Как я стал евреем
"У, жидовская морда!
"- слышу с детства. Причина? Вовсе
не национальная принадлежность...
Правда, виноват, - отчим сплоховал и
был евреем... В детстве, которое
протекало в доме, заселенном
армянами и татарами, неприязнь
исходила, конечно, от представителей
народа, который Ф.М. Достоевский
считал "богоносцем".
"Богоносцам" прежде
всего не нравилась приобщенность
нашей семьи (служащих, а не рабочих) к
культуре. У нас в квартире стояло
пианино и меня учили музыке (ходил в
музыкальную школу). Звуки пианино,
конечно, не могли не возмущать ярых
представителей, любимого
Достоевским "богоносца". Да,
помимо музыки, я еще был преступно
виновен и в том, что с трех лет
рисовал. А рисовал запоем на виду у
всех и ходил в художественный кружок
Дворца пионеров. Это надо же! И третье
преступление перед народом - а они,
как известно, только себя считают
истинным народом - писал "книги".
Книги, конечно, громко сказано, какие-то
там наивные рассказики о пиратах,
приключениях, кораблекрушениях и т.д.
Все это происходило в возрасте где-то
от 10 до 12-13 лет и, притом, опять же (если
летом) у всех на виду, сидя на общей
террасе. Ну, это надо же? Чем не
жидовская морда?!
И отчим еврей, и музыке
обучается, и рисует, и книги пишет!
Бить такого смертным боем! Мы,
понимаешь, вкалываем тут, а он себе
трынди-брынди разводит... У, жидовская
морда, получай!
И я всегда лежал на земле, а
надо мной представитель "богоносца"
не обучающийся, не рисующий, не
пишущий книг, но уже развитый
мускулами не по годам, благодаря
физическому труду и спорту. Вот чем
надо заниматься-то! ... а не музыкой,
мазней и писаниной. Эх, размазня!
Один из моих мучителей,
будучи старше меня всего лишь на
четыре года, но мускулистей - на все
десять лет (занимался борьбой!) -
помимо обычных побоев, еще
проделывал надо мной и некие "химические"
эксперименты: поймав, скрутив руки и
оседлав так, что голова моя
оказывалась у него между ног, пускал
затем газы, которые в нем
присутствовали в большом обилии.
Удерживая меня в такой позе до
окончания эксперимента, он дико
хохотал и приговаривал: - Нюхай вонь,
нюхай вонь!
Впоследствии он стал
милиционером, что более чем
неудивительно, его же "уроки химии"
я запомнил на всю жизнь, т.к. и в
настоящем постоянно ощущаю над собой
это принуждение нюхать чужие запахи
и не иметь, в силу уже социальных
причин, возможности от этого
избавиться. Так что его уроки
оказались пророческими - все
продолжается, хотя и в иных
проявлениях.
Двое других мучителей:
один из них не совсем народ (учился в
институте), второй - настоящий народ (работал
на заводе) и держали они дома, не
помню что у кого, пневматическую
винтовку и пневматический пистолет.
Жили они оба на втором этаже, т.е.
стреляли сверху... Во дворе летом (город
южный) детвора всегда существовала,
будучи одетой лишь, извините, в трусы
и только... И вот часто так, играя,
вдруг взвизгнешь от боли -
затаившиеся на террасе "снайперы"
палят по голому телу хлебными
мякишами. А это, ой как, больно!
Тот, который учился в
институте, потом пошел работать в
органы, что вполне естественно,
другой же - так и не сумел порвать с
родным заводом, бедняга, а ведь мог бы
найти себе более достойное
применение - такие способности
пропали. Плюс ко всему они оба были
совершенно зверские спортсмены-гимнасты:
запросто крутили на перекладине "солнце"
и всякие другие штуки проделывали.
...
Но по сравнению с муками
родного двора, пребывание в
пионерском лагере было сущим адом.
Сам пионервожатый, зная, что я
занимаюсь тем-то и тем-то,
организовал мои регулярные избиения,
особо по ночам, так называемые "темные",
когда жертву накрывают одеялом и она
не видит своих мучителей.
Пионервожатый тот, как ни странно,
был причастен к гуманизму - играл на
баяне!
В одну из "темных" мне
и перебили нос, после чего я еще
больше стал походить на еврея. А уж,
когда стал хуже видеть и надел очки,
то стал ну вылитый жид, да и только.
Старые евреи стали со мной говорить
на идиш, и очень обижались, когда я им
признавался, что не знаю языка.
- Не хорошо, молодой
человек, не знать языка своих предков,
стыдно, - говорили они с укором и
качали своими сединами.
О том, чтобы сказать, что я
не ..., уже не могло быть и речи!
Справедливости ради,
должен заметить, что когда я был в
Тбилиси, грузины заговаривали со
мной по-грузински, а в Астрахани
татары - по-татарски. И как же теперь
быть? Так ведь можно стать, чего
доброго, этим ..., как его? Полиглотом!
Жаль, конечно, что нету времени да и
лень заняться изучением языков.
А когда вспомнишь про
побои, то и вообще желание пропадает.
6.5.88. |
