14 февраля 2019 исполняется 105 лет со дня, когда родился Александр Ривчун (1914-1974) — один из первых заметных мастеров саксофона на советской джазовой сцене. Об Александре Борисовиче заместителю главного редактора «Джаз.Ру» Анне Филипьевой рассказал Борис Александрович Ривчун — композитор, педагог, преподаватель спецкурса «История джазового искусства» в ГКА им. Маймонида, Российском государственном гуманитарном университете и Институте современного искусства.
Материал был впервые опубликован в бумажном «Джаз.Ру» №1-2009 к 90-летию музыканта.
— Отец родился в 1914 году, 14 февраля. К сожалению, век его оказался недолог. Ему в 1974 году только исполнилось 60 лет, и в одночасье его не стало.
Я представляю уже третье или четвёртое поколение семьи Ривчунов. У нас существует преемственность, мы — музыкальный клан. Мой дед — отец моего отца Борис Григорьевич Ривчун — был одним из самых известных российских капельмейстеров (военных дирижёров). Можно долго перечислять имена знаменитых трубачей и исполнителей на деревянных духовых инструментах, вышедших, как говорится, из-под крыла моего деда. Он воспитал, кроме того, огромное количество гражданских и военных дирижёров. Я тоже в свою очередь имел некоторое отношение к этой традиции, поскольку после окончания консерватории проходил срочную службу в одном совершенно уникальном, можно сказать, единственном в мире заведении — это Институт военных дирижёров при Московской Консерватории.
Отец мой получил неплохое образование, которое впоследствии продолжил в Военно-воздушной академии им. Жуковского — там был музыкальный факультет. Он был кларнетистом, а поначалу получил образование как военный дирижёр. Потом он увлёкся джазовой музыкой.
И мать, и отец у меня — музыканты и очень образованные люди. Дома постоянно звучала музыка.
Я редко встречал людей, подобных моему отцу. И я говорю это вовсе не потому, что между нами существует родственная связь. Ничего подобного! Я никогда не встречал человека, столь влюблённого в свой инструмент. Все мои детские воспоминания о первых игрушках — это воспоминания о кларнете и саксофоне. Меня приводила в восторг эта изогнутая форма непонятного золотого инструмента.
Если я хочу вспомнить отца, я вспоминаю его с саксофоном. С утра и до ночи. Надобность в занятиях у него была круглосуточная. Поэтому ранним утром раструб саксофона, дабы не беспокоить соседей, заполнялся чем-то таким, что гасило звук, но отнюдь не гасило великой тяги отца к этому инструменту. Он был влюблён в это дело.
Двадцать семь лет отец был бессменным концертмейстером и солистом в оркестре Леонида Осиповича Утёсова, с которым у нашей семьи были самые близкие не только творческие, но и чисто человеческие отношения. Мы жили в одном доме в Каретном ряду. Леонид Осипович был свидетелем на моей свадьбе. Я в разное время работал у него — писал аранжировки и собственную музыку.
Отец очень много играл. Редкая концертная программа оркестра обходилась без одного, а то и двух сольных номеров саксофониста Александра Ривчуна. При этом он очень удачно совмещал джазовое исполнительство с исполнением классической музыки, которой, увы, для саксофона не так много. Он первый сделал и выпустил свою редакцию концерта Глазунова для саксофона и струнных. Кстати, это было последнее произведение Александра Константиновича Глазунова, которое находилось у него дома в момент, когда его не стало. Это случилось во Франции, он был тогда в эмиграции. Прислал это произведение отцу знаменитый композитор Александр Николаевич Черепнин, с которым отец состоял в переписке. Отец исполнял его музыку, некоторые фрагменты воспроизведены в отцовой «Школе игры на саксофоне» в разделе новой музыки.
В биографии отца были уникальные эпизоды. Например, представьте себе ситуацию: 1945 год, закончилась война, и в Концертном зале имени Чайковского проводится невероятно интересный концерт русской и американской музыки! По такому случаю исполняется «Rhapsody In Blue» Джорджа Гершвина. В качестве солирующего пианиста приглашается добрый знакомый отца — Александр Наумович Цфасман, а для исполнения знаменитой, ставшей хрестоматийной интродукционной каденции на кларнете — вы знаете, о чём я говорю, — приглашается мой отец. Хочу отметить, что при исполнении этого произведения (при всём уважении к кларнетистам, которые играли и играют в самых знаменитых симфонических оркестрах), всегда обязательно приглашался джазовый музыкант, потому что в этой интродукции есть своя специфика. Даже в Америке при исполнении этого произведения первый кларнетист симфонического оркестра соло не играет. Приглашают человека, который хорошо знаком с традициями исполнительства джазовой музыки. Например, у меня есть уникальный диск, где на рояле играет Владимир Горовиц, дирижирует его тесть Артуро Тосканини, а в качестве солиста-кларнетиста играет Бенни Гудман.
(На самом деле в записи 1942 г., где исполнением «Рапсодии» дирижировал Тосканини, а на кларнете играл Бенни Гудман, на фортепиано играл не Горовиц, а Эрл Уайлд. — Ред.)
Очень во многих местах работал отец. Играли ли «Картинки с выставки» Мусоргского, или «Болеро» Равеля, где задействовано целое семейство саксофонов, спектакли Большого театра, балеты Шостаковича, исполнение произведений Глазунова — всегда приглашали отца. Его приглашали самые знаменитые люди. И Геннадий Николаевич Рождественский, и приезжавший в СССР пианист Ван Клиберн. Во второй раз он приезжал уже не только как пианист, но и как дирижёр. Это было в самом начале семидесятых, он привёз «Симфонические танцы» Сергея Рахманинова. Там есть знаменитое огромное соло саксофона, и исполнять его пригласили отца.
Где-то в конце 1960-х отец записал пластинку (пластинка-миньон вышла в 1972. — Ред.). Тогда был такой формат пластинки, «миньон»: четыре пьесы — по две на каждой стороне. Туда вошли пьеса Куинси Джонса, «Yesterday» Пола Маккартни, пьеса чешского композитора Ярослава Духача, и четвёртая — очень красиво записанная со струнными колыбельная Гершвина, в обиходе известная как «Summertime».
У отца было два любимых саксофониста — это Чарли Паркер и Пол Дезмонд. У него были все пластинки квартета Дейва Брубека с Полом Дезмондом. Фила Вудса он также очень уважал, много «снимал» его, копировал, пытался подражать.
СЛУШАЕМ: Александр Ривчун и Государственный эстрадный оркестр РСФСР — «Полуночное солнце» («Mindnight Sun» Куинси Джонса, в оригинале 1958 г. солировал Фил Вудс)
Тогда самым популярным носителем ещё были виниловые пластинки. До сих пор у меня лежат оставшиеся от отца совершенно уникальные записи на 33, на 78 оборотов, но теперь их не на чем слушать. Лежат потрясающие американские пластинки военного времени — Арти Шоу, Бенни Гудман, братья Дорси, Гленн Миллер… Сумасшедшее количество.
Все новые веяния его очень интересовали. Незаслуженно забытый саксофонист-виртуоз Джимми Дорси, Чарли Паркер, Диззи Гиллеспи, Майлз Дэйвис — всё это у нас было на пластинках. Я помню, как приезжала в Москву уникальная актриса Марлен Дитрих. В качестве дирижёра, своего музыкального руководителя и просто друга она привезла в Москву почти никому тогда не известного выпускника Джулиардской школы, а ныне всемирно известного композитора, Бёрта Бакараха, который снискал в Америке популярность не меньшую, чем Гершвин. И он привёз с собой массу интереснейшей информации, ноты, пластинки. И у меня до сих пор сохранились маленькие пластинки, которые он подарил отцу. В частности, это были записи Орнетта Коулмана, знаменитые составы с Доном Черри. Тогда это звучало как какая-то дикая, марсианская, немножко угловатая, странная музыка, все шарахались. Сейчас это уже признанные корифеи, люди отнюдь не в авангарде, а тогда… Всё это отца очень интересовало.
СЛУШАЕМ: Александр Ривчун и Государственный эстрадный оркестр РСФСР — «Импровизация» (на обложке пластинки 1972 г. чешский композитор Miloslav Ducháč указан почему-то как Ярослав Духач)
Окружение его было очень музыкальное. Конечно, как и многие, я называл Саульского Юрием Сергеевичем, но дома это был Юра, равно как Людвиковский — безвременно ушедший великолепный музыкант, талантливейший человек — был просто Вадик. Он был в течение ряда лет дирижёром в Государственном Эстрадном (джазовым тогда ещё он называться не мог) оркестре под управлением Леонида Осиповича Утёсова. Отец с ним очень дружил.
Саксофон — инструмент, ситуация с которым в те времена была не очень простая. Саксофон, знаете ли, в зависимости от настроений, которые бурлили в обществе, то выпрямляли, то, наоборот, сгибали. Вернее, даже не столько в обществе, сколько в правящих кругах, поскольку в обществе-то всегда был интерес к этому инструменту. Всегда была и интеллигенция, и передовое студенчество, какие бы ни были времена. Поэтому всегда был интерес к джазу, к саксофону и ко всем новым веяниям.
Впервые в России класс саксофона был открыт на военно-дирижёрском факультете при Консерватории. Туда пригласили отца. Он преподавал, у него были разные ученики, ставшие, так сказать, классиками жанра.
Сейчас наши музыкальные магазины буквально ломятся под весом таких потрясающих инструментов, такой литературы, такой звучащей на разных носителях музыки! Тогда ничего этого не было. И тогда было крайне сложно «пробить» такие вещи, как исполнительство на саксофоне, как камерные вечера, когда наряду с концертом Бородина, Брамсом и Бетховеном во втором отделении квартет саксофонов играл, скажем, квартет Глазунова. Такие вещи тогда чрезвычайно редко встречались. Солисты-саксофонисты крайне редко звучали по радио, не говоря уже о джазе, практически единственным источником которого были 45 минут Уиллиса Коновера из вашингтонской студии.
Происходили редкие фестивали — в Москве под сенью комсомола, либо в Таллине. И всегда на таких мероприятиях в центре внимания был мой отец.
Первая в Советском Союзе «Школа игры на саксофоне» в двух частях была создана моим отцом в конце 60-х. Недавно, какие-нибудь пять или шесть лет назад, моими стараниями она была переиздана в несколько другом виде, но очень красочно. До сих пор это настольная книга и в средних музыкальных учебных заведениях, и в Академии музыки им. Гнесиных, и в Государственной классической академии им. Маймонида. Ко мне приходят люди и спрашивают этот учебник.
Школа была издана в двух частях. Переиздавалась. И весь тираж ушёл. В ней было очень много всего: и джазовая, и эстрадная, и академическая музыка. Первая часть начиналась с азов, с истории саксофона. Далее шли всякие технологические подробности, этюды, упражнения и так далее. Во второй части были отрывки из концертов, из камерных сочинений с участием саксофона. Позже, в 2001 или 2002 г., мне предложили переиздать эту школу, но переиздать в другом виде, в одночастном. Честно говоря, я остался не очень этим доволен, и сейчас я ищу издательство, чтобы переиздать школу в первозданном виде — в двух частях.
Кроме школы, отец выпустил много учебных пособий разного формата. Это этюды, упражнения, и что самое ценное — его авторские произведения: знаменитый «Концертный этюд», виртуозное произведение для альт-саксофона с оркестром, адаптированное для саксофона в сопровождении фортепиано, которое входит в обязательную программу различных исполнительских конкурсов.
СЛУШАЕМ: «Концертный этюд для саксофона с оркестром» (А. Ривчун). Исполняют Александр Ривчун (саксофон) и Концертный эстрадный оркестр Всесоюзного радио СССР, дирижёр Вадим Людвиковский.
Им были сделаны две очень интересные работы, два серьёзных сборника. Первый — пьесы французских композиторов от Клода Дебюсси и до Мориса Равеля в переложении для саксофона и фортепиано. Там есть пьесы и для сопрано, и для альта, и для тенора. Второй сборник — это произведения русских классиков. Это и Римский-Корсаков, и Скрябин, и Чайковский, и особенно любимый мною Рахманинов. Многократно переиздавался сборник «150 упражнений для саксофона», «Сорок этюдов» — разнохарактерные и достаточно виртуозные пьесы.
Многое осталось неизданным. Я комплектую это, пытаюсь предлагать в разные музыкальные издательства. Одни проявляют интерес, другие с большим воодушевлением издают всякие сонники и гороскопы, либо подобия клавиров, связанных с «Фабрикой звёзд».
Вообще людей такой работоспособности, как мой отец, мне не доводилось видеть. У нас есть великолепные джазовые музыканты. Мы все их знаем. Но это люди, которые занимаются своим джазовым делом. А вот такого человека, который бы в равной мере был бы интересным, авторитетным исполнителем и классической, академической музыки, и джазовым музыкантом, не найти. Кстати, и на Западе их очень немного.
Дома залежи пластинок, у нас всё время звучала потрясающая музыка. Она и сейчас звучит, но уже по-другому. Другие поколения! Приходят молодые исполнители, юноши и девушки, просят ноты. А нот уже нет, я раздарил всё, что было. Дома осталось всего по одному экземпляру, приходится делать ксерокопии, чтобы им давать. И до сих пор они занимаются по этой школе, этим учебным пособиям, этюдам и упражнениям. И это очень приятно и радостно и мне, и моей маме. Нам доставляет большое удовольствие и искреннюю радость то, что не ослабевает интерес к деяниям моего отца, ко всему, к чему он, к счастью, приложил руку.
Народный артист России, композитор, бэндлидер, пианист Анатолий Кролл:
— Александр Борисович был совершенно удивительный человек, я его хорошо помню зрительно. Человек невероятно интеллигентный, что мне запомнилось, и человек очень влюблённый в саксофон. Он любил не себя в саксофоне, а сам инструмент. Когда я с ним познакомился, это был уже достаточно взрослый человек. Ему было уже хорошо за пятьдесят. Это случилось ещё до моего переезда в Москву, когда я приезжал сюда как посланец Тульского оркестра. А потом, уже когда я переехал, мы с ним стали довольно часто и по телефону разговаривать, и видеться. И мне особенно запомнилось, что он всегда просил меня дать ему оценку его идей и методических изобретений.
Он не был большим знатоком американского джаза, но он очень искренне тянулся к этому. Тогда ведь не было ни джазовой, ни саксофоновой педагогики, а он уже пытался на своём месте что-то с этим делать. Придумывал какие-то упражнения, писал школы… И он очень часто мне звонил, просил, чтобы я послушал и дал свою рецензию. Меня очень это удивляло. Музыканты того времени как-то больше были зациклены на своём месте работы. А он такой был саксофоновый общественный деятель, я бы сказал так. Поэтому он мне запомнился как человек очень беспокойный, безумно любящий саксофон. И он всё время хотел принести какую-то пользу. Не просто самому играть, а чтобы кто-то учился. У него были упражнения на различные саксофоновые трудности, и даже упражнения, придуманные и выписанные им для группы саксофонов, чего я до него и не встречал вообще.
Надо сказать, что оркестр, в котором он работал — оркестр Утёсова — как-то особенно в джазе, как таковом, не был замечен. Тем не менее Александр Борисович неоднократно в разговорах со мной говорил: «Как было бы хорошо, если бы нам побольше играть джаз!» Леонид Осипович Утёсов — замечательный, конечно, человек, но степень его джазовости, мы, остальные музыканты, знаем достаточно хорошо. Он, конечно, допускал джаз к себе в оркестр, но больше в каких-то песенных формах, нежели в инструментальной музыке. Одно время у них, кстати, был дирижёр, который относился к джазу лояльно — Владимир Старостин. Позже он стал главным дирижёром Театра Эстрады. Вот тогда в оркестре Утёсова они пытались играть какие-то вещи Каунта Бэйси и что-то в этом роде. Но, во всяком случае, Александр Борисович всегда сетовал на то, что ему хотелось бы играть джаза больше.
Он не был саксофонистом-модернистом. Его основа, то, от чего он шёл, была всё-таки больше от классического саксофона. Это был не «американский» саксофон, а саксофон джазовый, но в нашем понимании, достаточно советский по звуку. Ещё не было сильного влияния Паркера, Эддерли и так далее. Но тем не менее!
Если говорить про его ментальность, то он был человек очень по-доброму сориентированный на джаз. Вот это я, пожалуй, отметил бы в нём. Я вспоминаю его очень по-доброму. И надо сказать, что в человеческом плане он создал подобного себе сына.
Композитор Юрий Саульский, «Виртуоз саксофона» («Советская эстрада и цирк», №9-1974)
Очень важной и значительной стороной музыкально-педагогической деятельности А. Ривчуна является его многолетняя работа над первой в нашей стране «Школой игры на саксофоне» в двух частях, большого количества методических пособий для обучения игре на этом инструменте, а также множества обработок и переложений классического репертуара для саксофона в сопровождении фортепиано. Значение этого труда станет понятным, если учесть, что до этого вообще никаких нот и тем более учебных пособий для саксофона не издавалось. Свои педагогические принципы А. Ривчун на практике осуществил на военно-дирижерском факультете Московской государственной консерватории, где впервые открыл класс саксофона».
…А.Б.Ривчун был знаменитым саксофонистом, лидером в джаз-оркестрах Александра Варламова, Александра Цфасмана и Леонида Утесова. Его исполнительская деятельность была чрезвычайно широка и разнообразна; он успешно выступал как саксофонист-солист на Московском радио, был .руководителем и участником многих ансамблей, неоднократно исполнял партии солирующего саксофона в симфонических оркестрах и в спектаклях Большого театра…
Большое внимание уделял Александр Ривчун воспитанию молодых музыкантов: с 1967 года началась его регулярная педагогическая деятельность — он был приглашен открыть и вести класс саксофона на военно-дирижерском факультете при Московской государственной консерватории, а в 1968 году выходит из печати его двухтомная «Школа игры на саксофоне», которая стала практическим учебным пособием для целого поколения саксофонистов и до сих пор не утеряла своей актуальности.
СЛУШАЕМ: Александр Ривчун и Государственный эстрадный оркестр РСФСР — «Вчера» («Yesterday» Пола Маккартни), 1972
