| Валерий Булавкин |  |
Когда стоишь в центре Чикаго — этого громыхающего города-механизма — взгляд неизбежно упирается в 357-метровое здание довольно сомнительного эстетического качества с хорошо видимой надписью «Трамп». Для многих американцев сегодня подобные небоскрёбы — это башни Саурона. Повернув голову, вы сможете разглядеть отливающее металлом сооружение среди деревьев Парка Миллениум (Millennium Park), где на несколько дней излёта лета поселяются джазовые эльфы. Это главная сцена Чикагского джаз-фестиваля, который 24 августа — 2 сентября 2018 состоялся в 40-й раз. Циклопического размера сооружение неправильной формы будто создано для современного джаза — ультрасовременного, избыточного по фактуре, изломанного по форме. Музыка эта сегодня в очередной раз обретает актуальность, языком искусства отвечая на запросы общества — эстетические, культурные, а иногда и политические.
Все концерты фестиваля бесплатные, идут с утра до вечера, так что публика достаточно разношёрстная — от прожжённых завсегдатаев клубов, фотографов и критиков до деклассированных персонажей, а то и вовсе слегка оркообразных, как, например, виденный мной совершенно заросший щетиной персонаж без признаков одежды, гордо завёрнутый в бумажную афишу. Бурление народных масс вокруг киосков с едой, напитками и атрибутикой происходило под звуки новоорлеанского парада, ежедневно курсировавшего по периметру огромной лужайки перед главной сценой. Удивительно, но на концертах звук с этой сцены был одинаково хорошо слышен, как бы далеко от подмостков я ни находился. Победа в номинации «лучший звук». В тоже время Зал Престона Брэдли (Preston Bradley Hall) победил в номинации «самый плохой звук». Впрочем, проблема, на мой слух, была не в акустике зала, а в самом факте его «подзвучки».
В этом самом зале состоялся любопытный мастер-класс под названием «Что же это за штука — джаз?» («What is this thing called jazz?»). Номинальный спикер, барабанщик Эрни Адамс (Ernie Adams), рассказывал о принципах импровизации. Для иллюстрации была сыграна пьеса «Ночь в Тунисе» («A Night in Tunisia») в трёх разных вариантах — мэйнстримовом, фанковом и авангардном. Из аудитории в числе прочих прозвучал вопрос «Каково будущее дисксилендового джаза?». Ответ пианиста Мигеля де ла Серна (Miguel de la Cerna) не заставил себя ждать: «Каково будущее диксиленда? Это то же самое, что спросить, каково будущее сухого закона. Это всё в прошлом. Знаете, мы должны идти вперёд. Не хочу сказать ничего плохого, но диксиленд — это джаз прошлого. Не хочу возвращаться назад и думать о будущем динозавров. Может быть, Парк Юрского Периода вернётся… Это чисто американская музыка. И она идёт вперёд, пути назад нет. Как шахты: больше нет шахтёров, всё». Пианист также продемонстрировал, как сделать из любой композиции джазовую пьесу (на примере детской песенки «Малютка паучок» — «Itsy bitsy spider», «который вдруг познал синкопирование»), а басистка Эмма Дэйхафф (Emma Dayhuff) говорила о взаимодействии между участниками ансамбля. Отличное начало дня и начало фестиваля, подтвердила со сцены мои мысли одна из организаторов. Победа в номинации «самое интеллектуальное мероприятие».
Самое забавное, что динозавры вскоре вернулись в этот самый зал в виде самой горячей «джаз-банды» города. «Подвальные ребята Чикаго», Chicago Cellar Boys, как они себя называют, играют синкопированную музыку лихих двадцатых, эпохи Сухого закона. Атмосфера подпольных заведений «города ветров» неожиданно материализовалась в престижном концертном зале и перенесла публику в то одновременно наивное и циничное время. Благодаря тубе и банджо в составе, а также вокальным корусам пианиста вкупе с изысканными аранжировками, пьесы Кларенса Уильямса, Джелли Ролл Мортона, Луи Армстронга, Фэтса Уоллера зазвучали по-новому, свежо. Сами их названия, поставленные в один ряд, звучат как поэзия, доносящаяся из машины времени: «Дикарский блюз — Индейская колыбельная — Возьми меня в страну джаза — Блюз на заливе — Рэг восемнадцатой улицы — Блюз пивного сада — Всё будет хорошо»… Безусловное первое место в номинации «самый аутентичный проект» фестиваля.
Говорит Энди Шумм (Andy Schumm), лидер Chicago Cellar Boys:
Спасибо за вашу музыку. Я особенно рад услышать «горячий джаз». Мой первый вопрос — откуда у группы такое имя?
— «Подвальные ребята Чикаго» — примерно полгода существовала группа с таким названием в 1930 году. Они записали две пластинки. Там играли Уинги Манон и Фрэнк Ташемахер — парни, игравшие реально в чикагском стиле, и недалеко отсюда, от «культурного центра». Нам понравилась отсылка к Чикаго и тот факт, что название никто помимо них не использовал.
И насколько я помню, там играл впоследствии знаменитый барабанщик Джин Крупа.
— Да, это правда. Он записал с ними некоторые из первых своих пластинок.
Если не первые…
— Нет, самые первые были с Эдди Кондоном в 1927-м.
Да, точно. Как часто подобная музыка исполняется на фестивалях? В наше время джаз видится как серьёзная музыка, вполне академичная. Какое послание публике несёт ваше искусство?
— Это как раз то, что привлекло меня изначально. Я играл тогда современный джаз. Я могу и сегодня, но… меня с самого начала привлёк мелодизм, то, что ты можешь бормотать тему себе под нос по дороге на работу. Что меня особенно интриговало в этой музыке — вы можете воспринять уровень сложности этой музыки в меру своих возможностей, эта музыка действительно работает на нескольких уровнях. Мне нравилась идея вернуться назад к основам. Мы не добавляем ничего выспреннего к этой музыке, мы играем её так, как она была написана.
Вчера на концерте играл оркестр со струнной секцией. Мне представляется, что джаз становится более аранжированным и более мелодичным. Вы как раз играете музыку аранжированную, мелодическую, с чистым звучанием…
— Да, это так. Что я делаю применительно к этому составу, это пытаюсь вернуть в музыку аранжировку как таковую. Потому что я не могу припомнить ни одну пластинку 20-30-х годов, где музыка не была бы хоть немного аранжирована. Я хочу делать музыку более аранжированной, более утончённой.
Думаете, этот стиль будет всё более востребован?
— Абсолютно. Я здесь в Чикаго зарабатываю на жизнь этой музыкой и хочу представить её как можно более широкой аудитории. То, что изменилось… Эта музыка была уже так давно, это же 1920-е годы, и сейчас её стигматизация исчезает. Когда я начинал, это было зло, люди не хотели её слышать. А сейчас люди, которые моложе меня, открыты для неё, хотят знать о ней больше. Она получает второе рождение. Как я говорю уже много лет, самое авангардное, что вы можете сделать в музыке, это играть её в старомодном стиле. Потому что никто этого не делает.
Пока в чикагских подвалах вызревал новый белый авангардизм, мы с женой пошли в другую часть Культурного центра, где традиционно мощное в этом городе движение креативной чёрной музыки представило «Ансамбль Великой Чёрной Музыки» — The Great Black Music Ensemble. Этот коллектив в ярких одеяниях играл переливающийся всеми красками коллективный импро-джаз в стиле поздних шестидесятых с заливистыми соло, вызывавшими стойкие ассоциации с альбомами «Чикагского Художественного Ансамбля» — Art Ensemble of Chicago. Публика, внимавшая артистам, в большинстве своём чернокожие пожилые дамы, была явно на одной с ними волне.
Политическая турбулентность наших дней не обошла стороной и вокалиста Курта Эллинга, в составе которого, кстати, блистал барабанщик Джефф «Тэйн» Уоттс. Певца было интересно слушать — безупречное владение материалом, приятный тембр голоса и тонкое чувство свинга были очевидны. Интересно было и смотреть — ладно сидящий костюм в полоску, умение «держать зал» не только вокалом, но и конферансом — навевали ассоциации со сладкоголосыми певцами-шармёрами «крысиной стаи». Тем контрастнее зазвучали со сцены гражданственные слова «Мы записали альбом «Вопросы». Большие вопросы — как мы дошли до всего этого? Сколько это всё продлится? Как глубоко мы погрязли в этом? По совпадению ровно 50 лет назад здесь были беспорядки, недалеко отсюда. Сейчас на повестке дня новая битва — все люди доброй воли должны подняться… все!». Впрочем, первой своей композицией, а именно версией песни Боба Дилана про очищающий ливень с барабанными залпами Уоттса, певец дал понять, что он не простой крунер. Победа в номинации «самое харизматичное выступление фестиваля».
Однако дождь певец всё-таки накликал, но мы это поняли лишь на следующий день, когда попали на выступление Дайан Ривз. Вокалистка вышла на сцену в шикарном платье цвета морской волны и в какой-то момент первой песни воскликнула «Вы готовы?» Публика, естественно, ответила рёвом одобрения, но через пару секунд мы поняли, к чему надо было готовиться — на зрительный зал рухнул такой ливень, что заглушил и музыку, и крики застигнутых врасплох коварной стихией зрителей. Выступление пришлось прекратить, и публика поплыла, практически в прямом смысле, к поездам метро. Победа с большим отрывом в категории «самое короткое выступление фестиваля».
А вот самое неожиданное для меня открытие фестиваля — Дарси Джеймс Аргью и его «Тайное общество», Darcy James Argue’s Secret Society, о существовании которого я, к своему стыду, не подозревал (ещё бы, оно ж тайное!) Оркестр работает в нише интеллектуального прогрессив-джаза, подтвердив в очередной раз свой статус одного из лучших биг-бэндов Третьего Течения в современной редакции. Программу составили в основном пьесы из альбома «Подлинные враги» («Real Еnemies»), попавшего в странный резонанс с политическими завихрениями в Штатах в последние годы. Ученик Боба Брукмайера (Bob Brookmeyer), бруклинский левый интеллектуал Дарси в своих произведениях достигает баланса между прихотливой выписанной фактурой и ясностью музыкальной мысли. Нечасто в сегодняшнем джазе, где приоритетны импровизация и самовыражение (иногда в ущерб строгости формы), можно встретить столь ясный джазовый ум, демонстрирующий глубокое знание традиции, чёткое целеполагание и устремлённость в будущее. В то же время нельзя сказать, что музыка Дарси закапсулирована в своей малодоступности широкому слушателю — отдельные фрагменты звучат как саундтрек к культовым эстетским фильмам, которые, впрочем, и не нужно снимать, настолько самодостаточна музыка «Тайного общества». Про фильмы я подумал и в тот момент, когда Дарси назвал имя саксофонистки своего бэнда, собравшей во время своего соло больше всего вспышек фотокамер в единицу времени — Алекса Тарантино (Alexa Tarantino). В целом дух нашего безумного времени был передан поразительно точно и убедительно.
Финальный концерт на большой сцене также был вполне удачной попыткой джазового спиритизма, где вызывали дух «крёстного отца» стиля соул Джеймса Брауна (James Brown). Всё, как казалось, работало в группе Мэйсио Паркера (Maceo Parker) на выполнение этой задачи — как внешние эффекты (контраст необычно чёрного раструба тромбона и белоснежного платья бэк-вокалистки, заигрывание с публикой, подтанцовки), так и сама музыка. На неизбежную претензию пуриста — «Какой же это джаз?» — Паркер как бы сразу отвечает названием пьесы своего многолетнего босса: «Мне всё равно» («I Don’t Care»).
Лавина первоклассного фанка была приостановлена лишь дважды, и оба раза примечательны. В первом случае Паркер явно «кинул кость» организаторам, сыграв «Атласную куклу» Дюка Эллингтона в дуэте с клавишником, причем в таком бешеном темпе, что её продолжительность оказалась меньше минуты — «чтобы побыстрее проскочить», к удовольствию уже стоявшей к тому времени на ушах публики заявил саксофонист. Второй эпизод продемонстрировал новую для меня грань таланта Паркера. Дело в том, что в штатовской культуре представленчества есть такое явление, как воплощение (impersonation) — вроде бы пародия, но без издёвки. В тот вечер, надев солнечные очки, Масео Паркер запел как… думаю, читатель догадался — как Рэй Чарлз. Особенно приятным для автора этих заметок был выбор песни — «Ты меня не знаешь» («You Don’t Know Me»), вызвавшей прилив ностальгии, думаю, не только у вашего покорного слуги. Победа в номинации «самый неджазовый концерт».
ВИДЕО: фрагмент фестивального концерта Мэйсио Паркера, снятый из публики
httpv://www.youtube.com/watch?v=78PQct1cTko
Как мы видим, стилистическая палитра фестиваля чрезвычайно широка, и особенно это применимо к пианистам, коих в программе фестиваля было множество, в диапазоне от Мэтью Шиппа и Амины Клодин Майерс до Кенни Бэрона и Рэмзи Льюиса. Но об одном из этого ряда признанных мастеров мне хотелось бы рассказать с особенным чувством. Барри Харрис — старейший хранитель боперской традиции, неустанно работающий по сей день в том числе и как наставник новых поколений музыкантов. На большой сцене Харрис выступил вместе с саксофонистом Чарлзом Макфёрсоном, который рассказал, как он приходил домой к Барри Харрису ещё подростком учиться джазовому уму-разуму. Хоть местами, скажем, в «Чероки» бешеного темпа, и чувствовался почтенный возраст музыкантов, молодой задор явно остался неизменным. Баллады «Около полуночи» и «Прокляни эту мечту» сплавляли Монка, с его угловатой мелодикой, романтизм Шопена и нервную эмоциональность блюза в единое целое. В конце Харрис поблагодарил публику за приём, а также Чикаго за… Джо Сигала. И это имя отсылает к концерту, состоявшемуся ночью уже после формального окончания фестиваля.
Jazz Showcase — старейший джазовый клуб Чикаго, открытый Сигалом в конце сороковых — по традиции порадовал любителей джаза пост-фестивальным джем-сешном. Легендарный мультиинструменталист Джо Салливан развлекал публику джазовыми байками, а музыка была столь хороша, что вдохновила сидевшего за столиком Барри Харриса одолжить инструмент у прекрасного пианиста Джона Кэмпбелла и… в благородном одиночестве сыграть пьесу Билли Стрейхорна «Lotus Blossom». В зале сгущалось энергетическое напряжение, взорвавшееся, как отзвенела последняя нота, шквалом аплодисментов. Самый трогательный момент моего пребывания на фестивале.
Барри Харрис, по счастью, жив и радует нас своей игрой, но ветераны уходят, напоминаем чему послужил аудио-визуальный фестивальный мартиролог (такой вот оксюморон), реализованный как в форме фотографий на экране, так и музыкальных приношений, в частности, таким недавно ушедшим в лучший мир столпам чикагского джазового сообщества, как Ричард Мухал Абрамс (Richard Muhal Abrams) и Вилли Пиккенс (Willie Pickens).
Покинув клуб и миновав колоритный район с гостиницей, украшенной загадочной вывеской «only for men», я направился в метро. В Чикаго его нужно бы назвать не «сабвей», а «ап-вей», так как расположено оно не под землёй, а над ней. Проехав пару остановок, я вышел сменить линию и… заблудился в другой исторической эпохе — переход представлял собой странный извилистый лабиринт, причём деревянный и довольно обшарпанный. Вот этот скрипучий пол наверняка помнит многих джазовых титанов прошлого, подумал я. И воображение рисовало картину — молодые и счастливые Луи Армстронг и Бикс Байдербек, только что отыгравшие джем в легендарном «Линкольн Гарденс»… Братство, так сказать, Центрального транспортного кольца…
Отличный обзор! Видео кстати сделал мой коллега — сотрудник Гатчинского СКИТ Cергей Исаков и на его канале есть и другие видео с этого фестиваля, в частности то самое короткое выступление))