Много недель подряд джазовые круги в социальных сетях волнами обходит «флэшмоб», в рамках которого музыканты рассказывают о десяти альбомах, сформировавших музыкальные вкусы каждого из них. В изначальных правилах возникшего в марте 2020 «флэшмоба» было прописано, что выкладывать на своих страницах в соцсетях нужно только обложки этих альбомов, без комментариев. Но многие, конечно, не удержались и принялись делиться воспоминаниями и впечатлениями от своих «самых главных альбомов». Пианист Алексей Подымкин сделал это настолько впечатляюще, что редакция «Джаз.Ру» не могла не предложить ему опубликовать очерки о любимых альбомах на наших страницах. Спасибо Алексею, что согласился!
Продолжение. См. Выпуск №1; Выпуск №2; Выпуск №3; Выпуск №4
Трио Билла Эванса «Трио Билла Эванса»
ВФГ «Мелодия», 1986, С60 22619 002
Сегодня я расскажу о человеке, который оказал очень сильное влияние на формирование моей личности в духовном и человеческом плане, помимо того, что на протяжении многих лет он был моим джазовым ментором, хотя официально я ни одного дня не был его учеником. Благодаря ему я практически избежал периода «изобретения велосипедов», часто встречающегося у начинающих джазменов, лишённых присутствия мудрого и опытного наставника рядом с ними. Для меня он с первой секунды нашего знакомства и по сей день остаётся гуру в самом честном и глубинном значении этого слова. Он умеет простые вещи делать сложными а сложные простыми, при этом не меняя смысла и природы этих вещей, просто изменив угол зрения.
Этого человека зовут Игорь Дмитриев.
Не знаю, что он во мне такого увидел, но в очень скором времени я стал регулярно приезжать к нему на уроки из Барнаула (где я учился в музыкальном училище) в Новосибирск, где Игорь Константинович жил и преподавал и где джазовая жизнь была, конечно, в разы активнее. И вообще Новосибирск как город — с его, как мне тогда казалось, стремительным жизненным ритмом — мне очень нравился. К тому же там намного чаще, чем в Барнауле, происходили джазовые события: приезжали с концертами зарубежные музыканты (с которыми обязательно организовывали джем-сешн после концерта), проходили фестивали, но, самое главное, там были музыканты, которые целенаправленно занимались джазом и играли его очень профессионально. В Барнауле тоже были хорошие музыканты, но для них джаз был скорее приятным хобби.
Причин наличия в Новосибирске таких музыкантов было несколько: во-первых, джаз — это всё-таки музыка больших городов (Игорь называл джаз урбанистическим искусством), и многие талантливые самородки из малых городов съезжаются в мегаполисы, чтобы играть любимую музыку с музыкантами более высокого уровня. Во-вторых, в Новосибирске были люди — например, Сергей Муравьёв или Сергей Беличенко — которые, благодаря своим знакомствам (в первую очередь с иностранцами), имели возможность получать из-за границы фирменные альбомы, в том числе и самые свежие релизы, которые тут же переписывались на кассеты и бобины и «уходили в народ». В-третьих, в Новосибирском музыкальном училище было джазовое отделение, где молодые (и не очень) ребята постигали «искусство джаза» на основе научного подхода.
Ну и, конечно, благодаря наличию консерватории и Академгородка культурная среда немного отличалась от барнаульской. При этом я нисколько не умаляю достоинства своего родного города. Барнаул мне до сих пор нравится своей гармоничной размеренностью и там всегда были профессионалы высшей пробы, по крайней мере, преподавательский состав музыкального училища того времени, когда я там учился, достоин самых высоких эпитетов. Это был очень серьёзный уровень!
Первые несколько раз я приезжал в Новосибирск одним днём — на урок и обратно. Но в один из приездов Игорь предложил остановиться у него, потому что на следующий день или через день планировался очень хороший концерт, который, по его мнению, мне нельзя было пропустить. Вот такая была степень доверия мне со стороны Игоря и его семьи! Вечером я стоял на пороге их небольшой однокомнатной квартиры, которая располагалась в крыле здания Оперного театра, где они жили вшестером — Игорь, его замечательная жена Лиля, трое сыновей — Рома, Филипп и Костя — и, боюсь ошибиться в породе, но, кажется, терьер Муха.
Потом был ужин, долгое неспешное чаепитие (Игорь родом из Ташкента) с беседами и моими робкими вопросами: как развиваться, чем заниматься, что слушать?
У Игоря была хитрая система прослушивания музыки — два комплекта колонок (один на кухне, другой в комнате) и переключатель. К моменту, когда дети спали, Игорь включил проигрыватель, перевёл звук на кухонные колонки и поставил именно эту пластинку.
И зазвучала музыка какого-то космического эстетического свойства. Ничего подобного я до этого не слышал. Взаимопонимание музыкантов на записи было идеальным, они как будто дышали синхронно, паузы были наполнены смыслом не меньшим, чем воспроизводимые звуки. Не было никакого, как это принято сейчас называть, «замеса», а была ясность мысли и точность всего остального (штрихов, ритма, динамических оттенков). Своего рода иллюстрация мироздания. Несмотря на то, что она была записана в начале 1961 года, она звучала актуально и тогда, в 1985-м, и сейчас, в 2020-м. Потому что это сделано искренне и с любовью очень талантливыми мастерами своего дела. Вот и весь секрет.
Лично для меня Билл Эванс продолжает оставаться неисчерпаемым источником знаний и вдохновения. Надеюсь, не только для меня одного…
ОТ РЕДАКЦИИ. Запись, вышедшая на Всесоюзной фирме грампластинок в 1985 под названием «Трио Билла Эванса», представляет собой лицензионную перепечатку одного из хрестоматийных альбомов великого пианиста начала 1960-х, точнее — 1961 г. В оригинале нью-йоркский лейбл Riverside Records выпустил её под названием «Explorations» («Изыскания»), и по результатам 1961 г. ведущее издание американской музыкальной индустрии, журнал Billboard, присвоило альбому титул «Лучшая фортепианная долгоиграющая запись года». Это второй альбом, на котором в трио Эванса играют новатор-контрабасист Скотт ЛаФаро (Scott LaFaro) и барабанщик Пол Моушн (Paul Motian), и при том последняя их совместная студийная запись: позже, в июне, были записаны ещё два концертных альбома, а 6 июля 1961 25-летний Скотт ЛаФаро погиб в автокатастрофе. Сам Эванс назвал эту запись одной из лучших своих работ.
На обложке оригинальной пластинки была помещена статья, которую написал продюсер записи, Оррин Кипньюс. Но «Мелодия» никогда не копировала тексты с оригиналов лицензируемых пластинок. Для обложки советского издания собственную статью написал один из ярчайших джазовых просветителей 196-80-х гг. Алексей Баташёв. И это именно просветительский текст: автор не погружается в детали записи данного конкретного альбома, как Кипньюс, потому что для американского рынка, тем более к середине 1980-х, при всём своём хрестоматийном величии эта запись была всего лишь «ещё одной записью Билла Эванса», одной из более чем полусотни работ альбомного формата, выпущенных великим пианистом-новатором. А для советского рынка это была первая и, как многие привычно подразумевали — единственная пластинка Эванса: «Мелодия» очень редко бралась за выпуск новых наименований записей зарубежных артистов, если одно наименование уже было выпущено. Во-первых, лицензии были недёшевы, государственная монополия звукозаписи платила за них западным компаниям внушительные суммы в твёрдой валюте — а к 1980-м эпоха бесшабашного советского пиратства, предшествовавшего подписанию СССР Женевской конвенции в 1973 г., была уже позади, и лицензионная дисциплина соблюдалась довольно строго. Во-вторых, психология строгого контроля за доступом советских граждан к иностранным благам, в том числе и культурных, в то время ещё процветала: потребителю предлагалось взять, что для него заботливо приготовила государственная система (в данном случае — в лице Совета по лицензиям при Всесоюзном объединении «Международная книга»), и на этом успокоиться. Буквально считанные единицы западных джазовых музыкантов были представлены в каталоге «Мелодии» более чем одним диском. Биллу Эвансу оказаться среди них не повезло.
В отличие от некоторых других альбомов зарубежных музыкантов, которые на «Мелодии» подвергались различным сокращениям и перестановкам, альбому Эванса повезло в другом: применённые к нему цензурные изменения оказались минимальными. Первый трек, в оригинале носивший невыносимое для советской идеологии название «Израиль», стал в списке композиций «Минорным блюзом»: напомним, что между СССР и Израилем с 1967 по 1991 г. не было дипломатических отношений, и разорваны они были по советской инициативе, так что лишним упоминанием названия ближневосточного государства в 1985 г. лучше было идеологических гусей не дразнить. А ещё вместо фотографии молодого пианиста с оригинальной обложки на советском издании появился портрет заросшего бородой Билла, каким он был в 1970-е, через полтора десятилетия после записи этой пластинки.
Вариант прослушивания альбома для тех, кто читает нас за пределами стран, где возможно бесплатное воспроизведение Яндекс Музыки (Россия, Беларусь, Грузия, Армения, Молдова, Азербайджан, Кыргызстан, Казахстан, Монголия, Узбекистан и др.):
httpv://www.youtube.com/watch?v=qqYIgB8cZ1M
Я в 1984 служил в Барнауле.В конвойный частях.Охраняли зону.Мрак.Через год перевёлся в оркестр.Был там трубач Валера.Он во время суточного дежурства по оркестру приносил джаэовые пластинки и ночью мы их слушали.Была и эта.Казалось в другой мир попадаешь из этого болота!