5 ноября в Норвегии в возрасте 75 лет ушёл из жизни джазовый гитарист и музыкальный деятель, который сыграл значительную роль в европейском джазе 1970-2000-х годов — но не как исполнитель, а как звукорежиссёр. Его звали Ян-Эрик Конгсхауг (Jan Erik Kongshaug). Более правильное чтение — Конгсхёуг (норвежский язык вообще непростой), но по-русски устоялось написание Конгсхауг. Так пишет и наше издание.
История Яна-Эрика неразрывно связана с феноменом ECM — западногерманского лейбла, который в 2019 году отмечает 50-летие со дня создания. Это одна из немногих фирм грамзаписи в истории нашего времени, которой удалось создать не только целое стилистическое понятие «стиль ECM», но и определённое направление в звукозаписи — «звук ECM».
Описывая сущностные характеристики «звука ECM», журналисты обычно употребляют слова «прозрачность», «ледяные кристаллы», «звуковые пространства» и даже «звук ледяных фьордов». Дело тут в том, что два создателя «звука ECM» — основатель и главный продюсер компании, немец Манфред Айхер, и звукорежиссер Конгсхауг — с самого начала своего сотрудничества стремились к тому, чтобы в звуковой картине, во-первых, отчетливо и ясно читались все нюансы звучания каждого из инструментов, а во-вторых — чтобы вся картина целиком была как бы «завёрнута» в очень продолжительное послезвучание искусственной реверберации, что создает у слушателя субъективный эффект тех самых «звуковых пространств» или пресловутых «ледяных фьордов». Характерные для «саунда ECM» записи всегда очень хорошо панорамированы (сам Конгсхауг называл это «гомогенная стереопанорама») и имеют несколько слоев глубины звуковых планов — в немалой степени за счет использования нескольких эффектов реверберации с очень долгим временем затухания. Как иронически заметил американский джазовый журналист Ларри Эппелбаум, «когда мы говорим о звуке ледяных фьордов, не будем забывать, что на самом деле мы слышим звук выкрученных на максимум ревербераторов производства фирмы Lexicon». При этом в холодности звучания немаловажную роль играет и определённая холодность музыкального материала, идущая от продюсерских склонностей Айхера. Он очень активно работает с музыкантами на стадии «до записи», иногда достаточно жёстко вмешиваясь в их творческий процесс, так что у него есть все возможности добиться холодности в материале: Айхер ценит средние и медленные темпы, неторопливость развития, длинные ноты, сдержанность исполнительского темперамента.
Впрочем, начнем по порядку. Ян-Эрик Конгсхауг родился в старинном городе Тронхейм 4 июля 1944 г. Он вырос в музыкальной семье: отец его был весьма известным в Норвегии гитаристом, а мать — профессиональной певицей. Ян-Эрик начал играть на аккордеоне, когда ему было семь лет, а в 14 взялся за гитару. Бум рок-н-ролла, добравшийся к тому времени до Норвегии, был тут ни при чём: с одной стороны — помог пример отца, с другой — записи джазовых гитаристов, из которых самыми любимыми у молодого Конгсхауга были Барни Кессел и Уэс Монтгомери, а позже — Кенни Бёррелл. В старших классах школы Ян-Эрик уже работал по выходным в танцевальном оркестре, чтобы немного подзаработать, а окончив школу — год проработал в оркестре океанского круизного лайнера.
Примерно тогда же начался его интерес к звукозаписи. Уволившись с корабля, Конгсхауг два года проучился в техническом училище, чтобы получить профессию инженера по электронике. В то же время он не бросал и гитару: ему наконец-то удалось перейти от танцевальной музыки к импровизационному джазу, и он в 1966-67 годах даже выступал на единственном в те времена в Норвегии международном джазовом фестивале в рыбацком городке Молде.
В 1967-м Ян-Эрик стал работать в студии звукозаписи, которую построил в Осло бывший поп-певец Арне Бендиксен. Через пару лет он уже самостоятельно записывал там различных норвежских музыкантов, и вот в сентябре 1970 г. совершенно случайно (просто подошла его очередь работать по смене) оказался инженером на записи первого сольного альбома молодого норвежского саксофониста Яна Гарбарека. Продюсером записи выступал специально приехавший на эту сессию из Мюнхена Манфред Айхер, чья основанная за полтора года до этого компания ECM ещё только нащупывала пути своего дальнейшего развития. Так встретились два человека, которые в дальнейшем и создадут феномен «звука ECM».
Вот как сам Конгсхауг говорил об этой встрече:
— Манфред Айхер встретил меня в студии Арне Бендиксена совершенно случайно. Он приехал в Осло записывать «Afric Pepperbird», первый сольный альбом Гарбарека. Сначала он попытался записать квартет Гарбарека в зале Музея искусств в Осло, но получилось не слишком хорошо — акустика оказалась слишком «живой» для этой записи. И тогда они позвонили в студию Арне, чтобы узнать, нельзя ли перезаписать альбом у нас. К телефону подошёл я. Чистая случайность, точно!
Оба были ещё не слишком опытны: Конгсхауг только пару лет как начал самостоятельную работу, стаж Айхера как продюсера был и того меньше. Впрочем, оба были музыкантами, что облегчило им общение: Айхер в молодости играл на виолончели. Айхеру понравилось работать с Конгсхаугом, понравилась студия и особенно понравилось звучание имевшегося в этой студии рояля «Стейнвей»… Короче говоря, Айхер скоро стал регулярным гостем в Осло, где записывал тех, чьи альбомы стали неотъемлемой частью феномена ECM — Пола Блэя, Чика Кориа, Кита Джарретта и других.
Ему удалось достаточно быстро добиться того, чтобы американские музыканты — а ECM записывает далеко не только европейцев! — не присылали ему готовые плёнки, а сами приезжали записываться в Осло. В тех редких случаях, когда музыканты все-таки не могут лететь за океан на запись, Айхер нанимал нью-йоркского инженера записи Тони Мэя, а сведение записанных им треков делал Конгсхауг в Осло.
Справедливости ради надо отметить, что часть записей для ECM в более поздние годы делал Мартин Виланд в студии Tonstudio Bauer (Людвигсбург, Германия), но общее число записанных им альбомов в каталоге ECM примерно в десять раз меньше, чем работ Конгсхауга.
Айхер пояснял:
— Я люблю делать записи в Осло. Может быть, потому, что там особенный свет и от этого совершенно особенная атмосфера.
Может, отчасти именно эти внемузыкальные составляющие совместного творчества Айхера и Конгсхауга позволяли каталогу ECM нести гордый лозунг «Самое красивое звучание, не считая тишины»? И, может быть, отчасти этому обязан «стиль ECM» своей огромной — особенно для европейского джазового лейбла — популярностью на протяжении четырёх с лишним десятилетий, своему — совершенно перпендикулярному основным течениям джаза — культу, охватывающему десятки тысяч слушателей во всем мире… Во всяком случае, даже рядовая, не слишком раскрученная пластинка с лейблом ECM в 1990-е годы продавалась тиражом в 5-7 тысяч экземпляров, а тираж, например, «Кёльнского концерта» пианиста Кита Джарретта достиг… трёх миллионов экземпляров! Заметим, это не поп-джаз а-ля Кенни Джи — это весьма непростое сольное импровизационное музицирование.
Студия Арне Бендиксона закрылась в конце 1975 года. Ян-Эрик стал штатным звукорежиссером Talent Studios в Осло. Именно с этого момента, как считается, началась «золотая эра» ECM. Именно в этот период появляются легендарные альбомы Кита Джарретта, Ралфа Таунера, британцев Кенни Уилера и Джона Сёрмана, итальянца Энрико Рава…
Вот как сам Конгсхауг отвечал на вопрос о секрете саунда ECM:
— Секрет — во всём… В ранние годы мы с Манфредом перепробовали все типы ревербераторов, все виды звучания, и теперь, отлично понимая друг друга, мы чётко знаем, как добиваться нужного звучания. Но мы ничего не смогли бы сделать без сотрудничества самих музыкантов. Так что этот саунд — плод коллективных усилий, который без определённых музыкантов просто не мог бы существовать… Безусловно, важна студия, где мы делаем запись, её акустические условия. Но самое важное — музыканты, их игра, их взаимодействие друг с другом и с продюсером. И ещё очень важный элемент — рояль. Немного есть студий, где есть хороший рояль. Мне с этим всегда везло…
Talent Studio — немаловажный, но преходящий этап в истории звукорежиссёра Конгсхауга. Проработав там четыре года, с 1979-го он стал «вольным стрелком».
— Я продолжал много работать на Talent Studio, — рассказывал он на творческой встрече в рамках джазового фестиваля Tronheim Jazzfest в своём родном городе, Тронхейме, весной 2016 г., — и в тот период много ездил в Нью-Йорк записывать таких музыкантов, как Пат Мэтини или Кит Джарретт. Но в конце 83-го владельцы Talent Studio закрыли её. Я должен был выбирать: либо я — по-прежнему фрилансер, который ездит по всему миру и работает в чужих студиях, либо я создаю собственную студию. Я выбрал второе, и уже в марте 1984-го заработала моя собственная студия.
СЛУШАЕМ: классический «звук ледяных фьордов» на альбоме саксофониста Яна Гарбарека «Twelve Moons», ECM, запись: Rainbow Studios, 1993
Из сегодняшней перспективы с «саундом ECM» ассоциируется именно созданная Конгсхаугом в 1984 г. Rainbow Studios, хотя множество классических записей ECM были сделаны в других студиях. Что ж, эта уникальная студия достойна того, чтобы описать её подробнее.
Студия целиком построена из дерева и освещается дневным светом (возможно, это играет особенно важную роль для Айхера — он, как мы помним, любит свет Осло!) Павильон большой — 150 кв.м., немаленькие размеры имеет и аппаратная — 50 кв.м. Конгсхауг перешёл на цифровую запись очень давно — в 1986 г., что может показаться странным, учитывая аналоговую, в общем-то, эстетику саунда ECM.
В отличие от многих ведущих инженеров, Конгсхауг не боится раскрывать какие-то технологические секреты. Например, он говорил, что предпочитает близкое расположение микрофонов:
— В зависимости от инструмента, я размещаю микрофон на расстоянии от 10 до 50 см: 10 — для баса, 50 — для саксофона или трубы. Я не люблю использовать ambience mics, то есть микрофоны, снимающие звучание общего объёма студии: у меня так много симуляторов объёма, ревербераторов и прочего, что звуковое пространство я предпочитаю создавать сам, не при записи, а при сведении.
на тон-зал с рабочего места звукорежиссёра
По словам звукорежиссёра, запись альбомов для ECM обычно занимала один-три дня — в зависимости от того, как много делалось наложений и делались ли они вообще, и как много дублей решал сделать Айхер. Достаточно высокий темп работы Конгсхауг объяснял тем, что на подключение и настройку перед записью тратил очень мало времени, максимум час. Связано это с тем, что в студии Rainbow музыканты избавлены от длительного процесса выставления наиболее комфортабельного для них баланса в наушниках: с самого начала Ян-Эрик установил в павильоне специально разработанную им систему, в которой каждый музыкант мог сам отстроить в своих наушниках тот баланс, который для него наиболее комфортен. У каждого стоял маленький пульт, на котором можно выстроить баланс всех участвующих в записи инструментов — плюс тот микс, который слышал на пульте Конгсхауг. Таким образом, буквально через час после прихода музыкантов в студию каждый из них уже получал в наушники наиболее комфортную для него звуковую картину, и можно было начинать запись.
Если альбом продюсировал Манфред Айхер, он всегда присутствовал при записи. Конгсхауг утверждал, что за все годы Айхер практически не притрагивался к ручкам пульта, зато всегда точно знал, какое звучание хочет получить, как должна быть сыграна вещь (вплоть до темпа), и именно он, а не музыканты (какими бы именитыми они ни были) всегда принимал все решения относительно записи. Что ж, музыканты, даже если кто-то из них и не согласен в душе с таким диктатом, не возражают: в конце концов, иначе они не записывались бы на ECM.
ECM — главный, но не единственный клиент Конгсхауга. Он утверждал, что работа с Айхером составляла около половины его заказов. Остальное — записи для других лейблов или даже для продюсирующих самих себя музыкантов, которые только впоследствии собираются обратиться к издающим компаниям (и, надо отметить, факт записи их материала на Rainbow у Конгсхауга многое скажет руководству этих фирм…). Среди примеров работ Конгсхауга, вышедших не на ECM — «Song X» Орнетта Коулмана и Пата Мэтини (Geffen Records), два альбома фьюжн-группы Yellowjackets (для записи одного из них Ян-Эрик ездил в Лос-Анджелес)… А среди тех, кто записывал и/или сводил свои записи на студии Конгсхауга в Осло, был, например, российский пианист Евгений Борец, который записал там со своим трио авторский альбом «Uncommunicado» (2007). Слушаем первый трек этого альбома:
Интересный факт: все эти годы, со второй половины 60-х, Ян-Эрик не прекращал играть на гитаре! Он регулярно выступал в клубах, записывался с разными музыкантами, но первую пластинку под собственным именем выпустил только в 1998 г.
Альбом под названием «Other World» был записан им на собственной студии при участии лучших молодых джазменов Норвегии и в следующем году вышел на западногерманском лейбле ACT. Последовал и ряд других записей, а в 2004 г. гитарист Ян-Эрик Конгсхауг приезжал в Москву на Второй российско-норвежский джазовый фестиваль, который продюсировал российский критик, музыкант и радиоведущий Алексей Колосов.
СЛУШАЕМ: Jan Erik Kongshaug «A Little Kiss» — парафраз на «Besame Mucho» (с альбома «All These Years», 2003)
httpv://www.youtube.com/watch?v=57h3IGIDor8
(В основе текста — биографический очерк о Конгсхауге, написанный в 2000 г. по заказу журнала «Звукорежиссёр». По сравнению с оригиналом сокращены технические подробности, текст актуализирован на 2019 г. © Кирилл Мошков, 2000-2019)
