По призыву редакции «Джаз.Ру» участники российского джазового сообщества — музыканты, джаз-фэны, джазовые специалисты — присылали нам воспоминания о том, каким в жизни каждого из них был Владимир Борисович Фейертаг (1931-2024). Главный редактор Кирилл Мошков писал на своей странице в социальной сети ВКонтакте:
У многих из нас был свой собственный Фейертаг — такой Владимир Борисович, каким только мы его знали. Я уже написал о «моём Фейертаге» и знаю, что многие тоже пишут подобные же воспоминания о той роли, которую ВБФ сыграл в жизни каждого из нас…
Первая серия посвящений «нашему Фейертагу» была опубликована вскоре после его ухода из жизни, 15 апреля. Сегодня, в его 93-й день рождения (27 декабря), мы завершаем серию.
Анастасия Видмайер
Выпускница факультета музыкального искусства эстрады Санкт-Петербургского института культуры (2017). Музыкальный журналист. Автор книги «Настя Полева. Звуки рока» (АСТ, 2024).
Владимир Борисович был моим педагогом по специальности на протяжении четырёх лет. Я попала к нему на индивидуальные занятия на первом курсе СПбГИК, потому что была единственная из группы со средним специальным теоретическим образованием. До этого такого ещё не было. Именно под его руководством я стала писать статьи для «Джаз.Ру», институтской газеты, а потом занялась репортажами с концертов и интервью. Вместе мы редактировали материалы, и только после этого я отправляла их на публикацию. У меня до сих пор хранятся черновики с правками, сделанными его рукой. Даже сейчас, когда я пишу тексты, часто думаю: а как бы написал Владимир Борисович? И пытаюсь угадать, вспоминая его журналистский почерк и слог.
Кроме журналистики, мы занимались фортепиано — джазовыми стандартами и пьесами. Он знал, что мне это не совсем близко, но старался привить любовь к джазу, а я пыталась отвечать ему взаимностью. Признаюсь, сначала мне было страшно ходить на занятия к такому маститому профессору, автору множества книг и джазовой энциклопедии. Но потом я почувствовала его расположение ко мне и расслабилась. С ним было очень легко, интересно и весело.
Однажды Владимир Борисович поручил мне сходить на выставку о джазовом клубе «Квадрат» в Музей Шаляпина на Петроградке. Мы, естественно, встретились там, и среди многочисленных гостей пытались о чем-то поговорить. Закончилось тем, что он стал угощать меня шампанским!
Институт я закончила с дипломной работой, которую писала, конечно же, тоже под руководством Владимира Борисовича. И это была единственная дипломная работа на всём факультете в 2017 году.
После моего выпуска мы регулярно встречались, примерно два раза в год — весной и осенью. Нам было интересно говорить и узнавать что-то новое друг о друге. Владимир Борисович много рассказывал о даче под Псковом, поездках в Германию к дочери, своих экскурсиях для туристов по Петербургу на немецком языке (!). Кстати, немецкий язык и немецкие корни — ещё одна наша общая тема.
В последние годы у нас появилась ещё одна связующая ниточка — дирижёр и музыкальный педагог Дмитрий Борисович Якубовский, родители которого и он сам дружили с семьёй Владимира Борисовича много-много лет. И сейчас каждый раз, видя Дмитрия Борисовича, я невольно думаю о Владимире Борисовиче.
При встрече Владимир Борисович всегда дарил мне свои вновь вышедшие книги или журналы со статьями. А я подарить свою книгу ему не успела — слишком долго ждала выпуска.
Последний раз мы виделись 13 сентября 2023 года. Тогда он писал очередную книгу, которую надеялся успеть закончить.
Я буду всегда помнить моего главного в жизни педагога и благодарить его за то, чему он меня научил. Спасибо, Владимир Борисович! Светлая память…
Наталья Риккер
Музыковед, ведущая концертных программ Челябинской филармонии, журналист, арт-директор челябинского джаз-фестиваля «Какой удивительный мир». Преподаёт историю стилей музыкальной эстрады в Южно-Уральском государственном институте искусств им. П. И. Чайковского.
— Наташа, вы лягаетесь! — с доброй иронией однажды сказал по поводу моей статьи Владимир Борисович Фейертаг.
Статья вышла в челябинском интеллектуальном глянце, в который я тогда, в самом начале двухтысячных, писала статьи — набирала публицистический «вес». Особенно привлекательной была, конечно, джазовая тема. Я начинала вести джазовую программу на радио, город был открыт для гастролёров всемирной известности, радостно их принимал. А мне, новоиспечённому автору, очень хотелось делиться своим восторгом с читателями и слушателями. С юношеской наивностью на одном из фестивалей я вручила Владимиру Борисовичу журналы со своими статьями. Он не просто вежливо, а даже с интересом их принял и, более того, прочитал.
Признаться, тогда я не совсем поняла, что имел в виду патриарх джаза. Чтобы осознать смысл его намёка, мне потребовалось обрасти «годовыми кольцами» знаний, навыков, опыта, тщательно и не по разу прочитать книги о джазе. И первое место на полке всегда занимали книги Владимира Фейертага. Для меня, как и для многих его читателей, они обладали невероятно ценными качествами: восхитительной лёгкостью стиля (для филолога это важно), точностью формулировок, квинтэссенцией смысла. О чем бы ни говорил / писал Владимир Борисович, это неизменно было рассказом от первого лица, от первоисточника.
Нас познакомил Игорь Бурко (1944 – 2018), замечательный трубач, создатель ансамбля «Уральский диксиленд», основатель Международного джазового фестиваля «Какой удивительный мир». В те годы Игорь Владимирович стал фактически одним из моих «крёстных отцов» на джазовой сцене – доверил вести фестиваль, а затем приобщил и к работе в составе диксиленда. Первоначально наши роли на фестивале Бурко распределял так: Владимир Борисович вёл основные, звёздные концерты (к примеру, в Театре оперы и балета имени М.И. Глинки), а я вела джаз-марафоны на уличных площадках, где выступали многочисленные коллективы Челябинской, Свердловской областей, Башкортостана и др. Общение с Владимиром Борисовичем тогда было вне сцены: я записывала с ним интервью для своей радиопрограммы «Джаз-тайм», внимательно смотрела, как он ведёт концерты. Невероятное впечатление на меня производила его непринужденность в работе. У него никогда не было в руках планшета со сценарием. На маленьком листочке он записывал ключевые моменты программы, имена новых для него исполнителей, выходил на авансцену и просто говорил: представлял артистов, комментировал их музыку, упоминал исторические факты, приправлял это солью изящного анекдота или даже ироничной шуточкой в адрес выступающих. И всё это было легко, просто, к месту. Что уж тут скрывать, дорогой Владимир Борисович, вы были моим учителем, эталоном, кумиром. Я училась у вас многому: как говорить с залом, как красиво заполнить техническую паузу, как объявить артиста. Более того, я старалась вам подражать. Смею надеяться, что эти первые опыты и ваша школа дали свои плоды — вполне, кстати, измеримые в цифрах: 20 лет ведения джазовых концертов и фестивалей, счёт которым перевалил за сотни, умение работать без «бумажки», импровизировать.
Благодаря вашему профессиональному совету челябинские зрители стали поклонниками петербургского джаза в разных его проявлениях. Разумеется, безусловная слава Давида Семёновича Голощёкина в дополнительной рекламе не нуждалась. Игорь Бурко не просто уважал талант петербургского мультиинструменталиста: он дружил и много выступал с ним, а потому часто приглашал его на свой джаз-форум и всегда говорил при случае: «Да как я могу Додика не пригласить?! Он же с самим Эллингтоном играл!» Не менее уважительного отношения заслужили великолепные петербуржцы Андрей Кондаков, Лера Гехнер, Алексей Попов. Хорошо помню возглас изумления, который издал зал, когда на сцену Челябинского театра оперы и балета вышла космическая группа Lera Gehner Band. Раскованный дуэт фронтменов, стильные эйсид-джазовые аранжировки популярных джазовых тем произвели тогда фурор. Автор этих строк писала тогда в репортаже для портала «Джаз.Ру»:
«Чистая солнечная энергия», — так охарактеризовали поклонники сет петербургского ансамбля Леры Гехнер и Алексея Попова. Сыгранный состав с виртуозным клавишником Сергеем Тарусиным, бас-гитаристом Максимом Кореневским (кстати, в недавнем прошлом челябинским музыкантом) и техничным барабанщиком Петром Михеевым неожиданно для традиционного в стилистике фестиваля дополнял DJ Штакет. Появление группы было сродни тому, как если бы на сцене оперного театра высадились космонавты с Сириуса. Яростный, неуправляемый в эмоциях вокал Леры, усиленный специальным вокальным процессором, столь же напористые соло на тенор-саксофоне Алексея Попова, самозабвенные пляски певицы, соло Кореневского в унисон с его же пением через вокодер, электронные сэмплы Штакета — всё это рождало ощущение не качания, а звукового шторма в зале. «В Петербурге есть несколько команд, играющих в таком направлении», — спокойно заметил Владимир Фейертаг, слушая из-за кулис ансамбль.
Тут важно сделать оговорку: людям, хорошо знавшим Игоря Бурко, известны его пристрастия в музыке. В первую очередь, он был ревнителем джазовой традиции, с юных лет обожал Луи Армстронга, новоорлеанский джаз. Фьюжн, тем паче, эйсид-джаз в круг его предпочтений, как слушателя или худрука фестиваля, вошли, мягко говоря, не сразу. Однако рекомендации Владимира Борисовича было достаточно, чтобы Бурко присмотрелся даже к самым нестандартным исполнителям. Авторитет Фейертага для него был несомненным.
В 2009 году именно Владимир Борисович вёл грандиозный концерт в Челябинском театре драмы, посвящённый тройному юбилею: 65-летию Бурко, 50-летию его творческой деятельности и 40-летию «Уральского диксиленда». Распределение сил среди ведущих было решено оставить примерно тем же. Мне было поручено вести первую часть с официальными речами и выступлениями местных джазовых, эстрадных и академических коллективов, ВБФ принял на себя второй блок с пулом всех имеющихся на тот момент джазовых народных артистов России — Георгием Гараняном, Алексеем Кузнецовым, Анатолием Кроллом, Давидом Голощёкиным, будущим народным артистом Российской Федерации Даниилом Крамером (он получит это звание в 2012 г.). Сам Игорь Владимирович на тот момент тоже был буквально без пяти минут народный. Знак отличия он получит в том же году — по иронии судьбы, вместе с новостями о том, что «Уральский диксиленд» лишают муниципального статуса.
Однако фестиваль был не единственным местом соприкосновения с Учителем — именно так мне всегда хотелось называть Владимира Борисовича.
В самом начале 2008-го он написал мне, поздравляя с новым годом: «На очереди энциклопедия «Джаз в России»». Для нас, команды его региональных помощников предстояла очень важная и ответственная работа: собрать материалы про местных музыкантов, уточнить даты, факты — ведь в первой отечественной энциклопедии не может быть ошибок! И тогда, и сейчас для автора этих строк было очевидно, что эта просьба — не просто вопрос доверия мэтра своему молодому коллеге, это признание вклада челябинских музыкантов в российское и советское джазовое искусство. Игорь Бурко, Станислав Бережнов, Олег Тергалинский, Георгий Анохин, Константин Корчагин, ансамбль «Уральский диксиленд» и его участники — люди, которые созидали и созидают джазовую жизнь на Южном Урале. У каждого из них свой джаз, свой стиль, своё понимание красоты и гармонии. И их имена отныне занесены в эту «скрижаль» истории — увесистый чернильно-синий том энциклопедии «Джаз в России». Не скрою, для меня было почётно и волнительно войти в пул уважаемых джаз-активистов страны, или как назвал их Владимир Борисович, «корреспондентов», среди которых Сергей Беличенко (Новосибирск), Игорь Вощинин (Самара), Игорь Гаврилов (Ярославль), Игорь Зисер (Казань), Владимир Каушанский (Москва), Ольга Коржова (Ростов-на-Дону), Светлана Кукина (Нижний Новгород), Юрий Трофимов (Саратов), Владимир Туров (Архангельск). Наши имена Фейертаг с уважением перечислил на одной из титульных страниц. А о том, что книга заняла почётное место в домашних библиотеках джаз-фэнов, нет нужды и говорить.
Даже и представить не могу, что бы я делала со своими лекциями по истории джаза, если бы не читала Фейертага. Его статьи и книги пестрили важными деталями, раскрывающими суть творчества того или иного артиста. Как только Филармоническое общество Санкт-Петербурга стало выпускать подкасты Владимира Борисовича, я не только старалась не пропускать их, но и настойчиво рекомендовала своим студентам к просмотру, ибо эти видеосюжеты, записанные в духе «Всё важное, что вы хотите знать об артисте, за 20 минут» стали ценнейшим источником знаний для тех, кто бежит с работы на учёбу, с учёбы на репетицию, а потом на занятие по специальности.
ВБФ, может даже, сам того не зная, постоянно делал нам подарки. И мы этим с нескрываемым удовольствием пользовались. К примеру, лучшим, что я смогла подарить на юбилей своему коллеге по филармонии и Институту искусств им. П.И. Чайковского, руководителю джазовых оркестров Антону Бугаеву, стал (буквально оторванный от сердца) внушительный справочник по джазовым стандартам ХХ века под редакцией Фейертага. Малоэмоциональный Антон очень радовался, долго благодарил, подчёркивая, что книга пригодится не только ему, но и всему оркестру.
Но, пожалуй, главной в этом спонтанном рейтинге даров Владимира Фейертага стала помощь в работе над книгой. Никогда не забуду, как много лет назад мы сидели с ним за одним столиком на джем-сейшне фестиваля «Какой удивительный мир», и Владимир Борисович промолвил: «Наташа, пишите, а то за вас это сделает кто-то другой!» И я взялась за работу, спустя несколько лет написала книгу, а Челябинская филармония эту книгу издала. А ВБФ не просто помогал мне добрым советом, но прочёл материал с карандашом, обсудил со мной спорные моменты и даже подарил предисловие. Не удержусь от лестной для автора цитаты:
— Я читал рукопись с огромным интересом. На мой взгляд, труд Натальи Риккер под стать гуманитарному подвигу. Три года создавалась объёмная книга с уникальными архивными документами, с любопытными личными историями, с десятками мнений. И мне импонирует широта авторского кругозора: история челябинского джаза мастерски вписывается и в «оттепельный период» расцвета профессиональной советской эстрады, и в современную урбанистическую культуру. И всё бесспорно и доказательно. После долгого и осторожного приспособления этого музыкального направления к российским реалиям джаз стал полноценным искусством, которое доступно только энтузиастам-профессионалам. Именно поэтому есть надежда на продолжение. И нельзя не заметить, насколько точны (а иногда и ироничны) авторские комментарии к исполнительским исповедям, к странным зигзагам в отечественной культуре… Но самое главное — автор любит эту музыку, любит музыкантов и верит в их творческую миссию.
В последний мы встретились в 2023 году в Ярославле на фестивале «Джаз над Волгой». Владимир Борисович, будучи ведущим всей программы, предоставил мне полную свободу в проведении выступления «Уральского диксиленда». Пока шёл концерт, он внимательно слушал моих коллег и, видимо, мои словесные пассажи тоже. Мы обменялись несколькими репликами о джазе, о творческой форме ансамбля, о планах. ВБФ даже согласился сфотографироваться вместе с нами. Для всех участников коллектива это было важно. А потом, надев пальто, он ушёл в темноту филармонического фойе…
Я могла бы завершить свои заметки именно этим «кинематографическим» финалом. Однако осталось ещё много того светлого, что мы в остаток своей жизни будем вспоминать о Владимире Борисовиче Фейертаге. Из его письма в 2013 году, в котором ВБФ приглашает нас на передвижной фестиваль «Dжаzz территория»:
— Приезжайте в Озерск. Буду рад, если доживу.
Признаюсь, что формулу «мои года – моё богатство» я не признаю. Я здоров, но живу всё-таки в какой-то настороженности: внимательно отношусь к лестницам (не хочется сломать шейку бедра), не бегаю за уходящим троллейбусом, не переедаю, не перепиваюсь. Но, конечно, юмор выручает, а вокруг уже все меньше друзей. Это печально.
А жизнью детей и внуков я жить не умею. Вот моя жена – настоящий собиратель родных и знакомых. На ней всё и держится. А я никуда не могу уйти от той очевидной истины, что все мужчины — эгоисты. И я тоже.
Ваш В.Б.
Ксения Супоницкая
Музыковед, преподаватель ГИТИС. Родилась в Красноярске, окончила Красноярскую государственную академию музыки и театра. В 2011 году защитила кандидатскую диссертацию о творчестве Валерия Гаврилина, которому посвящена ее первая книга в серии «ЖЗЛ».
Владимир Борисович Фейертаг. Долгие годы это имя ассоциировалось у меня с самόй историей советского и российского джаза. Причём он был не просто заинтересованным свидетелем этой истории — он был одним из её главнейших устроителей! Блистательный лектор, организатор концертов и фестивалей, автор целого ряда уникальных работ, написанных в разных жанрах «от мала до велика» — популярных очерков, интервью, энциклопедических справочников, фундаментальных монографий… Как-то даже и не верилось, что этот человек действительно будет читать нам, желторотым студентам эстрадно-джазового факультета, курс по истории джаза. Более того: некоторые преподаватели Санкт-Петербургского университета культуры и искусств (с 1999 по 2014 год институт назывался университетом) считали, что Фейертаг далеко не со всеми студентами станет увлечённо говорить о джазе: эту привилегию ещё нужно заслужить.
И ничего подобного. Уже первая лекция вызвала полный восторг всех присутствующих, и главное — единодушное желание тут же пойти и самим «что-то сделать в этой музыке»: изучить, придумать, сыграть, спеть… Он умел вдохновлять.
Я помню все лекции Владимира Борисовича. Первая фраза, которую он сказал, была такой: «В классической музыке на первом месте находится мелодия, на втором — гармония, на третьем — ритм. В джазовой музыке на первом месте находится ритм, на втором — гармония, на третьем — мелодия, которой может и не быть». Звучало категорично. Я переспросила: «Может и не быть?» — «Да, — подтвердил Фейертаг, — которой может и не быть». Здесь нужно представить его характерную манеру речи: каждая интонация Владимира Борисовича была пронизана добродушием, мягкой иронией, сердечностью, и прежде всего — огромной любовью к той музыке, о которой он говорил.
Любую лекцию он читал восторженно, будто всякий раз радуясь тому, что вновь имеет возможность порассуждать об искусстве, которое ему очень дорого. Он рассказывал о нём простым, доступным языком. И мне очень нравились его такие уютные, «пряничные» фразы, моментально облегчающие нам задачу восприятия. Никогда он не сформулирует ничего научно-помпезного, теоретически-вымученного, но скажет что-то приветливое, уютное, изобличающее лично его симпатию к предмету обсуждения.
Предположим, о сложной боповой теме: «Замечательная мелодия, прихотливо закрученная восьмушечками». Если предмет разговора не был симпатичен, то Владимир Борисович умел деликатно закруглить острые углы. Например, об исполнении одного эстрадного музыканта, который почувствовал себя джазменом: «Мне показалось, что в вашей игре было мало джазового чувства, но джаз ведь и не всем нужен…» О вещах тяжёлых, болезненных Фейертаг часто говорил иносказательно. Допустим, о наркотической зависимости величайших музыкантов: «Многие из них были хулиганами, которые баловались нехорошими препаратами». Биографию каждого джазмена пересказывал так, будто тот был его лучшим другом или близким родственником — по-простому, восхищённо, ласково.
Для экзамена Владимир Борисович подготовил хитрую вещь. В качестве билетов он принёс тоненькие листочки, на которых, как нам думалось, могли уместиться только два стандартных вопроса. Но с обратной стороны этих вопросов, напечатанных мелким шрифтом, оказалось семь. Брать с собой какие-либо материалы (книги, статьи, конспекты лекций) строго запрещалось. Телефонов с интернетом в нашей жизни ещё не существовало. Подсмотреть в шпаргалку было невозможно, потому что заходили в класс по одному, тянули билет и через 2-3 минуты раздумий уже должны были отвечать.
Я готовилась серьёзно, много слушала, подробно законспектировала серию источников, в том числе знаменитую книгу Дж.Л. Коллиера. Мне хотелось поговорить с Владимиром Борисовичем про эту книгу, и на последнем занятии я ему сказала, что прочла её. «Надо же! — удивлённо рассмеялся он, — ну, на экзамене расскажете».
Я умудрилась правильно ответить на шесть вопросов, а на седьмом меня понесло. Будучи по первой и главной профессии музыковедом, я решила начать ответ на вопрос о рождении симфоджаза издалека. Помню, что в качестве одного из истоков привела симфонию «Из Нового Света» Антонина Дворжака и стала её вдохновенно анализировать. Это длилось минут 10-15, Владимир Борисович добродушно улыбался, в его взгляде танцевали коварные искорки. Я поняла, что плыву не туда, и спросила: «Я, видимо, завралась, да?» — «Ну, немного есть, — ответил он. — Вам просто нужно вспомнить одну очень важную дату».
Он подводил меня к тому, чтобы я назвала 12 февраля 1924 года, когда впервые оркестром Пола Уайтмана было исполнено ставшее впоследствии знаменитым сочинение Джорджа Гершвина — «Рапсодия в блюзовых тонах». Я это осознала и сориентировалась, но от волнения ответ получился невнятным, скомканным — как плохая вишенка на хорошем в целом торте. Стало неудобно, настроение испортилось — и из-за сумбурного рассказа про симфоджаз, и из-за того, что Владимир Борисович такой великолепный, а я ему вместо победоносного финала, развезла в самой коде экзамена долгую мелодию, «которой могло бы и не быть». Он расписался в зачётке и вернул мне её. К моему удивлению, там стояла оценка «отлично». Фейертаг улыбался: «Это хорошо, что вы музыковед. Я желаю вам большой удачи».
Потом в разные годы, когда мне хотелось что-то спросить о джазе, я звонила ему из Москвы. Это обстоятельство его всегда отчего-то удивляло и радовало, ему нравилось шутливо противопоставлять Москву и Питер: «Так зачем же вы звоните мне из Москвы, если у вас там рядом сидит прекрасный американист Мошков?» Или о джазменах: «Ну, это ленинградские музыканты, а это ваш московский — тоже хороший традиционалист…» Как-то я сказала: «Владимир Борисович, я написала текст — кое-что о музыке. Можно я Вам прочитаю по телефону? Правда это немного скучно: здесь есть длинные сложные слова» — «Читайте. Я длинных и сложных слов не боюсь. Знаете, почему? Потому что я не Винни-Пух».
Однажды обратилась с каким-то вопросом летом, когда Владимир Борисович был на даче (звонить было разрешено: об этом мы условились). На вопрос он ответил: «А как же я могу вам помочь, если я сижу возле смородинового куста?» Я поняла, что сейчас у него нет настроения беседовать о музыке, но он готов поговорить про куст. Расспросила его — Владимир Борисович охотно рассказал о достоинствах своей дачной смородины. Впрочем, и о джазе потом тоже рассказал. О нём он мог говорить всегда. Но буквоедом не был и на претензии занудствующих грамотеев, упрекавших его в неточностях, отвечал что он написал свои книги, а они всегда могут написать свои.
В.Б. Фейертаг посвятил джазовому просветительству — и в это трудно поверить! — 70 лет своей жизни. Он оставил нам поистине колоссальное наследие: не только обширный ряд публикаций, аудио- и видеозаписей бесед о джазе, но и множество воспоминаний о тех встречах с ним, которые пусть и не были зафиксированы на плёнку, но зато навсегда сохранились в памяти как ценнейшие свидетельства нашей джазовой истории. Я считаю своей большой удачей, что когда-то мне посчастливилось быть студенткой Фейертага.
Спасибо Вам, уважаемый Владимир Борисович, за каждое Ваше слово о музыке!
P.S. от редактора. Владимир Борисович, мы наверняка не раз ещё вернёмся к Вашему огромному наследию. С днём рождения — Вашим 93-м и первым, который мы отмечаем без Вас. Спасибо Вам за всё.
