Человек - оркестр
- Юрь Иваныч, я за тебя, б..., кого хочешь замочу! - воскликнул Борис К. и в подтверждение своих слов проломил своим мощным, трудовым кулаком ветхую фанерную перегородку за кулисами сцены большого зала МВТУ им. Баумана, где мы выступали в одном концерте, но в разных ансамблях. Но это было в дальнейшем, а вначале (конец 70-х) мы репетировали в помещении некой спортивной школы у метро Красносельская. Тогда создавался мной и моими молодыми коллегами вскоре получивший кратковременную известность джаз-рок ансамбль "Шаги времени". Помещение для репетиций нам устроил игравший с нами на барабанах Гена X. Он в то время был знатоком Билли Кобэма, модного джаз-рокового барабанщика. Гена самостоятельно чудесным образом "просек" манеру игры кумира: движения рук, замахи, удары и прочее, хотя видеть все это не мог - все по слуху, "снимая" с магнитозаписи. Ситуация напоминала гонку вооружений: у них появляется новое оружие -наша задача разведать секреты. И вот наш коллега, разведав западные "секреты", стал посвящать в них и более молодых увлеченных джаз-роком барабанщиков, проще говоря, давал частные уроки. Конечно, не бескорыстно.
Система была весьма оригинальной: плату брал за год вперед и, если кто-то не выдерживал муштры, а учителем наш Гена был очень строгим, и через пару месяцев "завязывал" с ученьем, то деньги за оставшиеся месяцы ему, разумеется, никто не возвращал. Ушел? Ну и дурак - пеняй на себя! Мало кто выдерживал весь курс (грубые окрики, мат и рукоприкладство) - "педагог" же материальных потерь не нес.
Столь предприимчивый Гена X. дружил с Борей К., который (помните вначале?) излишней нежностью и сентиментальностью не отличался, так что справедлива поговорка "рыбак рыбака видит издалека". Борис, действительно, имел косвенное отношение к рыбам. Он, в прошлом инженер-океанограф, плавал по морям и океанам, общался с рыбаками и матросами (возможно, отсюда грубость?), но в итоге джаз победил, и Боря, расставшись с Тихим океаном, погрузился в "Громкий океан" джаза. В том "океане" мы впервые и встретились с ним, одновременно причалив к острову под названием "джазовая студия", губернатором которого был Юрий Козырев. Не знаю, как в океанографии, но в джазе мой друг взглядов придерживался передовых: был сначала поклонником Майлса Дэвиса, а с появлением новой звезды, Уинтона Марсалиса, воспылал и к нему страстной любовью. За эту привязанность я тайно стал его называть: Борис Михалыч Марсалис.
Как и у любого музыканта-любителя, у Б.М.Марсалиса был целый букет комплексов неполноценности, как-то: излишние, болезненные мнительность и подозрительность - ему всегда казалось, что его за игру все ругают у него за спиной, если же в зале сидел неприятный ему человек, то играть хорошо он не мог. Поэтому, он очень был предрасположен к аргументированию кулаками - недаром в юности занимался боксом. В силу этих обстоятельств, с Борисом приходилось весьма деликатно общаться в процессе репетиций и делать замечания как можно реже, чтобы ненароком не обидеть коллегу. Такое же отношение распространялось и на его приятеля Гену, который, будучи тоже самоучкой, обладал не меньшим "джентльменским" набором комплексов: так, когда на его место пришел более молодой, хорошо читавший с листа выпускник музучилища Рафаил Галлиулин, то Гена стал тщательно стирать в партиях ударных все аппликатурные обозначения (правда, проставленные им самим), чтобы конкурент не воспользовался.
Вот такая, можно сказать, "партизанщина" чуть ли не с поджогами и взрывами - тактика выжженной земли, дабы не досталось врагу! Признаться, я был весьма удивлен подобным, но, как говорят, медицина здесь бессильна... Наш ансамбль тем временем все более и более получал известность и вскоре выступил на московском фестивале (1979 год). Выступил весьма успешно, была масса поздравлений, а Герман Лукьянов даже сказал в моем присутствии Алексею Козлову: - Вот видишь, у Маркина настоящий ДЖАЗ-рок а у тебя - больше РОК, чем джаз! Козлов же, послушав нас, отметил для себя сольную игру нашего трубача и втайне от меня предложил ему работать в приобретавшем все большую популярность "Арсенале". Так как Алексей Семеныч в общественном сознании был значительно выше меня по "чину" (если я майор, то он генерал), а его "Арсенал" стал профессиональным - на зарплате, то наш "Марсалис", естественно, поддался искушению. Он тоже, как и общественное сознание, считал Козлова лицом более значительным, несмотря на все мои "совершенства". В известной арии из "Евгения Онегина" так и поется: - Напрасны ваши совершенства... У Козлова платили хоть какие, но деньги - вот это настоящие "совершенства", а я мог привлекать только чистым искусством, которым, как известно, сыт не будешь.
Я внешне никогда не обижался в подобных ситуациях, придерживаясь своей концепции "потворствовать пороку с целью его искоренения", но внутри, в глубине души, было неприятно, ведь это равносильно предательству, какими доводами не смягчай подобный поступок. Зная вспыльчивый характер и обидчивость моего друга Бори, я заранее знал, что роман с Козловым будет весьма краток, что вскоре и подтвердилось.
Борис снова оказался вблизи меня спустя несколько лет, когда я его, в очередной раз безработного, пригласил в Электростальское училище руководить студенческим джаз-оркестром. В ответ на мое приглашение он опять закомплексовал (никогда не работал с оркестром да и оркестровки не пишу). Я успокоил его, сказав, что буду помогать, а аранжировками просто завалю, что вскоре и исполнил. Убежденный, он после недолгих колебаний согласился. Вот мы и снова вместе - теперь за разговорами коротаем долгие полтора часа езды в электричке. Борис мне рассказывает о своей работе в "Арсенале" и о том, что послужило причиной ухода.
- Стою я на сцене в луче прожектора, солирую в какой-то пьесе, сзади грохочет ритм-секция. Я в ударе, играю весьма виртуозно, соло нравится самому, и я на "седьмом небе"... Вдруг слышу над ухом знакомый, дребезжащий тенорок руководителя (подкрался незаметно в темноте): - Играй, б... более крупными длительностями! Куда ты так мельчишь?
Говорят, что и Бенни Гудман, тоже так любил "шутить" в своем оркестре(!).
- У меня так все внутри и опустилось, - продолжает Борис, - уже не до соло, быстрей бы закончить. Потом он мне и совсем запретил играть, - жалуется мой друг, - и перевел в радисты, чтобы я сидел в зале за пультом.
- Это мне напоминает мою работу в легендарном оркестре п/у А. Горбатых, - замечаю я, - когда руководитель советовал музыканту: - Иди себя из зала послушай!
Борис же продолжает: - После перевода из солистов в радисты ничего другого не оставалось, как уволиться, - заканчивает свою печальную "повесть" Борис, - наверное, хозяин приревновал, - я, порой, играл лучше его.
Сохранились магнитозаписи "Арсенала", где солирует Борис. Например, в "Болеро" Ю.Чугунова. Играет он там без всякой скидки на то, что "любитель", да ведь и сам Алексей Семеныч в прошлом архитектор и никаких консерваторий не заканчивал! После "Арсенала" наш герой успел поработать и еще в подобном джаз-рок ансамбле "Рапсодия", областной филармонии. Там наш Борис тоже долго не задержался, продемонстрировав супер-обидчивость, стоившую ему хорошей работы. Как-то собрался ансамбль на очередной концерт, подали автобус, как положено, и все стали рассаживаться по местам. Известно, что в автобусах у артистов есть свои излюбленные места и, по негласному правилу, занимать чужое место не принято. Пришел Борис и видит, что его любимое место уже занято недавно принятым в "Рапсодию" молодым музыкантом. Ну, подумаешь: человек новый, не знал о царившем в автобусе порядке рассаживания. Надо было ему объяснить по-культурному, но... Новичок оказался тоже не робкого десятка и на замечание старшего товарища, что это его место, дерзко ответил: - А где написано, что это ваше место?
Наш нервный друг такой наглости от новичка не ожидал, счел это неслыханным оскорблением и реакция его, как говорят психиатры, была неадекватной: он, больше ни говоря ни слова, просто ушел на все четыре стороны и не появлялся на работе не меньше месяца. Администрация его демарш поняла весьма банально - уволила нашего солиста за прогулы. Вот так-то! Нельзя быть таким патологически обидчивым, хотя хорошо еще, что наш, в прошлом боксер, не стал отстаивать свои права кулаками - последствия были бы значительно печальней (помните фанерную стенку?).
Руководя же студенческим оркестром в нашем, отдаленном училище, Борис вел себя очень достойно и пользовался авторитетом, особенно у трубачей, потому что мог что-то показать им на инструменте, хотя комплексы его продолжали "грызть" - боялся, что ребята все же распознают в нем любителя.
Понятно, что люди подобного склада характера долго не выдерживают быть под чьим-то началом и больше себя реализуют, когда становятся лидерами. Это подтвердилось тем, что в бытность Бориса руководителем оркестр даже занял 2-е, призовое место на всесоюзном конкурсе эстрадных отделов училищ - вот вам и "любитель"!
В конце концов, гордая натура взяла свое: Борис как-то "сцепился" в словесном поединке с женщиной, педагогом нашего училища и обложил ее матом. Педагогиня нажаловалась директору в форме ультиматума (недаром имел место "мат"), и тот, несмотря на завоеванное второе место, предложил нашему неуживчивому герою уйти "по собственному"..., что последний и исполнил, бросив заявление на стол.
После ухода из училища опять были годы безработицы и вдруг - неожиданное приглашение в оркестр "Современник" п/у А.Кролла в ту пору, когда в перестроечную страну приехал некто Вилли(?!), но, почему-то, просто Токарев. Означенный солист непременно возжелал исполнять свою похабщину лишь в сопровождении вышеназванного, весьма хорошего биг-бэнда. Хорошо, что наш Борис в этом оркестре был конгистом, а не трубачом - все же меньше позора, что играешь подобную "музыку". Заметим, что игра на барабанах (конго) - это вторая музыкальная специальность нашего героя. Но вернемся снова к заморскому гостю. Феномен этого Вилли заключался в том, что изголодавшаяся по блатному пению страна, замученная при большевиках принудительной классикой, бросилась к театральным кассам и раскупила все билеты на месяц вперед на всем пути следования "нью-йоркского таксиста" от "Москвы до самых до окраин". Не знаю, чем закончилось пребывание Бориса в этом солидном оркестре с таким несолидным репертуаром, но долго, сами понимаете, он там не задержался, хотя гастроли и были коммерчески выгодными. Опять были обиды: то руководитель косо посмотрел, то коллеги о чем-то шептались за спиной...
В итоге, поработав во многих оркестрах и ансамблях, наш подозрительный друг так нигде и не смог продержаться достаточно долго и пришел к выводу, что пора ему самому превратиться в оркестр (он немного и ф-но владел), тогда не на кого будет жаловаться. Вот и можно теперь в центре столицы в разных подземных переходах услышать различную музыку: от джазовых стандартов и до обожаемой народом "Мурки". Знайте - это "пилит" наш друг! Одна нога его с помощью педали бьет в большой барабан, другая - на педальных тарелках (хай-хэт), левая рука нажимает аккорды на "клавишах" (синтезатор), а в правой руке - труба. Все компоненты музыки в наличии: труба - мелодия, клавиши - гармония, барабан и "хэт" - ритм. Все звучит полноценно, и нашего героя не только никто не критикует, а напротив, все хвалят, делают заказы и бросают в
лежащую на земле шляпу деньги... и "зеленые", в том числе. Борис очень доволен своим новым статусом: став человеком-оркестром, избавился от всех комплексов, да и финансовое положение резко улучшилось. Хорошо, что и у налоговой инспекции руки еще не дошли до уличных музыкантов. Вот только жаль, что московское лето так коротко - зимой, на морозе, играть мало радости.
Теперь осталось недовольство только погодой, но надо же хоть чем-то быть недовольным, иначе - тоска!
|
