В Москве продолжается фестиваль джаза из Германии — «Джаз осенью», который представляет Гёте-Институт в Москве: в наше непростое время не без препятствий, зато с сюрпризами. 1 декабря в культурном центре «ДОМ» играет квартет Die Enttäuschung (произносится «Ди Энттойшунг»). Это Аксель Дёрнер (Axel Dörner) — труба; Руди Махалль (Rudi Mahall) — бас-кларнет, кларнет; Ян Родер (Jan Roder) — контрабас и Михаэль Гринер (Michael Griener) — ударные.
Чего можно ждать от ансамбля с названием «Разочарование»? Первая мысль — явно не чего-то бодрого. Но на самом деле в их музыке уж чего-чего, а разочарования не услышишь – ансамбль cуществует уже 25 лет и, как видно, всё не может разочароваться как следует.
Перед приездом музыкантов в российскую столицу с создателем ансамбля трубачом Акселем Дёрнером побеседовал обозреватель «Джаз.Ру» Григорий Дурново.
Почему ансамбль, с которым вы приезжаете в Москву, называется Die Enttäuschung? За этим стояла какая-то идея или это просто шутка?
— Название возникло спонтанно. Сначала мы не были уверены в нём, поскольку «Разочарование» звучит несколько экстремально. Так что сперва это была просто шутка. Но потом мы начали воспринимать это название в большей степени всерьёз, со временем оно стало больше нравиться нам. И сейчас я убеждён, что это очень хорошее название для ансамбля. Потому что, когда ты разочарован, ты видишь происходящее, как оно есть. Тебя больше не вводят в заблуждение. Но такая идея изначально не задумывалась.
Была ли какая-то музыкальная концепция в основе ансамбля? Касающаяся звучания, стиля?
— Да. Мы начинали как ансамбль, исполняющий исключительно произведения Телониуса Монка. Тогда у нас был другой барабанщик и другой контрабасист. Мы записали двойной альбом в 1995 году, он называется “Die Enttäuschung” и целиком состоит из произведений Монка. И уже там можно услышать аранжировки, которые затем были использованы в проекте Monk’s Casino. Мы репетировали каждую неделю, придумывая новые аранжировки. А потом мы пригласили Алекса фон Шлиппенбаха, и квинтет с ним оформился как Monk’s Casino. И этот квинтет начал приобретать всё большую известность.
А мы квартетом стали уже играть наши собственные произведения. Как раз незадолго до этого наш контрабасист уехал на год в Нью-Йорк учиться, а мы остались играть в трио — бас-кларнет, труба и барабаны — и решили сочинять для такого состава.
Это трио существовало какое-то время или вы сразу взяли нового контрабасиста?
— Очень недолго, мы сыграли в трио один небольшой тур по Южной Германии. Потом контрабасист вернулся, но в это время мы уже взяли нового, это был Ян Родер, который с тех пор является постоянным членом ансамбля. И так мы стали уже играть собственные произведения для квартета. Причём сочиняют все участники, у нас нет лидера.
А продолжать как трио вы не хотели?
— Интереснее было играть с контрабасом. Барабаны и контрабас — это очень важное сочетание в джазе. Так что контрабас был нам нужен, это вскоре стало ясно.
Всё-таки почему в самом начале вы решили играть именно Монка?
— Мы с Руди (Махаллем — Г.Д.) разучивали его произведения, каждый по отдельности, но у нас не было ансамбля, в котором мы могли бы их играть. Когда мы познакомились, мы выяснили, что оба любим его произведения, многие знаем, так что было естественно сформировать ансамбль для того, чтобы их исполнять.
То есть на тот момент вы двое были кем-то вроде лидеров?
— Инициаторов. Но и барабанщик, и контрабасист были с нами заодно. Нам всем нравилась музыка Монка, но и другая музыка того времени, а также Стив Лэйси, Дон Черри. Они явным образом влияли на нас.
Когда вы стали играть собственные произведения, у вас была какая-то общая идея, как эти произведения должны звучать, каким должен быть принцип сочинения, исполнения?
— Это вырабатывалось постепенно. Мы нашли собственную эстетику. У наших композиций есть индивидуальный почерк. Руди сочиняет по-своему, я сочиняю по-своему, можно легко определить, кто какое произведение сочинил. И Ян Родер тоже сочиняет по-своему. Михаэль Гринер тоже приносит свои пьесы. И у предыдущего барабанщика, Ули Йеннессена, была своя манера сочинения. Джазовый музыкант всегда ещё и композитор.
В звучании Die Enttäuschung лично мне слышится влияние диксиленда — я имею в виду одновременную игру трубы и кларнета с элементами контрапункта. Эта музыка действительно влияла на вас?
— Для нашего ансамбля источник вдохновения — вся история музыки. В 1920-е годы был особый способ импровизирования, с контрапунктом. Но и позже, в «эру свинга», такое имело место, и в кул-джазе тоже, например, у Ленни Тристано, у Уорна Марша и Ли Конитца. Этот контрапункт в каком-то смысле всё время присутствует в джазе, во всей его истории. Но смотрим мы на него из нашего времени, из 2021 года. Мы вдохновляемся историей джаза, но находимся в настоящем.
В записи последнего альбома принял участие тромбонист Кристоф Тевес. Но он не является членом ансамбля, ведь так? Почему? Можете ли вы тем не менее назвать его среди музыкантов-единомышленников?
— Кристоф Тевес иногда присоединяется к ансамблю, но чаще мы играем квартетом. Музыка квартета несколько отличается от музыки квинтета, может, она немного более прозрачная… Кроме того, большая часть композиций написана для квартета. Но иногда мы приглашаем Кристофа Тевеса, тогда у ансамбля появляется новое звучание, возможно, более сложное благодаря тромбону. Определённо его можно назвать единомышленником. Все участники ансамбля играют с ним в других коллективах, так что мы все хорошо друг друга знаем.
Когда мы разговаривали с вами в прошлый раз, несколько лет назад, на мой вопрос о ваших актуальных проектах вы ответили большим списком. Думаю, сейчас ваш ответ был бы аналогичным. Но я хотел спросить вот о чём. Как я понимаю, у разных ваших проектов есть разные принципы игры, производства звука — например, у тех, которые построены на свободной импровизации, и у Die Enttäuschung. Думаю также, что вы не станете в Die Enttäuschung использовать электронику.
— Да, это так.
Но всё же бывает ли, что одни проекты влияют друг на друга?
— Да, конечно. Но, возможно, непрямым образом, и это нельзя просто так услышать. Безусловно, даже моя электронная музыка влияет на то, как я сочиняю для Die Enttäuschung. Это логично: ты делаешь что-то одно, потом что-то другое, и первое влияет на второе. Потому что мы так работаем. Чтобы создать форму, нужно что-то исключить и включить что-то другое, сделать со-чинение (com-position), объединить ноты, ритм и другие музыкальные параметры в какую-то форму, и тогда что-то начинает существовать. И нельзя всегда использовать все элементы. Так художник иногда рисует картину полностью в синем цвете. Всё, что я делаю, имеет значение, и одно влияет на другое. Это как когда слушаешь разную музыку, вся эта музыка формирует полноту.
Полную картину вас самого?
— Да, и того, что меня окружает. Хотя полнота — это, наверно, неправильное слово, потому что полноты не будет никогда.
Расскажите, пожалуйста, о слайд-трубе, на которой вы иногда играете.
— Этот инструмент с кулисой и клапанами под названием Firebird создала компания Holton по предложению Мэйнарда Фёргюсона. Это своего рода исторический инструмент, его не так легко найти, потому что компании этой уже нет. На нём также играл Дон Эллис, другие музыканты. Но в Die Enttäuschung я на нём не играю, я играю на обычной трубе, без кулисы, потому что звучание слайд-трубы для этого ансамбля не подходит. Для каждого ансамбля я выбираю инструменты, которые подходят к музыке.
Когда вы используете электронику, вы играете с какими-то устройствами, разработанными специально для вас?
— Да, у меня есть специальный беспроводной интерфейс для компьютера и трубы, они таким образом становятся одним инструментом. Этот интерфейс по моему заказу разработал Сукандар Картадината, музыкант и производитель инструментов, живущий в Берлине.
Есть ли у вас время, чтобы слушать новую музыку?
— Иногда неожиданно образуется время, и я слушаю других музыкантов, в основном, живьём. В Берлине я хожу на концерты, сюда приезжает много музыкантов. На фестивалях я слушаю другие ансамбли. Если кто-нибудь мне что-то рекомендует, я слушаю. В целом, мне интересно узнать, что делают другие музыканты, но сейчас столько разной музыки вокруг, что можно потратить всё время на то, чтобы её слушать. А для того, чтобы играть и сочинять, иногда полезно, наоборот, ничего не слушать и производить что-то своё.
Было ли что-то в последнее время, что произвело на вас сильное впечатление? Вы могли бы назвать какие-то имена?
— Это сложный вопрос. Музыки так много, я слушаю столько всего разного, столько хороших, интересных музыкантов, в частности молодых, что если я назову несколько имён, это только собьёт с толку и введёт в заблуждение. Если я назову одно имя, мне придётся назвать ещё пятьдесят. (Смеётся.)
Вы могли бы назвать какие-то совсем свежие проекты, которые появились у вас недавно?
— Я много работаю с электроникой, как с другими музыкантами, так и соло. Последние два года были особыми — думаю, вы понимаете. Нового было немного. С некоторыми ансамблями мы занялись чем-то на стыке музыки и театра, перформансами с использованием текста. Это переход на новый уровень, когда музыкант становится также и актёром, участвует в абстракционистской постановке. В Берлине в последнее время такого стало больше. Но это не совсем новое явление: например, с Тристаном Хонсингером в ансамбле Hook, Line and Sinker мы и раньше двигались в этом направлении. Ещё у нас есть проект Klub Demboh, в нём участвует и Михаэль Гринер. Но мне по-прежнему важно продолжать работать с ансамблями, которые играют уже давно. Например, у Die Enttäuschung в следующем году выходит альбом.
Как вы выживали и выживаете во время пандемии?
— Это было непросто. К счастью, была поддержка, мы в Берлине могли подавать на гранты. Так что выжить в финансовом смысле было можно. Сложнее было смириться с ситуацией, когда тебе нельзя видеться с другими людьми. У музыки очень сильно социальное измерение. Концерт — это всегда встреча. Людям как социальным животным важно встречаться, и не только виртуально, с помощью экрана. В этом свете продолжать заниматься тем, что я делаю, было трудно. Но я понимаю, что это временно.
1 декабря, КЦ ДОМ: начало в 20:00. БИЛЕТЫ ОНЛАЙН (1500 ₽)
