницы ("рожденный
ползать летать не будет!").
Для меня джаз - это суть сути искусства: живой и чистый родник народного
чувства - народной мудрости, народной музыки - еще не загаженный грязным
рылом рыночной свободы. Музыка народа, отвергающего враждебность любых
классов, наций, рас и религий вместе со всем сопутствующим навозом
личного и коллективного "ячества" - через ЛИЧНОСТЬ, получившую в дар
чудо жизни для сотворчества с Творцом и по воле Его ("даром получили -
даром отдавайте!"): личность, растущую между ликом и личиной…Не может
быть Творчества без Любви - как и Любви без Творчества. Николай Бердяев
в книге "Миросозерцание Достоевского": любовь "раскрывает и утверждает
для вечной жизни лик каждого человека… Истинная любовь связана с
личностью, личность связана с бессмертием".
Мое поколение, некогда пораженное красотой песни Джорджа Харрисона “I,
Me, Mine” не особо вникало в глубокий смысл этой горькой исповеди: "No-one's
frightened of playing it/Ev'ryone's saying it,/Flowing more freely than
wine,/All thru' your life I me mine". Это нефантастика о чудовище
гордыни и эгоизма, в реальности, а не в фильмах ужасов, растущем внутри
человека и превращающем его в манипулятора, не сомневающегося, что все
мы "живем всего один раз", что "ждать милостей от природы" незачем,
когда можно "взять свое!".
И снова Бердяев (в той же книге о Достоевском): “… человек замыкается в
своем "я", теряет способность к соединению с другим… "я" человека
начинает разлагаться, он любит не другого, а самую любовь. Настоящая
любовь есть всегда любовь к другому, разврат же есть любовь к себе.
Разврат есть самоутверждение. И самоутверждение это ведет к
самоистреблению… По гениальной диалектике Достоевского своеволие губит
свободу, самоутверждение губит личность.”
* * *
Для меня джаз - это торжество скромной красоты в королевстве
крикливой красивости.
Красота спасет мир! Лет 30 назад в безлюдном парке Торонто, далеко
заполночь, можно было запросто натолкнуться на сидящего на скамеечке
гитариста, с закрытыми глазами игравшего для звезд. Гений, никогда не
искавший славы и признания (хотя, однажды именно его с трудом уговорил
на короткое время присоединиться к своему ансамблю Майлз Дэйвис - тот
самый, что не успел пригласить Джимми Хендрикса), сказал в одном из
своих немногочисленных интервью: "Я вовсе не музыкант, зарабатывающий
музыкой на жизнь. Я играю, чтобы пробудить людей духовно - единственное,
ради чего я этим занимаюсь". Его имени, одного из самых загадочных в
истории джаза, и сегодня не найти в списках "богатых и знаменитых" -
Санни Гринвич (Sonny Greenwich).
* * *
Джаз взрослеет… впадая в детство - взрослостью без тени инфантилизма.
Джаз - это чистота детскости, к которой не пристает грязь самообмана, а
потому и не утрачивается способность видеть королей голыми, если даже их
новым платьям рукоплещут толпы стадионов (“Oops, I did it again!”).
Пабло Пикассо "полжизни учился заново рисовать как ребенок"… "Сердцем
помню только детство:/все другое - не мое."(И.Бунин)… "Рай - это
детство" лаконично написала где-то Юнна Мориц. И Билли Холидей выразила
это в джазе с поэтической глубиной Эмили Дикинсон ( “the Might of a
Child” у Эмили): “Them that’s got shall get/ Them that’s not shall lose/
So the Bible said and it still is news… But God bless the child that’s
got his own…He just worry ’bout nothin’/Cause he’s got his own.“ Что же
это за удивительное "свое", "собственное" (“his own”), которому ребенок,
еще даже не произнесший своего самого первого слова, всегда так радостно
улыбается?
И самое первое слово, везде произносимое любым ребенком по звучанию
близко к "абу" - означающему "Отец" ("Отче") в сотнях языков мира
("аббат" - оттуда же). Ребенок счастлив, потому что еще не оторван от
великой тайны жизни, о которой уже забыл взрослый, упорно талдычащий
"Отче наш", но на самом деле давно зовущий совсем другого отца -
"папочку", “Sugar Daddy”, отца лжи. “Oh God, won’t you buy me a
Mercedez-Bentz!" - так Джанис Джоплин сознательно высмеяла молитву
"материальных девочек" задолго до того, как одна неудачливая
порно-звезда именно такой молитвой успешно выпросила у "папочки" щедрое
земное покровительство и (случайно ли?) богохульно назвала себя
"Мадонной" (недавно она открыла в себе еще и "талант" детской
писательницы - и, снова, случайно ли?).
"Свое" ребенка - это личинка личности, растущей вопреки своеволию
("ндраву моему не препятствуй!"), вопреки соблазну самоутверждения
("уважать себя заставить"; кстати, если правда, что "у пьяного на языке
то, что у трезвого на уме", то какой вопрос на уме у трезвого? You got
it!), вопреки смертному греху гордыни ("Человек - это звучит горько!" -
прекрасный парафраз Венички Ерофеева).
* * *
Джаз неуязвим для "испытания насмешкой", которое лорд Шефтсбери
считал испытанием на подлинность. Джаз отвергает всяческую патетику и
часто сам с удовольствием смеется над собой, охотно пародирует и даже
юродствует, но никого не обижает и не принижает.
Для меня джаз - это высшая свобода, но не *познанная необходимость*, а,
скорее, необходимость познания и "принятия этого грешного мира, таким,
каков он есть, где не все так, как хотелось бы мне" (молитва Нибура).
И при всей неизбежной греховности земного существования, джаз - это
искушение жизнью, красотой и правдой - соблазн, которому грех не
отдаться.
* * *
Джаз - это умение слушать и слышать - и себя, и других.
"Слово звучит лишь в отзывчивой среде" (Петр Чаадаев). Я думаю, что джаз
создан не столько великими музыкантами, сколько великими слушателями.
Самих джазовых музыкантов выдает талант великих слушателей, даже когда
они играют одни, и слушают их только звезды. Когда мне попадается
незнакомый выпуск журнала "Даунбит", я сразу ищу страничку “Blindfold
Test”, с особым наслаждением узнавая в известном музыканте еще не
известного мне слушателя: не его сугубо личные мнения, суждения и
оценки, а его свободный дух сотворчества и сопричастности.
* * *
Джазу чуждо идолотворчество и идолопоклонство, но органично присуще
признание - признательность и благодарность. Django, I Remember Clifford,
Goodbye Pork Pie Hat… - можно исписать многие сотни страниц подобными
названиями композиций и альбомов - прекрасными посвящениями от чистого
сердца не кумирам толпы, а коллегам, друзьям, учителям.
* * *
В джазе человек приходит к другим через уход в себя, открывая в себе
других. Джаз заглядывает в вечность через открытую дверь, "глазами,
обращенными внутрь" (Дилан Томас). Джаз - это искреннее стремление
понимать - и себя, и других. Джаз - это бескорыстность и бесхитростность
готового поделиться с другими не последним, а единственным - собой… той
самой "капелькой человеческого тепла" (Ремарк), которая "на!", а не
"дай!"…
* * *
Джаз - это верность - и себе, и другим. Это всегда - преданность
(распоряжаться собой и своим для других), и никогда - предательство
(распоряжаться чужим и другими для себя и своего).
* * *
Джаз создан первыми из последих: Армстронг, Паркер, Билли Холидей,
Арт Пеппер, Мингус. Для меня это сквозная узнаваемость джаза. Толпы
достигаевых бегут за поездом "первых", чтобы успеть последними
запрыгнуть на подножку, не замечая подвоха - ни бега на месте, ни бурной
общей имитации движения - когда весь пар коммерции уходит в свисток. А
мимо без устали бредут - невЕдомо куда, ведОмые им одним слышным зовом,
- чудаки, очарованные странники - то груженые тяжелыми барабанами и
железом ударных установок (или с контрабасами), то - с маленькой губной
гармошкой в кармане (слышали Максима Некрасова?).
* * *
Джаз - это личностная нестандартность в мире собственных высочайших
стандартов джаза и… в мире всеобщей стандартности ("…тупой нормы и
нормальной тупости" у Ремизова). "Песня, спетая одинаково дважды - это
уже не музыка" (Билли Холидей). "Не сравнивай - живущий не сравним!"
(Мандельштам)
Быть самим собой здесь и сейчас, в уникальной точке времени и
пространства, чтобы преломить через призму своей души невидимый свет
вечности в видимую радугу человеческой сопричастности - не в этом ли
смысл джазовой импровизации? Хотите услышать неоспоримое доказательство
существования Бога? Послушайте первую запись “Body and Soul” Коулмена
Хокинза (студийная сессия 11 октября 1939 г. - сплошная импровизация с
первого до последнего такта, "перезаписанная" тысячи раз в истории джаза
сознательно и бессознательно). Закрыв глаза, я вижу маленького человека
с саксофоном в руках, качающегося и изгибающегося, чтобы удержать
равновесие - но не на твердом полу студии, а на маленькой досочке - на
самой вершине пенистого гребня могучей космической волны.
Меня поражает не его умение удерживать равновесие, а та невидимая сила,
что в несколько минут звучания спрессовала тысячелетия томления души "в
тоске телесной тесноты" (Набоков). Эта же самая волна всегда
приподнимает и меня, слушателя, над рутиной быта и животного
существования "По-нужде" - и, в мгновения высшего взлета, дает и мне
возможность заглянуть в настоящее бытие - "По-Любви".
* * *
Недавно, проезжая через район бурных торонтских новостроек, я не
вынес пытку профессионально-шаблонным и очень скучным "джазом",
звучавшим на приемнике моей машины (обыгрывание невероятно навороченных
аккордов дежурным звуком с почти сверхзвуковой скоростью). Я
переключился на любимую классическую радиостанцию - и вдруг произошло
маленькое чудо: первая часть пятой симфонии Бетховена - три коротких
ноты и одна длинная - абсолютно точно совпали с четырьмя громкими
ударами молотка по гвоздю, вбиваемому в дерево каркаса строящегося дома…
Кто же этот нарочно "упущенный" Бетховеном гвоздезабиватель в его
симфонической партитуре? Не мы ли? - Я и ВЫ - якобы "сораспинающиеся со
Христом" (гвозди - сквозь плоть - в дерево креста - или просто в крышку
гроба - тремя короткими и одним длинным ударом)? Я не обнаружил мозолей
от ручки молотка на своих ладонях, но нашел их в своей душе...
* * *
В слове "славянин" русскому с удовольствием слышится СЛАВА, а
американцу - только РАБ (slave). И если мы преждевременно возгордились
как "белые люди", Веничка Ерофеев хорошо поставил нас на место диалогом
из пьяного балагана своей поэмы "Москва-Петушки" (вот он, наш родной “Эй-Трейн",
где, запрокинув головы, как пианисты, с вдохновением пьют за орловского
дворянина Ивана Тургенева, гражданина прекрасной Франции - есть желание,
а поводы всегда найдутся!):
"В Сибири вообще никто не живет, одни только негры живут.… Один раз в
год им привозят из Житомира вышитые полотенца - и негры на них вешаются…
- Да что еще за негры?... Негры в Штатах живут, а не в Сибири! Вы,
допустим, в Сибири были. А в Штатах вы были?
- Был в Штатах! И не видел там никаких негров!
- Никаких негров! В Штатах??
- Да! В Штатах! Ни единого негра!"
Возможно, что ни единого настоящего негра (в смысле сути духовного, а не
физического рабства) в Штатах никогда и не было, и джаз действительно
родился в Одессе лет за 300 до появления блюза; во всяком случае - если
говорить не о лучших исполнителях джаза, а о его лучших слушателях. Об
истинных "погромных" (т.е. линчеванных по-русски) неграх пел еще
Александр Галич: "Вы не шейте ливреи, евреи!" (зря ли мне сейчас вдруг
вспомнилось: на толкучке в моем родном Нижнем один книжный фарцовщик
кричал: "за одного Битова двух Небитовых даю!").
“Scratch a Russian and you will find a blues singer” ("ковырни русского
и обнаружишь певца блюзов") - писал редкий знаток русской культуры,
американский переводчик Ричард Лаури (Richard Lourie)… Меня долго мучила
тайна знаменитого высказывания Ницше (после прослушивания музыки
Чайковского): "я отдал бы все благополучие Запада за русскую манеру
печалиться". Разгадка пришла только тогда, когда я начал регулярно
перечитывать Евангелие. У Св. Апостола Павла (Кор. 2, 7, 10): "Ибо
печаль ради Бога производит неизменное покаяние к спасению, а печаль
мирская производит смерть" - и *всего-то, eh?*!
Несколько лет назад Сергей Беличенко совершенно замечательно написал мне
о джазе, как о "заразе, которая удивительно прижилась в России"! (тот
самый Сергей, который любит тыкать меня носом идеалиста в дерьмо
реальности с аналогичным, давно знакомым мне усердием Владимира
Борисовича Фейертага!).
Дорогой Сергей! А как насчет японцев? Похоже, что эта же "зараза" у них
прижилась нисколько не менее удивительно, чем в России! И - you know why?...
Лукьянов ответил лучше всех: "лучше свободное падение, чем взлет
поневоле"! Как и нас, россиян, японцев веками "железной рукой вели к
счастливому будущему" (Сталин, кажется)! И не случайно они, помимо
зараженности джазом, зачитываются Достоевским, а мы - Акутагавой и
Кавабатой (to name but a few)…
* * *
Будущее джаза - это его прошлое, потому что джаз уже сыграл свое
завтра еще вчера. В джазе свингует вечность через ЛИЧНОСТЬ, рождающуюся
между ЛИКОМ и ЛИЧИНОЙ. "С Богом - все возможно!" ( и "ничесоже не
сможете без меня" Иисуса): музыковедам, бегло читающим с листа, но не
умеющим слышать музыку, джаз продолжает преподносить удивительные
сюрпризы.
Не буду перечислять десятки самых непредвиденных личностных явлений в
мире джаза последних лет, ЛИЧНОСТЕЙ, открыто декларировавших свою
зависимость от неведомой им силы, "толкнувшей" их в джаз. Например,
можно было бы немало рассказать об одном из самых лучших… нападающих в
истории баскетбола - Уэймане Тисдэйле, в руках которого бас-гитара
сегодня выглядит как зубочистка меж пальцами великана. Недавно он так
сказал о своем джазовом пристрастии: "это именно то, к чему я призван в
земной жизни" (пока же джазовые пуритане упорно не замечают ни его
оригинальной концепции, ни стремительной эволюции этого "добровольца"
джаза, в котором больше непричесанного духа Рэя Чарльза, чем красивой
позы Кенни Джи).
Джазовая радуга цветущей женственности - это вовсе не случайное
сегодняшнее чудо еще и потому, что сама суть духовного бытия в джазе
созвучна глубинному контрапункту женской души (ведь младенцу Иисусу
когда-то колыбельные песни пела прекрасная земная женщина, а свинг - это
прирожденное свойство колыбели). Я с сожалением выбрасываю почти весь
мой спонтанный гимн вокалисткам, пришедшим в мир джаза в последние 5-10
лет (это отдельная тема), оставляя маленький рассказ только об одной из
них (сначала я предпочел было восторженно любимую мной "волшебницу из
Канзас Сити" - Каррин Эллисон /Karrin Allyson/ - но потом понял, что
намного больше "в тему" другая).
На тусклой заре советской перестройки американцам польстили весьма
удивительной статистикой: в советской России учителей английского языка
в несколько раз больше, чем всех вместе взятых американских студентов,
изучающих русский. Одна старшеклассница в американской глубинке (именно
там - "у нас, в Милуоках", как говаривал один мой русский друг, живший в
Милуоки) случайно услышала об этом по радио, но восприняла это не гордым
умом, а чистым сердцем: она твердо решила посвятить свою жизнь русскому
языку (без малейшей личной причастности к русской культуре). Но - "не
как ты хочешь, а как Бог даст!"... Будучи блистательной студенткой
русского языка и литературы в одном из лучших университетов Америки, она
так же "случайно" наткнулась на выступление полулюбительского джазового
ансамбля, и сразу же почувствовала, что это именно ее "родная" музыка,
которую она почему-то пропустила. "Если тогда я нечаянно услышала бы
запись Сары Вон или Эллы Фитцджеральд, я ни за что в жизни не посмела бы
запеть джаз" - сказала она в своем недавнем интервью для радиопрограммы
Джуди Кармайкл "Jazz Inspired". "Вдруг" оказалось, что ансамбль искал
вокалистку, а эта девушка не только когда-то пела в церковном хоре, но и
вообще очень всерьез увлекалась любительским пением. Прослушивание
прошло успешно, хотя руководитель ансамбля и был крайне озадачен
полнейшим незнанием джазового репертуара новой вокалисткой, но не счел
это за существенное препятствие… Лет через пять джазовая пресса Америки
уже начала сравнивать ее голос и мастерство с Эллой. Так Запад потерял
прекрасную русистку, а джаз обрел свое новое диво (“Diva”-
по-американски) - Тиэрни Саттон (Tierny Sutton). Когда я увидел
фотографию на обложке ее последнего диска (“Dancing in the Dark”), я
почти в голос вскрикнул: "красота спасет мир!" - ведь это же… Настасья
Филипповна! - и отнюдь не "новорусская", что "в огонь не бросит денег
пачку" (Кушнер), а самая настоящая (у ЭТОЙ рука не дрогнет!)… О своем
последнем диске сама Тиэрни написала, словно сознательно переводя с
русского тихий шепот собственной внутренней "достоевщинки": "Любовь -
это действие, а не чувство, - и именно такую любовь вы найдете здесь…".
Сегодня Тиэрни Саттон живет в Лос-Анджелесе, о котором она говорит так:
"У нас здесь в джазе тоже нет никаких денег, но, в отличие от Нью-Йорка,
у нас в джазе нет даже и престижа!".
* * *
Для меня джаз - это всегда радостная зависимость, это надежный приют
духа, бегущего от наводнения лжи и ЛАЖИ, это свобода от свободного рынка
- от ярмарки людского тщеславия, от базара искусственных потребностей.
Джаз - это народная музыка людей ищущих Бога и находящих Его внутри
себя, и, нашедши, отказывающихся продавать, предавать и распинать Его -
“a part of yourself you never knew existed”. Музыка народа, находящего
Его не затем, чтобы успокоиться в ритуале и в рутине повседневности, а
чтобы слушать и слышать, чтобы лучше понимать, чтобы быть благодарным,
верным и преданным, чтобы всегда делиться с другими… чтобы не кончалась
любовь - в личности, устремленной в вечность, в бессмертие - во власти
любви, которая всегда есть действие, и которая "долготерпит,
милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не
бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла… НИКОГДА НЕ
ПЕРЕСТАЕТ, хотя и языки умолкнут, хотя и пророчества прекратятся, и
знание упразднится" (Кор. 13, 4-8).
И на этой "червящейся бестолочными жизнями людскими земле" (Ремизов), я
сегодня ползу гусеницей, рожденной не ползать, а летать, гусеницей,
твердо знающей, что есть и БУДЕТ "полет крыла расправленный, и
творчество и чудотворство" (Пастернак), прощаться с которым не нужно. И
я знаю это через очеловеченное чудо искусства и чудо джаза, посвящающего
меня в тайну жизни.
Нуэн Ле (Nguyen Le), вьетнамец-парижанин-гражданин мира, замечательный
джазовый гитарист, художник и философ по образованию, на вопрос, почему
он выбрал музыку, ответил так, как, наверное, могли бы ответить многие
люди джаза: "не я выбрал музыку - это она выбрала меня". И в самом джазе
для нас с вами (и слушателей, и музыкантов) повсюду - бесконечные
дороги, которые выбирают нас.
Я знаю лишь то, что не знаю
воистину ничего,
что истина прописная -
обычное плутовство.
Огонь, и воду, и трубы
пройдя, от своей звезды
души пересохшей губы
ждут жажды, а не воды. (Мигель де Унамуно)
© 2004,Yurgis Dee. Все права принадлежат всем и ничем не защищены.
Разрешено распространение и перепечатка в любом виде, свободное
использование для любых целей без ссылки на источник и каких-либо иных
условий
Вернуться в раздел "Книги" |
