Репортаж «Джаз.Ру». Северные звучания: 32-й фестиваль «Апрельский джаз» в Эспоо, Финляндия

Вступление. Как устроен «Апрельский джаз»

Вот уже 32 года в Эспоо, городе на юге Финляндии, каждую весну проходит джазовый фестиваль April Jazz. По факту это крупнейший джаз-фестиваль в столичном регионе: ведь Эспоо, хоть и считается отдельным городом, вторым по населению после 650-тысячного Хельсинки, по факту — западный пригород финской столицы, а в самом Хельсинки есть только очень камерный по масштабу зимний фестиваль We Jazz. Теперь оснований считать Эспоо частью полуторамиллионного региона Большой Хельсинки стало ещё больше: прошлой зимой сюда пришло столичное метро, на котором всего за 20-25 минут можно доехать прямо до центра финской столицы.

Когда-то весь фестиваль вмещался в бар отеля Tapiola Garden, расположенного возле городского культурного центра — правда, бар там довольно обширный. Теперь фестиваль идёт пять дней, охватывает полдюжину концертных площадок в разных районах Эспоо — в том числе и тот самый бар, где теперь идут только ночные джемы — и каждый год представляет более чем 30 музыкальных коллективов из разных стран для более чем десяти тысяч слушателей.

Удивительно, но «Джаз.Ру» писал о крупнейшем фестивале одной из ближайших к крупнейшим российским городам европейских столиц до сих пор всего однажды — в 2016 г., когда April Jazz отмечал 30-летие. Дело в том, что фестиваль в Эспоо почти всегда проходит в те же даты, что и выставка-ярмарка Jazzahead! в германском городе Бремене, куда в эти дни стягиваются почти все джазовые журналисты Европы. Два года назад о фестивале написала наш петербургский автор Юлия Сотникова. И вот в текущем году даты бременской ярмарки и финского фестиваля наконец разошлись, и ваш корреспондент с удовольствием посетил 32 April Jazz, который проходил 25-29 апреля. Правда, посмотреть удалось три дня из пяти: 26, 27 и 28 апреля — 29-го ваш корреспондент должен был уже быть в Санкт-Петербурге на мероприятиях Международного Дня джаза (см. отчёт «Джаз.Ру» об этом событии).

Системообразующее сердце фестиваля в Эспоо — местный джаз-оркестр, Espoo Big Band. Директор и продюсер фестиваля, Матти Лаппалайнен, тоже играл когда-то в этом бэнде на тромбоне; мало того — побывал и руководителем оркестра, но после несчастного случая вынужден был оставить исполнительство и занялся продюсированием. Фестивалем он руководит с 2011 года, полностью формируя его программу и умело управляя обширным штатом волонтёров — в организации фестиваля их участвует более 60, многие возвращаются на April Jazz год за годом. Теперь, когда фестиваль распространился на несколько площадок в четырёх-пяти разных локациях — а Эспоо город довольно просторный, его три центра (!) привольно раскинулись вдоль Финского залива к западу от столицы, среди более чем 70 озёр, зелени национального парка Нууксио и других лесов — это особенно важно: у фестиваля сложная логистика по доставке артистов и гостей с одной площадки на другую, и всю эту логистику выполняют волонтёры.

Площадки весьма разные. Зал Sello Hall в восточном районе Леппяваара считается одним из лучших в Финляндии для камерной музыки. Два зала — 700-местный Tapiola Hall и 300-местный Louhi — находятся в одном здании, культурном центре района Тапиола, рядом с гостиницей, где живут участники фестиваля и где по вечерам идут фестивальные джемы.

Наконец, по одному специальному концерту было проведено на площадках музея современного искусства EMMA и Финского природного центра Haltia — своего рода музей финской природы посреди самой финской природы. В общем, большое и интересное хозяйство, а главное — наполненное музыкой, среди которой был, так сказать, большой международный джаз: The Bad Plus в новом составе, Ceramic Dog гитариста Марка Рибо, звезды скандинавского джаза Bobo Stenson Trio — но гораздо больше было артистов из Финляндии. Нам, приглашённым на фестиваль журналистам, деликатно намекнули, что от нас ждут освещения именно финской сцены — но и то сказать: джазовая сцена ближайшей к нам крупной страны Евросоюза всё ещё известна в России недостаточно широко, а послушать в Финляндии не просто есть что. Здесь много интересного джаза, как лежащего в русле главного течения, так и относящегося к смежным стилям. Вот их-то мы преимущественно и услышали, о чём и мой рассказ.

День первый. Фаду, гитары и биг-бэнд

Впрочем, первым для вашего корреспондента оказался концерт в «Тапиола Холл» как раз не финского, а португальского коллектива — вокалиста Каманэ и его группы. Каманэ (Camané) — имя артистическое; на самом деле португальский певец родился 51 год назад в лиссабонском пригороде Оэйрэш под звучным именем Карлуш Мануэль Мутинью Пайва душ Сантуш Дуарте. Фаду — традиционный португальский песенный жанр — музыка преимущественно женская, но ситуация меняется, сейчас в фаду появилось много певцов, и как раз дебют Каманэ в далёком уже 1979 году совпал с началом этого процесса. А сейчас он, видимо, самый популярный певец фаду. Шесть альбомов Каманэ, начиная с 1995 г., продались в Португалии тиражом более миллиона — а в стране с десятимиллионым населением это означает, что пластинки его есть буквально в каждом доме.

В Эспоо он выступил с инструментальным квартетом, состоящим из португальской гитары (это совсем не то же самое, что обычная испанская гитара), испанской гитары и контрабаса — на которых играли, соответственно, Жозе Мануэль Нету, Карлуш Мануэль Пройнса и Паулу Нунью Суареш да Паш. Звучало классическое фаду: ну, фаду и фаду. Чувственное, надрывное, то меланхоличное, то страстное — всё как любят северяне. Каманэ замечательный артист в своём традиционном жанре; ну а достаточно свободное понимание того, что может войти в программу джазового фестиваля, характерно для Северной Европы в целом и объясняет его появление на фестивале под названием «Апрельский джаз».

ДАЛЕЕ: а вот теперь переходим к анализу собственно финской сцены… 

Переместившись в Louhi — зал с менее академической рассадкой, где публика постоянно курсирует между сидячими местами и баром — мы попали на выступление финского ансамбля Teemu Viinikainen III. Строго говоря, это трио гитариста Теему Винникайнена, плюс клавишник Микаэль Мюрског и барабанщик Йоонас Риипа, которое играет, опять же строго говоря, гитарный инструментальный рок со значительной удельной долей импровизации. Звуковые фактуры трио достаточно разнообразны, а импровизационное начало достаточно ярко выражено. Первую пьесу Вииникайнен начал прозрачными длинными нотами, и ваш корреспондент уже решил было, что грядёт «нордический джаз» с его «звуками ледяных фьордов», как после четырёх или пяти раскачки минут трио вдруг разошлось, разыгралось, и гитарист стал наполнять звуковое пространство разнообразным материалом, в котором доминировали короткие, но мрачные фразы в интересных ладах. Ощущалось влияние гитариста из классического периода нью-йоркского Даунтауна — Марка Рибо: у Теему тоже старая полуакустическая гитара, но гораздо более аккуратное звукоизвлечение, чем у Рибо, и гораздо более сложные фразы — хотя и у него, как и Марка, нет этой нынешней концентрации на показной виртуозности . Напротив, Вииникайнен явно ценит сырость, неотшлифованность звучания, идущую от блюза и других фольклорных форм музицирования. Соло Микаэля Мюрскога на электромеханических аналоговых клавишных тоже показало сходные устремления: он стремился демонстрировать не виртуозные качества (которых, возможно, и нет), а только задумчивость, музыкальную «программность» в академическом смысле этого слова — стремление рисовать музыкой некие визуальные образы, скорее всего — картины природы, а следовательно — и некоторое знание классики. Чего в этих соло не было — так это джазового языка, джазовой фразеологии, джазового интонирования. Исходя из всего этого, ваш корреспондент утвердился в мысли, что финское трио играет, строго говоря, не джаз, а рок-импров.

Затем нас стремительно увезли в другую часть Эспоо — в зал Sello Hall в Леппяваара, где уже не услышали закончивших своё выступление The Bad Plus, но и не они были нашей целью. Нас специально привезли слушать Espoo Big Band — главный городской джазовый оркестр. Оркестр интересный и непростой: в их репертуаре много музыки, специально написанной именно для этого бэнда, хотя это и не постоянно действующий коллектив — в году играют в среднем 5-7 концертов, и у большинства его участников это не основная работа. Понятно, что в одном Эспоо набрать музыкантов высокого уровня на полный состав биг-бэнда не так просто, поэтому, при наличии рядом огромного Хельсинки, в оркестре заметны столичные сайдмены и солисты — например, на баритон-саксофоне сидит 40-летний Микко Иннанен (Mikko Innanen), самый, наверное, востребованный и полистилистичный финский саксофонист последних десяти лет — лидер нескольких собственных проектов, активный ансамблист и, что немаловажно, ценитель биг-бэндовой игры: кроме Espoo Big Band, он играет, например, в норвежском Trondheim Jazz Orchestra. Но он не единственный сильный солист в оркестре. Например, прямо в первой же пьесе «Brotherhood» вполне убедительный сольный эпизод играл 46-летний тенорист Мануэль Дункель (Manuel Dunkel), солист ведущего финского биг-бэнда — хельсинкского UMO Jazz Orchestra — и лауреат финской национальной джазовой премии Yrjö 2001 года.

Материал для этого концерта — сплошь авторский, и автор его — нынешний руководитель бэнда, 38-летний дирижёр (гитарист по основной специальности, но в этом составе он на гитаре не играет) и композитор Марци Нюман (Marzi Nyman). Во главе Espoo Big Band он стоит с 2012 года: как раз тогда оркестр в качестве исполнителя и руководителя покинул Матти Лаппалайнен. Помимо музыки для бэнда, Нюман много пишет и в других жанрах — так, симфонический оркестр района Тапиола исполнял его Концерт для электрогитары с оркестром. Судя по концерту на 32-м фестивале в Эспоо, сочинения Нюмана отвечают содержанию термина «программная музыка», если даже не «иллюстративная». Но есть, пожалуй, лучшее слово: он проговорился, что один из номеров программы оркестра — «Moonshine Chase» (тут игра слов: это и «погоня за лунным светом», и «погоня за самогоном», для финского сердца наверняка отзывающаяся не только немудрящим юморком, но и общепонятной отсылкой к неким потаённым корням национальной культуры) — это как бы саундтрек к несуществующему кино. Действительно, пьеса была яркая, обильная фактурами, весьма изобразительная: при желании в ней, конечно, можно было обнаружить изображение погони и за лунным светом, и за той, другой субстанцией… В ней один за другим продолжали выявляться интересные солисты оркестра. Например, альт-саксофониста Ари Йокелайнена (Ari Jokelainen) по его сольному эпизоду трудно было бы назвать новатором, но сыграл он ярко и красиво. А трубач Юкка Эскола (Jukka Eskola) открыл свой импровизационный выход необычно глубоким, мягким звуком — труба у него звучала практически как флюгельгорн; впечатлило, что, выйдя в рабочий диапазон более общепринятого звучания трубы, он завершил соло не ожидаемой демонстрацией скорости и громкости звукоизвлечения, как это часто бывает — а красивыми длинными нотами, изложенными в «прямом» размере 4/4.

Вот типичное описание одной из пьес программы фестивального выступления Биг-бэнда Эспоо, оставшееся в черновых заметках вашего корреспондента, которые делались в режиме реального времени прямо на концерте: «Бурная, с современными ритмическими эпизодами пьеса, влияния чуть ли не от Георгия Свиридова до Боба Брукмайера… Ритмическая основа настолько близка к прог-року, что контрабасист Ээрик Сиикасаари (Eerik Siikasaari) взял в руки шестиструнный электробас. Обширный эпизод рояля, на котором играет Ленни-Калле Тайпале (Lenni-Kalle Taipale) — в духе «третьего течения», а скорее даже в духе полистилистических построений Дейва Брубека. Однако его ритмической остроты не вынес барабанщик Яска Луккаринен (Jaska Lukkarinen) — засбоил, потом потянул ритм-секцию назад на выходе из сольного эпизода пианиста. Кончилось абстрактно-космическими поливами гитары…» На электрогитаре, кстати, в оркестре играет заметная фигура финской джазовой и рок-сцены, 48-летний Ярмо Саари (Jarmo Saari) — именно он учил Марци Нюмана играть на гитаре, ещё когда тот подростком ходил к нему на занятия по музыке в средней школе района Тапиола. Прослеживаются нормальные музыкальные и дружеские связи: несмотря на присутствие сильных приглашённых солистов, в основе оркестра — группа музыкантов, которые вместе учились, росли, развивались, работали друг с другом в разных проектах. Так, нынешний руководитель оркестра Нюман не только учился у Саари в средней школе, после чего пошёл учиться музыке уже профессионально, но и работал на рубеже столетий как гитарист в трио пианиста и клавишника Ленни-Калле Тайпале, которое тогда выступало как «хаус-бэнд» музыкального ток-шоу телеведущего и продюсера Йоонаса Хютёнена на финском MTV — а познакомились они в музыкальной школе Эспоо, где оба обучались в одни и те же годы на эстрадно-джазовом отделении (в Финляндии это называется «отделение ритмической музыки»).

Отличный бэнд, но, увы, страдающий распространённой сейчас во всём мире бедой: им бы ещё медные группы поплотнее, поярче, поточнее строем… Особенно это касается — увы, как и у многих других оркестров во всём мире — тромбонов, которые временами даже «берут не вместе», то есть при игре все секцией — а в биг-бэнде Эспоо не три, не четыре, а целых пять тромбонов! — не вполне одновременно вступают. Ничего не поделаешь: плотная игра точным строем вряд ли возможна без нескольких многочасовых репетиций каждую неделю, включая отдельные репетиции каждой из секций, на протяжении долгих месяцев — а для оркестра, который существует ради пяти-семи концертов в год, такой режим подготовки практически не реален.

При этом бэнд безусловно яркий, аранжировки весьма изобретательны, драматургия их бурна, фактура богата и включает множество интересных тембровых фактур и хитрых приёмов, например — хитрые затяжки и задержания групповых риффов, секция саксофонов — баритонист Иннанен, тенористы Петри «Поп» Пуолитайвал, Мануэль Дункель, Сампо Касуринен и альтист Ари Йокелайнен — обладает редкой плотностью, мощью и умеет роскошно порычать «пачкой» широким, будоражащим аккордом, а многие солисты способны сыграть захватывающие, интересные по мысли и первоклассные по реализации импровизационные эпизоды. В целом — очень, очень интересный оркестр. Даже некоторая склонность к введению в музыкальную ткань моментов так называемого «музыкантского юмора» (можно, я не буду вдаваться в подробности?) не обеспокоила вашего корреспондента: моментов этих было мало, они быстро кончались, а судя по реакции слушателей — хорошо вписывались в местную ментальность, так как публика принимала эти моменты с благосклонностью.
ВИДЕО: нарезка небольших фрагментов выступления Espoo Big Band на April Jazz 2018
httpv://www.youtube.com/watch?v=IjqtXA5uLv4

День второй. Часть 1: Острова и столица

На следующий день музыкальная активность для гостей фестиваля в Эспоо началась совсем не в Эспоо, а вовсе даже в Хельсинки, куда нас отвезти на встречу с джазовой и вообще музыкальной общественностью финской столицы. Впрочем, до этого мы посетили ещё Ханасаари — небольшой остров по дороге из Эспоо в Хельсинки: приморское шоссе 51 проложено прямо через цепь небольших островов, и на одном из них, рядом с центром джетбординга (новая спортивная дисциплина: стремительное перемещение по водной поверхности на устройстве с реактивным двигателем, засасывающим и выталкивающим воду), расположен Ханахольмен — центр шведской культуры в Финляндии.

В воде напротив здания центра возвышается жутковатое явление так называемого «современного искусства» — статуя «Свободное падение», символизирующая новые водные спортивные дисциплины, работы стокгольмского скульптора Анны Удденберг.

Финляндия до того, как стала в 1809 г. Великим Княжеством Финляндским в составе Российской империи, шесть столетий была частью Шведского королевства. Само название «Финляндия» — шведское: на языке коренного населения страна называется по-другому — Суоми. Много веков Швеция проводила в отношении Финляндии, особенно её прибрежных районов, политику активной колонизации. Только в позапрошлом столетии, после потери Финляндии, шведы стали уезжать отсюда — и сейчас в стране всего около шести процентов шведскоговорящего населения, хотя шведский язык сохраняет статус второго государственного и все надписи в публичных местах делаются на двух языках — финском и шведском. Поскольку наибольшая концентрация финских шведов наблюдается именно в прибрежных районах, как раз на берегу Финского залива и был организован центр шведской культуры — живописное и приятное место с приличным отелем, художественными выставками и массой культурных мероприятий.

Мы осмотрели его с интересом и поехали дальше на восток, в Хельсинки, в клуб Союза музыкантов — G Livelab.

Создатели этого небольшого (около ста мест) музыкального пространства поставили перед собой амбициозную цель: сделать клуб, в котором всё будет устроено так, как хотели бы сами музыканты. На выходе имеем великолепную акустическую отделку (проект компании Akukon Oy), роскошную звуковую систему (в зал направлены дорогущие акустические блоки финского производителя «высокого звука» Genelec), ярчайший живой звук (ну, правда, только для малых составов, в идеале — максимум секстет-септет) и довольно утилитарную слушательскую зону — тесно стоящие маленькие квадратные железные столики и тяжёлые железные стулья. Сразу видно, что главные в этом зале — музыканты, а не публика, которая должна приходить не есть-пить-общаться, а, простите за мой турецкий, кайфовать от того, что допущена в музыкантскую лабораторию великолепного саунда.

Проверить качества этого саунда мы смогли благодаря трио, которое возглавляет всё тот же трубач Юкка Эскола — его мы уже видели в составе Биг-бэнда Эспоо. Jukka Eskola Soul Trio, в полном соответствии с названием, играют упругий соул-джаз в манере 1960-х — одновременно старомодно-аутентичный, по-современному упругий и постмодернистски-ироничный. Что ж: звучит хорошо! То, что вы видите в этой съёмке, снято фотоаппаратом Olympus, и звук записан непосредственно на микрофон фотокамеры, что называется, «через воздух».
ВИДЕО: Jukka Eskola Soul Trio «Martha’s New Moment»
httpv://www.youtube.com/watch?v=wKKcJgioGOA

После трио Эскола на сцену клуба ненадолго вышел известный финский пианист Ийро Рантала (Iiro Rantala), чтобы разрекламировать установленный в клубе рояль. «Фациоли» — относительно новая (основана в 1981) итальянская компания по производству фортепиано: в G Livelab установлена модель Fazioli 228 — малый концертный рояль (semi-concert grand piano) длиной 228 см. Ийро — один из самых именитых финских джазменов: начиная с первой половины 90-х, его альбомы выходили на авторитетных американских (EmArcy Records, Blue Note) и европейских (ACT) фирмах грамзаписи. Классически подготовленный пианист, ушедший в джазовую импровизацию (своего рода финский Даниил Крамер, хе-хе), он известен крайне агрессивной и виртуозной манерой игры — что ещё раз доказал в «Джи Лайвлаб», сыграв на действительно замечательном рояле бурную пьесу «Freedom» со своего нового альбома «Mozart, Bernstein, Lennon», который выходил на ACT буквально в тот же день.

День второй. Часть 2: пограничники и хранители огня

Первый вечерний концерт в зале Sello Hall давала финско-шведская группа Elifantree — такая же эклектичная, непростая и экзотичная, как её состав. Вокалистка Анни Элиф Эгеджиоглу (Anni Elif Eğecioğlu) — сложного турецко-шведского происхождения, но живёт уже много лет в Хельсинки; на сцене она не только поёт, но и играет на синтезаторе. Саксофонист Паули Люютинен (Pauli Lyytinen) вообще-то на сцене начинает играть на саксофоне не сразу, а сначала заявляет себя как оператор драм-машины и солист на EWI (электронном духовом инструменте, т. е. синтезаторе, который управляется не клавишами, а духовым контроллером) и только со второго номера программы берёт в руки собственно саксофон — причём и на нём сначала солирует электронно обработанным звуком, напоминающим что угодно, только не саксофон; и, наконец, когда в четвёртом номере наконец звучит живой саксофон, выясняется, что играет он… так себе. Третий же участник коллектива — один из самых востребованных джазовых барабанщиков Финляндии, Олави Лоухивуори (Olavi Louhivuori), известный по работе с Томашем Станько, Мэрилин Криспелл, Юккой Перко и другими именитыми артистами современного джаза. И…

Два года назад в репортаже с Тронхеймского джаз-фестиваля в Норвегии  автор этих строк написал, что

…шёл на концерт Elifantree с надеждой услышать что-то совсем свежее и необычное — и так оно, в целом, и оказалось, вот только свою терпимость к беспощадно громкой рок-музыке корреспондент явно переоценил.

В принципе, за два года произошло не так много изменений. Ну да, это сейчас не совсем рок. То, что теперь играет группа — скорее, смесь европейского электропопа 1980-х (помните Matia Bazaar?) и некоторых пограничных форм между джаз-роком и прог-роком. Возможно, в 1986 это прозвучало бы «на ура». Но прошло довольно много времени… Впрочем, в каждом поколении музыкантов за последние полвека всегда были люди, вытаскивавшие на поверхность идеи 30-летней давности и делавшие из них стилизации на высоком исполнительском уровне. Соединение стилистики прог-рока каких-нибудь Rush c манерным синти-попом а-ля Matia Bazaar, перемежаемое импровизационными соло — в принципе, не худший вариант. Просто это довольно скучно. Доминирование синтетической электроники над остатками звучания живых инструментов приводят к тому, что динамика и, следовательно, выразительность игры практически отсутствуют. Всё это просто очень однообразно, и абстрактные узоры либо печальные образы живой природы в видеопроекции над сценой дело не спасают. В общем, долго ли, коротко ли — сбежал ваш корреспондент с концерта Elifantree и на этот раз.

Мне требовалось резко переключить впечатления, а других концертов финских артистов в этот момент не было: к моменту, когда мы добрались до культурного центра Тапиола, концерт вокальной группы Club For Five + уже закончился, и ваш корреспондент с чистым сердцем отправился в Cafè Louhi припасть к живительному источнику современной нью-йоркской джазовой сцены: там играл трубач Амброуз Акинмусире (Ambrose Akinmusire). Он приехал со своим нынешним квартетом, в который входят пианист Сэм Харрис (Sam Harris), басист Хариш Рагава (Harish Raghava) и барабанщик Джастин Браун (Justin Brown).

36-летний Акинмусире (ударение в его фамилии падает на звук «у») — родом из Окленда, штат Калифорния, где он учился в знаменитой школе Беркли (не путать с бостонским музыкальным колледжем Бёркли) — Berkeley High School, одной из немногих в США средних школ, где существует эффективная программа обучения детей джазу. Там он попал в поле зрения знаменитого саксофониста Стива Коулмана, приезжавшего с мастер-классом, и тот ввёл юного трубача в джазовый мир. Победив в 2007 г. в конкурсе им. Телониуса Монка, Амброуз поселился в Нью-Йорке и в 2011 г. выпустил первый альбом на легендарном лейбле Blue Note, куда его привёл лично президент лейбла, ныне уже, к сожалению, покойный Брюс Ландвалл. Его нынешние басист и барабанщик, кстати, работают с ним с тех самых пор — они оба записаны на обоих его студийных альбомах, которым он дал сложные названия «When the Heart Emerges Glistening» («Когда сердце испускает сверкание», 2011) и «The Imagined Savior is Far Easier to Paint» («Воображаемого спасителя намного проще нарисовать», 2014), а на двойном концертном альбоме «A Rift in Decorum» («Трещина в благопристойности»), записанном в клубе Village Vanguard в прошлом году, вместе с ними играет уже и пианист Харрис. Что же показало это блестящее новое поколение современного джаза из столицы мировой мэйнстримной сцены?

Сложные грувы, построенные на нечётном встречном движении ровного, почти метрономического риффа фортепиано и достаточно свободной ритм-секции.

Баллада, в которой труба из среднего регистра в меланхоличном меццо-форте вдруг то испускает тонкий, задумчивый стон вверху диапазона, то мощно выкрикивает несколько нот, прежде чем вернуться к сдержанным динамическим значениям.

Бескомпромиссно радикальная пьеса, в духе «In C» Терри Райли, только не в до-мажоре, а, кажется, в ре-бемоль мажор — построенная на мелодическом вращении около одной и той же ноты, вокруг которой очень неспешно (несмотря на лихорадочность ритмического рисунка) развивается хорошо продуманная импровизация.

Встык за ней — драматичная баллада вполне в русле европейского романтизма…

И всё это — на ошеломляющем уровне даже не техники игры, с техникой игры в наше время у многих всё в порядке; здесь ошеломляет прежде всего уровень ритмической свободы, невероятная хлёсткая гибкость в обращении с мельчайшими длительностями — то есть то самое, из чего складывается свинг и чем звучание современного джаза из Нью-Йорка настолько отличается от игры джазменов из других частей света.

Предыдущим вечером в баре отеля гости фестиваля слушали джем-сешн, на котором финские музыканты отлично играли хрестоматийные джазовые стандарты, демонстрируя превосходную выучку и знание джазового языка, верность корням джаза — всё то, что в их собственной музыке не всегда бывает очевидно. И вот контраст между мастеровитым бибоповым джемом в отеле и концертом американского квартета оказался таков, что хочешь, не хочешь — а понимаешь, насколько огромна дистанция между пусть блестящим, но школярским воспроизведением канона и современным передовым нью-йоркским джазом, впитывающим всевозможные влияния из разных видов современной музыки, в том числе композиторской. Пусть, наверное, финские и вообще европейские музыканты демонстрируют верность корням на джемах, а на концертах играют свою, европейскую музыку. Это у них получается органичнее. А современный американский джаз оставим современным американцам.
ВИДЕО: та самая бескомпромиссно радикальная пьеса Амброуза Акинмусире — «Milky Pete»
httpv://www.youtube.com/watch?v=ePxTcU0ZGBM

День третий. Лес, два музея, громкий вой и импрессионизм

День 28 апреля оказался для вашего корреспондента последним на фестивале «Апрельский джаз» в Эспоо. В этот день до вечерней концертной программы нас ждали два специальных выездных концерта — оба в музеях, но очень разных.

Финский природный центр Haltia, который я уже упоминал — своего рода музей финской природы посреди самой финской природы. Сначала нас, гостей фестиваля, собрали в нескольких сотнях метров от центра Халтиа — в самом что ни на есть настоящем финском лесу, представляющем собой окраину национального парка Нууксио, зелёных лёгких финского столичного региона.

Там нам рассказали о работе национального парка, показали финские туристические тропы, финскую подвесную палатку, приветливо трещащий финский туристический костёр, угостили финским кофе из настоящего финского походного котла (спасибо, но любовь вашего корреспондента к итальянскому кофе осталась непоколебленной) и финскими походными плюшками. Плюшки оказались хороши и состояли преимущественно из многочисленных деликатесных углеводов.

Затем мы отправились в собственно центр Халтиа — первое в Финляндии полностью деревянное общественное здание: не традиционное деревянное, а современное, технологичное, выстроенное в соответствии с определённой философией под руководством крупного архитектора Райнера Махламяки. Внутри имеет место интересная экспозиция, посвящённая финской природе (болота, озёра, леса, тундра, вот это всё). Экспозиция снабжена подробными пояснениями философии создателей музея и почему этот музей природы с неизбежными муляжами «биоценозов» и чучелами животных отличается от других музеев природы с муляжами и чучелами.

Здесь есть даже чучело медведя: для знакомства с чучелом нужно проползти на карачках по узкому лазу и оказаться в крошечной комнатке с притушенным светом, которая призвана изображать медвежью берлогу. Чучело не просто лежит там, делая вид, что спит: у него приподнимаются бока, как будто медведь дышит, и время от времени звучит фонограмма сонного медвежьего рычания. Нет, гордо поясняют создатели музея, мы не в коем случае не стали бы специально убивать медведя для музея — но так получилось, что эта медведица-трёхлетка сама очень удобно попала под автомобиль на трассе. Кстати, да: несмотря на близость города, в национальном парке есть несколько медведей, и нам у лесного костра не преминули с деревенской хитрецой сообщить, что одного из них сегодня видели в парке и лучше бы нам далеко от костра не отходить.

Но, конечно, главная цель нашего посещения Халтии заключалась вовсе не в знакомстве с чучелом невинноубиенной медведицы: мы приехали на концерт — один из двух специальных концертов фестиваля, представленных в этом году на музейных площадках. Мы слушали ансамбль с непростым названием Maakuntalaulu-uudistus: примерно это можно перевести как «Реформа региональных песен».

И будьте уверены, трио саксофониста Микко Иннанена (сопранино, альт и баритон) с барабанщиком Микой Калио и тубистом Петри Кескитало именно это и играет — народные песни из разных регионов Финляндии, изложенные в слегка ироничном, но и по-северному серьёзном этно-джазовом духе с упором на плясовую экстатичность более быстрых номеров и медитативную раздумчивость номеров более медленного темпа.

Всё это происходило на фоне впечатляющих видеозарисовок финской природы: на панорамном видеоэкране за спинами музыкантов ревели водопады, прыгали зайцы, бегали по снегу лисы или мирно плавали в озёрах лебеди.
ВИДЕО: «Маакунталау-уудистус» в центре финской природы Халтиа
httpv://www.youtube.com/watch?v=n6LmJLEaj2w

Следующий специальный фестивальный концерт представил расположенный в Эспоо Музей современного искусства — EMMA (это и расшифровывается как Espoo Museum of Modern Art), уважаемый и известный на национальном уровне: он даже был провозглашён в Финляндии лучшим музеем 2018 года. Центральным артистом этого концерта был заявлен ветеран новоджазовой сцены — родившийся в США в 1956 г. (его мать — американская актриса русско-финского происхождения Тайна Эльг), переселившийся в Финляндию уже юношей в 70-е годы и в 2001 переехавший в Нью-Йорк электрогитарист Рауль Бьоркенхайм (Raoul Björkenheim). По факту на скромной сцене была целая сборная финского «нового джаза», в которой выделялся один из первопроходцев джазового авангарда на земле Суоми — 82-летний саксофонист Юхани «Юнну» Аалтонен (Juhani “Junnu” Aaltonen). Оба, Бьоркенхайм и Аалтонен, в разные годы работали с покойным ныне патриархом финского фри-джаза, первым финном-импровизатором, достигшим международного признания — барабанщиком Эдвардом Весала. Третий видный участник ансамбля, 40-летний трубач Вернери Похьола (Verneri Pohjola), по возрасту не успел поиграть с Весала (который умер в 1999-м), но зато сам по себе принадлежит всё к той же немногочисленной когорте финских музыкантов, добившихся международной известности. Его сольные альбомы выходят на европейских лейблах ACT и Edition, а в записи его дебютного альбома «Aurora» (ACT, 2009) участвовал Аалтонен (а также, кстати, отец Вернери — бас-гитарист Пекка Похьола, в 1970-е игравший прог-рок с Майком Олдфилдом). Ритм-секция — басист Йори Хухтала (Jori Huhtala), который играет у Бьоркехайма также и в другом проекте, Ecstacy, и барабанщик Тату Рёнккё (Tatu Rönkkö) — не так известна, но старается изо всех сил.

Рауль Бьоркенхайм начал концерт дуэтом с контрабасистом с того, что я не побоюсь обозначить словом, которым в ленинградском джазовом сообществе когда-то называли фри-джаз: с «собаки». Согласно покойному питерскому джазовому продюсеру Натану Лейтесу, «собака» бывает двух видов: «собака учёная» (это когда свободная импровизация развивается на основе выписанного нотного текста, как правило — довольно хитроумного, с применением композиторских техник) и «собака дикая» (это когда импровизация просто свободная). Так вот концерт начался с «дикой собаки» — настолько дикой, что музыканты даже призвали публику выть вместе с ними. Я не шучу. Именно выть. И публика с радостью завыла. Тут к басисту и гитаристу присоединились остальные три участника ансамбля. Рёв гитары, вой собаки… Приливы и отливы, крещендо и диминуэндо, замедления и ускорения. Старомодный как «Аполлон-13», надёжный как скала, консервативный как инквизиция европейский фри-джаз. Временами он достигал высоких показателей «собаки учёной»: для ознакомления наших читателей с музейным финским «фри» предлагаю совместно засмотреть около 15 минут видео, снятого вашим корреспондентом в музее «ЭММА». Если досмотрели до конца, вам уже ничего не страшно, можете идти на концерт фри-джаза и получать от него удовольствие!
ВИДЕО: Рауль Бьоркенхайм и его соратники — специальный концерт в EMMA
httpv://www.youtube.com/watch?v=afKG3ZEGDVI

Вернувшись в отель, ваш корреспондент обнаружил, что на площадке вечерних джемов идёт одно из мероприятий дневной образовательной программы фестиваля — мастер-класс известнейшего скандинавского джазмена, шведского пианиста Бобо Стенсона. Маэстро, сидя за роялем, добродушно общался со студенческой аудиторией на английском языке, рассказывая истории из своей продолжительной творческой жизни.

Но тем временем подоспела пора отправляться в большой зал культурного центра Тапиола, где играл финский ансамбль Ilmiliekki Quartet: — и выяснилось, что часть артистов, собственно, тоже переместилась сюда из музея «ЭММА»: в состав «Квартета Ильмилиекки» входят упомянутые выше трубач Вернери Похьола (Verneri Pohjola) и басист Йори Хухтала (Jori Huhtala), плюс пианист Туомо Пряттяля (Tuomo Prättälä) и один из самых известных в мире финских барабанщиков нового поколения — 36-летний Олави Лоухивуори (Olavi Louhivuori).

Квартет работает вместе с 2002 и уже дважды выступал на фестивале в Эспоо — правда, давно (2005 и 2006) и с другим басистом. То было время стремительного взлёта молодого ансамбля к известности. Участникам было тогда 20-25 лет, они только что собрали свой первый профессиональный ансамбль, выиграли скандинавский молодёжный джазовый конкурс Young Nordic Jazz Comets и после выхода в 2003 г. их первого совместного альбома с характерным названием «March of the Alpha Males» («Марш альфа-самцов») получили от всевозможных культурных институций в Финляндии массу почётных званий и наград.

Прошло полтора десятилетия. С 2009 г. трио держало «творческую паузу». Молодые музыканты — теперь уже мастера и лидеры: у каждого есть собственный ансамбль, трубач Похьола, как я уже докладывал, записывается как лидер на ACT и Edition, а барабанщик Лоухивуори успел поработать с самим Томашем Станько, самым известным в Европе польским джазовым трубачом, и записаться с ним на ECM (успешный альбом 2009 г. «Очи чёрные» — «Dark Eyes»). Да, несколькими абзацами выше я не вполне почтительно отозвался об одном из проектов с участием Лоухивуори, участвовавшем в этом же фестивале — группе Elifantree; но это не значит, что любой проект с его участием настолько же эклектичен и невыразителен. Напротив!

Близкий по стилю к эстетике ЕСМ, квартет задекларировал эту стилистику с первых нот своего выступления: длинные печальные ноты, неспешные темпы, сознательно создаваемое ощущение обширного звукового пространства… Послушав звуковую ткань квартета несколько минут, я в очередной раз понимаю, почему Лоухивуори так востребован: у него очень тонкая работа с мелкими длительностями, он играет на барабанах ритмически, но и мелодически в то же время — по знаменитому определению Эрика Долфи, «не отсчитывает такт, а играет ритм». Это прекрасно работает в сочетании с сильным влиянием академической классики у пианиста Пряттяля и интересным мелодическим мышлением трубача Похьола, который умеет рассказать свою мелодическую историю самыми разнообразными средствами. Бывает, что он в пределах одного высказывания, даже одной фразы выразительно интонирует мелодические линии во впечатляющем динамическом диапазоне от матового, даже тусклого «пиано» до двух «форте» ослепительных, режущих вскриков трубы, на которые тут же реагируют барабаны Лоухивуори. Запомнилась мощная пьеса «He reminds me of Pete Henry», в которой тема (и затем импровизация) излагалась преимущественно ровными 16-ми нотами (то есть очень мелкими длительностями), и противоположная ей по настроению медитативная «Afterimage». Это было гораздо более абстрактное полотно, начавшееся звуками «подготовленного» рояля — т. е. инструмента, на струнах которого предварительно разложены различные мелкие предметы, дрожание и дребезжание которых от вибрации струн создаёт массу дополнительных эффектов звучания фортепиано. Затем развернулась красивая медленная мелодия с аккомпанементом ad lib — длинными цепочками свободных нот у баса и барабанов по перкуссионному типу (вообще в игре Лоухивуори много от академической перкуссии) — а после соло ударных, целиком сыгранного не палочками, а дающими глухой, тусклый звук колотушками, ансамбль пустился в большой эпизод свободной импровизации, который, тем не менее, трудно было назвать фри-джазом: в нём господствовал старомодный, романтичный северный прохладный мелодизм. В этом же ключе прозвучала и ешё одна запоминающаяся пьеса, написанная не Похьола, а пианистом Туомо Пряттяля — «Ravelogue», название которой, переделанное из английского слова «travelogue», т. е. путевой дневник, явно отсылало к наследию великого французского композитора-импрессиониста Мориса Равеля. Да, импрессионизм: пожалуй, это направление академической музыки, сложившееся во Франции в последней четверти позапрошлого столетия, в европейском джазе отзывается влияниями до сих пор. Не удивительно, что европейские и даже американские джазмены до сих пор много и плодотворно обращаются к творческим находкам ведущих импрессионистов в музыке: Равеля, Клода Дебюсси и Эрика Сати.

Впрочем, наследие Сати (1866-1925) шире, чем только импрессионизм. Его находки лежат в основе множества направлений европейской музыки прошлого столетия: импрессионисты, конструктивисты, неоклассицисты, минималисты — все они щедро черпали у Сати. К Сати обратился и последний артист, которого вашему корреспонденту удалось услышать на фестивале «Апрельский джаз» 2018 года — шведский пианист Бобо Стенсон, тот самый, кусочек мастер-класса которого я застал днём того же дня на джемовой площадке в отеле «Тапиола Гарден» (подробнее об артисте см. интервью с ним от 2008 г.). На этом концерте Bobo Stenson Trio состояло, помимо самого маэстро, из контрабасиста Андерса Йормина (Anders Jormin) и барабанщика Йона Фельта (Jon Fält). Экономная, сдержанная игра Стенсона, его матовое туше и умение крайне скупыми средствами создать ощущение эмоциональных подъёмов и спадов, конечно, до сих пор знают мало равных в европейском джазе, хотя 73-летний мастер на этом концерте играл даже сдержаннее, чем в прошлые десятилетия в ансамблях Яна Гарбарека, Чарлза Ллойда или Томаша Станько или чем когда я видел его с трио (там тоже был барабанщик Фельт, но участвовал другой контрабасист) на Белградском джаз-фестивале в 2007 г.

Таким вашему корреспонденту открылся 32-1 фестиваль April Jazz в Эспоо, Финляндия. Браво, Матти Лаппалайнен, продюсер Педро Эрреро и вся команда фестиваля! Это был отличный праздник музыки, и его необычный статус крупнейшего в столичном регионе Финляндии, но проходящего фактически на окраине столицы страны джазового фестиваля не может затушевать его значимость для финской музыкальной сцены.