Masala Quartet — самобытный московский коллектив, который играет авторскую музыку на основе джаза, фьюжн, джаз-фанка, хип-хопа, этнической и даже академической музыки. Коллектив успешно выступает уже не первый год, но только в 2020 у них вышел дебютный альбом «Stories from Masala», который музыканты представили в ноябре в Клубе Алексея Козлова (видео с презентации смотрим в тексте этой публикации). Альбом получился насыщенным стилистически и эмоционально, современным, ярким и глубоким содержательно, на нём музыканты рассказали удивительные истории своим собственным, индивидуальным музыкальным языком. Подробнее об этом событии, о том, как зародился коллектив, и о его музыке мы поговорили с участниками квартета. Собеседники интервьюера Эстер Грозных — пианистка Анна Бёме (далее АБ), контрабасист Дмитрий Таранов (ДТ), саксофонист Алексей Сухов (АС) и барабанщик Пётр Ившин (ПИ). Интервью можно также посмотреть на видео (в конце публикации). Там же, в конце публикации, можно найти ссылки на альбом на цифровых платформах.
Как родилось название коллектива? Оно весьма нетривиальное.
АС: Это, пожалуй, самый часто задаваемый вопрос. MasalaQuartet — это словно смесь специй чая «масала»: суть в том, что мы смешиваем всё, что есть в каждом из нас внутри, в отношении разной музыки, которую мы слушаем и которую мы играем, — получается нечто своеобразное. К Индии это не имеет изначально никакого отношения (чай «масала» — распространённый на Индийском субконтиненте напиток на основе чёрного чая и специй. — Авт.). Сейчас, правда, Дима увлёкся индийской культурой.
АБ: Название немного опередило события. Изначально это была моя идея: меня когда-то очень вдохновил чай «масала». Был подходящий момент: на фестивале «Платформа» в 2009 году было невероятно холодно, дождливо, мы месили голыми ногами глину, потому что кроссовки уже в ней утонули. И когда в такой обстановке мне впервые довелось попробовать чай «масала», этот пряный горячий чай, — то он показался мне просто божественным. Через несколько лет, когда встал вопрос о названии коллектива, у меня почему-то всплыло именно это название.
Как давно вы собрали коллектив, как возникла такая идея?
АБ: Вообще самый первый состав, который потом назывался «Масала», зародился в 2013 году, и собрал его саксофонист, который через несколько месяцев этот состав покинул. Там ещё была вокалистка, и мы поначалу играли джазовые стандарты. Можно сказать, что первый состав развалился по причине идеологических разногласий, потому что инструменталистам хотелось делать что-то более интересное: свою музыку. Мы продолжили существовать как состав без вокалистки, затем у нас появился новый саксофонист Кирилл Яковлев, и через год-полтора мы начали писать свою музыку. Концепция музыки коллектива трансформировалась от авторских аранжировок джазовых стандартов, редко исполняемых на джазовых джемах (например, темы Уэса Монтгомери, которые мало играют), до авторской музыки. Авторский материал всё же перевесил всё остальное — это уже случилось в актуальном составе: с Лешей и Димой мы играем с 2016 года. Петя к нам присоединился уже в этом году для записи альбома. В общем, годом рождения коллектива в сегодняшнем смысле можно считать 2016 год.
ВИДЕО: концерт-презентация альбома в Клубе Алексея Козлова (сцена Мансарда) 18 ноября 2020
Есть ли вообще лидер у коллектива?
АС: Мы отвечаем, что нет. (Всеобщий смех)
ДТ: Каждый из нас в коллективе выполняет свою функцию. Последнее время мне нравится представлять, что Лёша у нас директор по визуальным элементам. Аня занимается SMM и общается с лейблами, я разговариваю с клубами.
АС: Каждый выполняет определённые задачи, потому что одному человеку всё сделать невозможно. Учимся разделять (и властвовать, ха-ха).
ПИ: Я в коллективе появился недавно, и моя основная задача была въехать в программу, причём, сделать это необходимо было довольно быстро, потому что были дедлайны по записи. Мне необходимо было просто разобраться с материалом и понять, что нужно ребятам, потому что придумывали эту музыку они. Ну и, тем не менее, по ходу наших репетиций ребята попросили меня внести какие-то свои идеи. Некоторые из идей мне удалось реализовать, и это было очень интересно. Надеюсь, что мы и дальше будем создавать что-то вместе.
АС: Одна из самых классных идей, которую предложил Петя — это соло тимбалес в композиции «Anthropocentrism».
Как вы вообще можете описать свою музыку? Что это стилистически и что лежит в основе вашей музыки?
ДТ: Дело в том, что у нас в коллективе на данный момент три композитора, и у каждого из них свой стержень и своё направление в развитии. Мы любим этот мир и пытаемся выразить его через истории в нашей музыке. Каждый делает это по-своему, и поэтому можно встретить множество стилей в нашей музыке. Это музыка абсолютной глобализации, где каждый может найти себе что-то знакомое.
ПИ: На альбоме много тембров, красок и инструментов. И мы старались, чтобы, с одной стороны, наполнение было очень красочным, а с другой стороны, чтобы в нём была все же соразмерность, чтобы не переборщить со специями. Альбом получился, на мой взгляд, очень эклектичным, там много всего разного, но, с другой стороны, его очень интересно слушать. Мне кажется, эстетически драматургия не нарушена, хотя всё на грани. В целом, удалось сохранить какой-то баланс во всём.
АБ: Мы действительно часто балансируем на этой грани, потому что мы разные и композиции наши разные. Но мы аранжируем музыку вместе и проводим много времени вместе, часто играем самую разную музыку, не только свою, — и это работает на общее звучание, придаёт музыке коллектива целостность. И Пете выражаю огромное уважение за то, что он сумел влиться в этот «первичный бульон».
ПИ: Вообще, самый главный объединяющий музыку на альбоме фактор, на мой взгляд, — это акустический саунд. И это здорово. Один из музыкантов, который мне своим примером показал, что акустическим звуком можно играть не только джаз, — это [шведский пианист] Эсбьорн Свенссон (Esbjörn Svensson). То есть раньше был стереотип, что, например, музыку фьюжн можно играть только в составе «бас-гитара, клавиши, гитара», а если в музыке используются акустические инструменты, то это должен быть традиционный джаз. А такие люди, как Эсбьорн Свенссон, показали, что акустически можно играть музыку в любом жанре. И мне кажется, что сам по себе акустический саунд и стал в альбоме связующим звеном, которым можно соединить все жанры.
АБ: Это интересная мысль. Действительно, акустическим звуком можно сказать очень много. Дима, например, любит открывать границы и выискивать на контрабасе звучание, которое редко можно услышать: имитировать перкуссию на контрабасе, играть необычно смычком, играть древком смычка.
ДТ: А используя, например, электронику, компьютер, можно создавать абсолютно любой звук. Я сейчас ощущаю, что у музыки безграничные возможности, что это настоящее творчество без границ.
АС: Музыка — это универсальный язык. Если ты играешь инструментальную музыку — ты можешь найти слушателя по всему миру, потому что языковые ограничения в мире инструментальной музыки не властны.
ДТ: При этом наряду с инструментальной музыкой можно использовать и вокал. Можно вкладывать новый смысл во всё.
Кто у вас, кстати, пишет слова?
ДТ: Есть такой американский гражданин Алекс Карлин (AlexCarlin), который живёт в России уже много лет, он певец и гитарист и много гастролирует, как настоящий американский рокер из семидесятых. Он и помог мне написать текст для двух композиций.
Где вы записывали альбом?
АС: Мы записывали альбом на студии Владимира Осинского. Звукорежиссёром стал его сын, Валентин Осинский.
АБ: Там же мы сводили звук. Мастеринг сделал Руслан Зайпольд, и лейбл, на котором мы выпустили альбом, называется FANCYMUSIC.
Что на альбоме? Откуда эти композиции и как давно они родились?
АС: Материал накапливался несколько лет. На альбоме даже есть три произведения, которые мы записывали в 2017 году, правда, эти композиции переросли прежнее звучание и сейчас записаны в актуальном варианте. И есть абсолютно новые композиции. Весь материал копился с 2016 года. У нас есть, конечно, ещё много материала, но именно эти композиции уже должны были увидеть свет. В принципе, мы даже готовы записывать второй альбом.
ДТ: Количество материала растёт. По этому поводу даже есть история. Не так давно мы собрались втроём порепетировать под метроном. Стали играть — и создали новую композицию. Музыка на острие — это музыка, которую ты создаёшь здесь и сейчас, используя все свои знания и взаимодействия.
Чтобы записать альбом, необходимы деньги. Я слышала, что вы выиграли какой-то конкурс и таким образом смогли покрыть часть своих расходов. Что это за история?
АС: Это был первый конкурс в Екатеринбурге New/Open Showcase Festival в январе 2020 года. Он проходил в «Ельцин-центре» в рамках фестиваля Ural Music Night. Там мы заняли третье место — и нам дали деньги на наш проект, который, конечно, требовал большее количество денег, но частично мы смогли покрыть расходы за счёт этого гранта.
АБ: Это был мультижанровый фестиваль, куда приехали ребята, которые представляли музыкальные проекты различных направлений: и рэп, и рок, и фолк. Задача была не только хорошо сыграть, но и представить свой проект, объяснить жюри, зачем тебе грант, на что ты потратишь эти деньги. Запись альбома была не самой оригинальной идеей, но она сработала.
На этом альбоме не только вы принимали участие, но и приглашенные музыканты: там слышно много интересных этнических инструментов. Расскажите, пожалуйста, кто ещё принимал участие в записи альбома и с какими инструментами.
АС: Я говорил уже про соло на тимбалес, можно начать с этого. Овер Серрано — наш кубинский друг, замечательный музыкант, который чудесно играет на разных перкуссионных инструментах. В композиции «Anthropocentrism» его соло на тимбалес меня будоражит.
ДТ: Вообще, его мастерство использования перкуссии и то, что он привносит нам кубинскую музыку, — всё это просто потрясающе.
АБ: Ещё с нами была Алёна Щербина, которая прекрасно спела.
ДТ: На альбоме присутствуют индийские инструменты. У нас есть друг Дмитрий Игнатов, который записывался с нами на альбоме с инструментами, которые называются «блул» (армянская продольная флейта пиккколо. — Ред.) и «неокамыль» (современная разновидность традиционной адыгской металлической продольной флейты камыль. — Ред.). И он нам помог: пригласил Ивана Муралова играть на ситаре и Кирилла Паренчука на табла. С ними мы создали трио, где мы играем индийскую музыку, и это новый пласт в нашем творчестве.
ПИ: В одной композиции я использую национальный африканский инструмент из страны Мали под названием «калабаш» — это половинка тыквы, на которой играют в Африке, и в композиции «String of Pearls» на калабаше я аккомпанирую флейте.
АБ: В этой композиции как раз идёт растительный диалог между блулом и калабашем (всеобщий смех). Ещё с нами играл прекрасный гитарист Вадим Харченко.
ДТ: Ещё с нами принимал участие в записи трубач Иван Акатов. Иван — это настоящая «джазовая рука». Особенно благодарим его за соло на трубе в композиции «Fabulous Funk».
Какие у вас есть музыкальные ориентиры: стили, направления, музыканты?
АС: Я могу выделить для себя Snarky Puppy. Мой виртуальный ментор — Боб Рейнолдс (Bob Reynolds): у него есть виртуальная студия-школа, меня очень вдохновляет то, что он делает. У Бена Уэндела (Ben Wendel) есть потрясающий бэнд, который называется Kneebody. Вдохновляет Джошуа Редман. Из старых люблю Стэна Гетца, Сонни Роллинза.
Аня, у тебя?
АБ: Я больше слушаю современный джаз, нежели традиционный. Хотя я, конечно, уважаю мастеров прошлого. Очень я люблю пианистов: Шай Маэстро (Shai Maestro), Аарон Паркс (Aaron Parks). Из чуть более мэйнстримовых пианистов люблю Аарона Голбдерга (Aaron Goldberg), с которым я имела честь пообщаться во время летней школы в Польше (летняя школа New York Jazz Masters, которая проходила в 2018 году в Польше. — Авт.). Из старой школы есть два мэтра, которых я могу назвать, — это Чик Кориа и Хёрби Хэнкок. Из не-пианистов среди моих любимых музыкантов — Крис Поттер, Джошуа Редман и тоже Snarky Puppy.
Я слушаю много музыки, не относящейся к джазу. Меня увлекает мелодизм восточной музыки, Юго-Восточной Азии, в большей степени, Японии и Китая. Индийская музыка тоже самобытная, её звуковая система не похожа на нашу традиционную западную, и тем она интересна. Чем дальше — тем больше, возможно, благодаря Диме, я в неё погружаюсь.
ДТ: Стоит сказать, что Аня играет на хулусы (разновидность губного органа, характерная для Южного Китая, у дайцев называется «биландао» — прим. авт.) и погружается в китайскую народную тематику.
Дима, а у тебя какие музыкальные ориентиры?
ДТ: Благодаря моим знакомствам и играм с разными людьми я чувствую себя человеком, который путешествует по миру и впитывает разные краски, — всё это для меня и есть ориентир. Могу отдельно выделить такого французского контрабасиста Рено Гарсиа-Фон (Renaud Garcia-Fons), который играет в разных этнических направлениях, в его репертуаре присутствует, в том числе, фламенко, джаз, классика.
Петя?
ПИ: Если говорить про фундаментальную музыку, то я очень люблю направления кул-джаз, вест-коуст джаз. Я большой фанат Чета Бейкера, Стэна Гетца, Билла Эванса, Шелли Мэнна, Боба Брукмайера, ну и всех джазменов Западного побережья — это если говорить про американскую музыку. Также мне всегда был ближе фанк, чем джаз-рок: такие группы, как Soulive, Lettuce. А последние четыре года я больше слушаю европейский джаз. Я очень люблю европейский авангард: Эсбьорн Свенссон, Торд Густавсен, трио Марцина Василевского, Ларс Даниэльссон, Боб Хэфнер, мне нравятся трио GoGo Penguin. И в целом сама идея играть электронную музыку живым звуком меня тоже очень привлекает. Последнее время я полюбил слушать фортепианную музыку Мориса Равеля: мне нравятся импрессионизм и минимализм в музыке, и иногда хочется создать такую музыку, чтобы аккомпанировать тишине. А вообще, мне ближе музыка, которая расслабляет, релаксирует, создает терапевтическое воздействие на нервную систему, потому что я считаю, что это очень важно в наше время. К музыке, где люди пытаются реализовать какие-то свои спортивные амбиции, у меня возникает практически физическое отторжение: такое моя психика не воспринимает.
АБ: Я тоже люблю фанк и люблю минимализм. В наших новых вещах есть что-то очень близкое к минимализму, с импровизационным, конечно, уклоном.
АС: Я бы ещё добавил в список хип-хоп и исполнителей Kiefer и FKJ.
ПИ: Роберт Гласпер и его альбом «Black Radio».
АБ: Если собрать нас всех вместе, то у нас большой спектр музыкальных предпочтений — и это всё находит отражение в нашей музыке.
Вопрос опять же лично каждому из вас. Как вы пришли к музыке? Я знаю, что у вас у всех довольно интересные биографии. Лёша жил в Марокко, Аня была врачом-генетиком. Как вы тут оказались?
ПИ: У меня всё просто: с детства меня потянуло к музыке, причём именно к барабанам. И помню, что в детстве мне нравилось играть именно под музыку: я ставил пластинку, тогда ещё виниловую, и играл на кастрюлях или подушках — помню, что это доставляло мне радость.
ДТ: У меня классическая ситуация с фортепиано. Я пошёл в музыкальную школу, потом, правда, быстро ушел оттуда и занимался самостоятельно: сам что-то сочинял. Однажды моя мама, спасибо ей, звонит мне и предлагает всё-таки быть музыкантом, мне тогда было лет 12-13, и я снова пошёл в музыкальную школу. Там у меня был замечательный педагог, с которым я сочинял различные фуги на фортепиано. Параллельно с этим начал осваивать гитару, а затем стал играть на бас-гитаре блюз и рок. Уже учась в университете, в 18 лет, я открыл для себя джаз, и Дюк Эллингтон стал моей любовью на два года. И тут я понимаю, что если я хочу играть джаз — то мне необходим контрабас. И я беру контрабас — и начинаю на нём играть. Сначала было, конечно, сложно, любому контрабасисту необходимо пережить физические изменения, которые продолжаются несколько лет, пока мышцы накачаются и пальцы привыкнут к игре. Затем я начал открывать для себя, что на контрабасе есть огромный спектр звуков, что на нём можно играть не только как на контрабасе, но и как на перкуссии, например, — тогда я влюбился в этот инструмент. И меня даже не пугала перспектива кататься с ним в метро.
АБ: Мои родители сразу поняли, что ребёнка необходимо куда-то отдавать, потому что года в три я уже пела песни везде, где были люди: например, в транспорте, в магазинах (всеобщий хохот). Все пластинки были выучены и исполнены по 10000 раз. В итоге родители отдали меня в студию дошкольного образования, где начались мои первые уроки музыки. Затем я поступила в МДМШ им. Гнесиных и успешно закончила её. С моей первой учительницей из этой школы мы продолжаем общаться. Но интересов у меня было много, и среди них была биология, потому что оба мои родителя — биологи, и у моей семьи долгая биологическая история, большой бэкграунд. Когда я заканчивала музыкальную школу, то одновременно выигрывала биологические, экологические, химические олимпиады, было открыто много дверей, и тогда меня заинтересовала клеточная медицина, новые технологии и генетика — и я решила стать врачом в фундаментальном, исследовательском направлении. Поступила в МГУ, окончила медицинский факультет и несколько лет даже не открывала крышку фортепиано, настолько меня увлёк этот мир. Когда училась в университете, снова постепенно стала возвращаться к музыке, заинтересовалась джазом. Особенно меня привлёк в нём импровизационный подход, потому что с детства я любила играть не по нотам, а на слух, и что-то сочинять. И тут я поняла, что есть целый новый мир и область, где было бы интересно существовать, — с этой мыслью я поступила одновременно в ординатуру и джазовый колледж (Московский колледж импровизационной музыки). К середине колледжа появился Masala. Достаточно долго это всё сосуществовало, и я, конечно, лелеяла мечту сохранить и то и другое на профессиональном уровне, но, оказалось, слишком сложно совмещать работу практикующего врача и практикующего музыканта. И когда пришлось делать выбор, то у меня не было сомнений. И вот несколько лет я уже занимаюсь только музыкой: пишу музыку и играю музыку с прекрасными людьми.
АС: Я занимался танцами, и вся моя музыка началась с танцев, которыми я занимался с первого класса и ещё пару лет после выпуска из школы. Учиться я пошёл на химика-технолога. Во время учёбы я параллельно занимался вокалом, играл на фортепиано и гитаре. В какой-то момент я начал понимать, что быть химиком-технологом для меня слишком скучная идея — и я поехал пожить в Марокко к родителям, которые в тот момент там работали. Прожил там полгода, играя на саксофоне, уча французский и английский языки и занимаясь танцами и вокалом. В Марокко у меня был преподаватель Евгений Чупрун, который много лет живёт в Марокко и играет в Королевском оркестре. Он же нашел мне первый саксофон, на котором я до сих пор играю. После Марокко я приехал в Москву и поступил в училище (ГМУЭДИ на Большой Ордынке). Там мы уже пересекались с Димой и познакомились с Аней Гелюк, самой первой барабанщицей состава Masala, которая сыграла большую роль в становлении нашего коллектива.
АБ: К слову о первой барабанщице стоит сказать, что после неё был барабанщиком Ваня Авраимов, ему огромная благодарность, а сейчас с нами играет на барабанах Даня Морозов. Кирилл Яковлев, который был с нами саксофонистом в 2013-14 году, тоже остается нашим другом. Митя Бульба был бас-гитаристом до Димы. Masala — уже такая тусовка.
Что дальше? Когда ожидать от вашего коллектива новый альбом?
АС: В принципе, материала уже много. Сейчас необходимо остыть, подумать, посочинять новое. И то, что станет уже не очень новым, то и начнём записывать. Думаю, что с Петей мы насочиняем много нового и интересного. Ощущение, что это будет очень быстро, что сейчас начнём пуляться альбомами (всеобщий смех). Есть разные концепции, которые могут перерасти во что-то реализованное.
АБ: Сейчас назревают разные произведения; скорее всего, это будет две или три новых программы.
«Stories from Masala»
альбом на сайте лейбла | Apple Music | Spotify | Bandcamp
ВИДЕО: полная версия интервью Эстер Грозных с участниками Masala Quartet
