Интервью «Джаз.Ру». Продюсер Николай Богайчук: о музыке с радостью и любовью

Это интервью было сделано для бумажного «Джаз.Ру», когда Николай Богайчук отмечал 50-летие. Мы с удовольствием делаем его достоянием сетевого читателя пять лет спустя, когда послужной список Биг Ника пополнился новыми десятками новых альбомов российских музыкантов, которые он спродюсировал. Из новых достижений Биг Ника отметим работу над первым за 20 лет студийным альбомом народного артиста России гитариста Алексея Кузнецова (см. «Легенда отечественного джаза гитарист Алексей Кузнецов: идёт работа над новым студийным альбомом!», июнь 2017).  Кроме того, вспомним и два проекта, не имеющих прямого отношения к изданию новых альбомов: см.  наши публикации «Ночной концерт в честь 95-летия отечественного джаза прошёл в Московском метро» (октябрь 2017) и «Продюсер Николай Богайчук представляет в клубе «Эссе» субботние программы «Джаз винтаж винил»». Уверены, что Николай Николаевич готовит много новых интересных проектов!

Текст актуализирован для 2018 г.

12 июня исполняется 55 лет человеку, без которого жизнь московского джазового сообщества была бы гораздо беднее событиями. В России не так много продюсеров, которые занимаются преимущественно джазовыми записями. Точнее, их считанные единицы. Николай Богайчук, известный джазовой Москве как Big Nick — из этого числа. Ещё в конце 1990-х на выпускавшем тогда довольно много джазовых релизов лейбле Boheme Music значительная часть дисков, прежде всего — переизданий советской джазовой классики, была спродюсирована именно им. В 2000-е он, как продюсер-фрилансер, готовил и выпускал многочисленные альбомы для множества московских лейблов и отдельных музыкантов. А теперь он — исполнительный продюсер издательства ArtBeat Music, работающего в составе Фонда поддержки инструментальной музыки ArtBeat.

Строго говоря, интервью Биг Ника стопоцентно ложилось бы в нашу старую рубрику «Джазанутые», в которой бумажная версия «Джаз.Ру» время от времени представляла людей, живущих джазом, работающих с джазом, но при этом не играющих джаз — людей из нашей немногочисленной джазовой индустрии, в которой можно выжить и добиться успеха только в том случае, если ты действительно, так сказать, на всю голову «джазанутый»…

— Я себя считаю несерьёзным человеком. Если бы я серьёзно относился к тому, чем я занимаюсь, — я, наверное, вообще не состоялся бы, я серьёзно говорю. Когда я смотрю на своих коллег, я понимаю, что это серьёзные люди, что они делают какое-то глобальное, колоссальное дело. А я всё делаю просто в радость.

Притом я, наверное, самый великий дилетант в джазе. Я это опять-таки говорю абсолютно серьёзно. Потому что я не могу и не хочу разбирать музыку по косточкам, я не люблю давать оценки: кто, как и почему сыграл какое соло, почему это так, какие-то там остинато, доминанты и тому подобное — для меня это тёмный лес. Я просто воспринимаю музыку и музыкантов на уровне «это близко мне или не близко». Если я чего-то не понимаю, но чувствую, что передо мной стоит глыба… хоть это меня и не трогает — то, видимо, я просто к этому не готов. Я этого никогда не скрываю.

Как всё начиналось? Начиналось это всё с того места, где я родился. Город, который называется Артёмовск, уже содержит в себе «арт» — искусство. Раньше он назывался Бахмут. Опять прямая отсылка к музыке, к Баху, да? Там я впервые услышал Майлза Дэйвиса, там я впервые услышал Джона Колтрейна… Но и до Дэйвиса, и до Колтрейна, как ни странно, был Алексей Козлов.

До всего этого конечно, была поп-музыка, глэм-рок, рок-н-ролл, хард-рок, пластинки… Точнее, сначала бобины. Чёрно-белые фотографии с изображением каких-то людей-инопланетян, футуристические картины — переснятые обложки пластинок. До сих пор помню и люблю образы, созданные этими фотографиями…

А джаз для меня начался с Козлова, хотя сам Алексей Семёнович мне неоднократно говорил, что он не играет джаз в чистом виде, что всю жизнь играл музыку на стыке жанров и стилей, делает то, что ему по-настоящему интересно. И я, наверное, стараюсь делать так же.

Первое серьёзное впечатление из того, что можно стилистически отнести к джазу, была именно пластинка Козлова — ансамбль «Арсенал», альбом «Второе дыхание».
СЛУШАЕМ: Алексей Козлов и «Арсенал» — «Второе дыхание» (с альбома «Второе дыхание», 1984 г.)
httpv://www.youtube.com/watch?v=CPgqj3LOU0E

С этой пластинки начался интерес к собиранию джазовых альбомов, который передался мне, наверное, генетически, от отца: у него была колоссальная по тем временам коллекция пластинок на 78 оборотов, и он с удовольствием слушал Утёсова, Шульженко, Вадима Козина… Наверняка были у него и записи оркестров Иосифа Вайнштейна, Александра Цфасмана, просто я тогда этого не понимал, оно у отца играло себе… Но особую радость доставляло мне ходить в городской универмаг. Там на первом этаже был отдел грампластинок, и для меня это был целый культ. Мне было лет семь-восемь. Я приходил туда, становился перед прилавком, погружался в магию стоящих на полках конвертов и просил девушку поставить одну — тогда можно было послушать в магазине пластинки; она ставила пластинку… Ни с чем не могу это сравнить.

ДАЛЕЕ: продолжение интервью Николая Богайчука 

С шестого по восьмой класс слушание музыки, её перезапись и обмен «плёнками» занимали у меня всё свободное от школы и игры в футбол время. А в техникуме у меня стали появляться первые записи джаз-рока и фьюжн на бобинах, благодаря тому, что сравнительно недалеко от Артёмовска были два портовых города, Жданов (нынешний Мариуполь) и Одесса с их барахолками. Джино Ванелли, Джордж Бенсон, Куинси Джонс, Chicago, Blood, Sweet & Tears… А серьёзное погружение началось значительно позже. Толчок к нему дала пластинка Джона Колтрейна «Ballads». Я её до сих пор считаю своей самой любимой пластинкой, и эти тридцать две минуты, сколько она идёт, готов слушать по кругу… Я коллекционер, как ты знаешь, и у меня есть копий шесть, наверное, этой пластинки в разных изданиях, и я не могу себе отказать в удовольствии слушать их, потому что эта пластинка очень много значит для меня.
СЛУШАЕМ: John Coltrane Quartet «Ballads» (1963)
httpv://www.youtube.com/watch?v=8rOMV0A5jd0

Благодаря этой пластинке я начал слушать эту музыку, начал знакомиться, читать — тогда ещё не было интернета, поэтому всё приходило от моих старших товарищей. Они открывали мне этот мир. Я благодарен им за то, что, в отличие от сегодняшних отношений, где всё выстроено на коммерции — у нас такого не было. Если человек чем-то интересовался, ему это было интересно — ему это давали: переписывали, рассказывали, показывали. Так всё и началось.

В 16 лет я стал профессиональным диджеем. Тогда такого слова, правда, ещё не было. Но мои друзья организовали дискотеку. Тогда всех накрыло диско, это был 1979, 80-й год. Мой товарищ, который в тот момент был ещё и моим преподавателем по химии в техникуме — Володя Каплун, дай Бог ему здоровья — допустил в святая святых, открыл мне массу музыки, которой я не знал и не узнал бы, если бы не он. И не только диско. Сам он был настоящим поклонником группы Yes, обожал Gentle Giant и всё, что вокруг — Genesis, Jethro Tull, любил обработки классической музыки в исполнении Ekseption и других. Он мне открыл и этот мир, в который я влюбился.

Это я потом понял, что всё это впитывалось: ведь практически во всех диско-пластинках, если мы внимательно их посмотрим, все партии труб, саксофонов, все партии гитар и так далее играли джазовые музыканты, которые работали на студиях. Много лет спустя смотришь пластинку, уже осознавая — а там, например, Чак Финдли или Билл Уотрус, джазмены — студийные музыканты…

После армии я опять стал диджеем. В этой дискотеке, «Орбита» (слышишь созвучие с «АртБитом»?), так получилось, я был уже «первым номером», мы даже получали какие-то премии от комсомола, однажды стали лучшей дискотекой Донецкой области…

В конце 80-х началось развитие кабельного телевидения, и я попал на артёмовский кабельный канал «Элита». Это только звучало громко, «телеканал», а делалось на коленке. Из Венгрии вывели воинскую часть, и у них была полностью готовая телестудия, с профессиональным пультом, видеокамерой и так далее. Единственное, эта студия не могла вещать в эфире, нужно было возить каждый раз на транслятор видеокассеты. А кассеты нужно было записывать… Собралась маленькая инициативная группа «технарей», я пришёл туда и говорю: «А давайте я буду делать программы о музыке. У меня есть товарищ, а у него — спутниковая антенна, он постоянно смотрит «вражеские» телеканалы. Мы оттуда будем записывать музыку, а я буду о ней рассказывать. Сложности никакой нет, нужно просто перебивки делать между двумя произведениями, надо знать исполнителя и примерно понимать, о чём он поёт, и делать какую-то подводку».

И когда я начал это делать, откуда-то начали, кроме качественной западной попсы, возникать джазовые фрагменты. В телевизорах Артёмовска появились Пэт Мэтини, Эл Джарро, Майкл Фрэнкс, Yellowjackets… Потом судьба мне подарила Виктора Дубильера. Это человек, которого я считаю своим учителем, во многих смыслах. Он в своё время организовал и проводил в Донецке джазовый фестиваль — я тогда ещё пешком под стол ходил. Мы с ним познакомились в Донецке, и скоро я начал ездить к нему домой, у него было колоссальное количество и записей, и видео… Скоро дошло до того, что Виктор начал давать мне целые концерты. Помню, например, я поставил в эфир концерт памяти Несухи Эртегуна на фестивале в Монтрё… Это фантастика была какая-то — ко мне на улице или в транспорте подходили незнакомые люди, благодарили за музыку, которая появлялась в моей программе «Окно» и о которой они раньше понятия не имели.

И вот тогда джаз пошёл… Когда ты с этим работаешь, когда ты это пересматриваешь по нескольку раз — ты в это влюбляешься, ты начинаешь этим жить, тебе становится интересно.

Буквально в это же время благодаря нашему киевскому товарищу, ныне покойному уже бас-гитаристу Саше Нестерову мы получили целую коллекцию записей лейбла ECM: Джон Аберкромби, Терье Рипдал, Ян Гарбарек, Пэт Мэтини... Было ощущение, что какой-то канал открылся! Кит Джаретт — до этого у нас его просто никто не знал…

Потом наступил бардак, разброд, Артёмовское телевидение превратилось в одну большую программу музыкальных поздравлений, и у меня наступило время дикого безденежья и переосмысления жизни. И вдруг чудесным образом я оказался в Москве и, после некоторого периода становления, стал музыкальным директором клуба «Метро-Экспресс», который находился рядом с метро Бауманская. С осени1994 года это было единственное место в Москве, где на хорошей аппаратуре играли джаз. Там постоянно выступали Сергей Манукян, Вячеслав Горский — и Алексей Семёнович Козлов с новым «Арсеналом».

Алексея Семёновича я считаю своим крёстным отцом, своим настоящим учителем и наставником. Он не водил меня за руку, не рассказывал мне, что нужно делать, как писать, как строить — со своими жизненными принципами, своими делами, своим отношением к тому, чем и как он занималтся, он стал моим «гуру» — как до этого Дубильер, Каплун и другие старшие товарищи…

Благодаря Алексею Семёновичу я начал заниматься издательско-продюсерской деятельностью. Я никогда не думал, даже не мечтал, что буду этим заниматься. Ведь для того, чтобы поддержать штаны после того, как клуб «Метро-Экспресс» закрылся, я ушёл работать продавцом-консультантом сначала в один магазин по продаже компакт-дисков, потом в другой, где доработался до управляющего. Была даже легендарная «Горбушка».

А потом наступило время «Правительства звука». Это были два серьёзных магазина, на Ленинском и на Кутузовском проспекте, с обширной респектабельной клиентурой. Думаю, что я помог собрать многим людям в Москве (и не только!) хорошие коллекции. Всё это время я поддерживал отношения с Алексеем Семеновичем: он начал в это время писать труды просветительского характера и время от времени мне звонил и спрашивал какие-то вещи, потому что, например, этап так называемой «новой волны», конец 70-х и практически все 80-е, и большую часть 90-х я хорошо знал, ведь я крутил эту музыку в дискотеках, продавал её в «Правительстве звука». Я его, так сказать, консультировал по этой музыке. Потом я на непродолжительное время стал директором дуэта Алексей Козлов — Вячеслав Горский, который играл интересную программу: обработки классических произведений для рояля и саксофона. Их приглашали в основном на солидные, камерные, цивильные площадки. Например, мы впервые организовали джазовый концерт в Театре современной пьесы на Трубной, и это был как раз концерт этого дуэта.

А потом, в 1997 г., Алексей Семёныч позвонил и сказал: Коля, вы знаете, есть такая компания, они хотят выпустить записи «Арсенала». Не могли бы вы стать моим доверенным лицом в этом проекте? Мне, сказал он, самому не с руки, но там много аспектов, которые должен вести доверенный человек. А на тот момент у Козлова было очередное восстановление «Арсенала», очень много репетиций и т.п. И я поехал в эту компанию под названием «АйТи», где познакомился с удивительнейшим человеком по имени Тагир Яппаров. Это человек, влюблённый в джаз. У него крупная IT-компания, и при этом у него все стены в полках с джазовыми записями. Он сказал мне: у меня есть мечта сделать лейбл, и при этом у нас есть бренд «Арсенал», и поэтому… — у них действительно был бренд «Арсенал», который занимался разработкой программного обеспечения для компьютеров — …поэтому мы хотим начать с выпуска записей ансамбля «Арсенал» Алексея Козлова.

Они хотели переиздать выходившие на «Мелодии» пластинки «Арсенала» в формате CD, потому что на тот момент таких переизданий ещё не было — кроме единственного CD-сборника, который купить было невозможно, потому что он шёл в комплекте с отечественным CD-проигрывателем «Вега»: с каждой «Вегой» всегда шёл один бесплатный диск. «АйТи» хотели выпустить сборник всех «мелодийных» записей на четырёх CD. Занималась этим канувшая затем в Лету компания RDM — она нужна была как издательство, потому что у «АйТи», по-моему, не была в уставе прописана издательская деятельность. Диски с трудом, но вышли, и в процессе работы над ними было решено создать компанию, которая бы занималась переизданием всего отечественного джаза, в том числе изданного на «Мелодии»…» И была создана компания Boheme Music.

Интересно, что название Boheme — это я подсказал. Её хотели назвать Bohemia. Помню, шло совещание, и я говорю: «Зачем Богемия? Это провинция в Чехии. А Boheme — название музыкальное, даже опера у Пуччини есть «La Bohème», то есть «Богема»…» Планов было громадьё. Я проработал там два года, и кое-что удалось сделать… Чудом, например, выпустили мы переиздание альбомов «Каданса» Германа Лукьянова. Это можно написать отдельную историю, как вышли все четыре пластинки «Каданса». До последнего момента никто не знал, что дисков будет два, и что в эти два диска будут уложены четыре «мелодийных» альбома. Хитрость была величайшая. Мы пообщались с Лукьяновым, он мне сказал: «Коля, нужно сделать всё, что угодно, чтобы альбомы вышли полностью; сокращать, делать из этого какую-то компиляцию я бы не хотел, там каждая пластинка — это период, это много что значит». А при переносе с винила, ты понимаешь, две пластинки аккурат входят на один компакт-диск. И поскольку «Мелодией» было выпущено четыре альбома «Каданса», я их и сделал в два CD, но я понимал, что это могли не пропустить, у руководства лейбла были немножко другие музыкальные вкусы. Поэтому я выбрал два довольно-таки коммерческих произведения, чтобы показать, что такое «Каданс»; разговор был сначала об одной пластинке, потом мы тихонечко сделали две… поскольку в «Богеме» присутствовал некий дух авантюризма и дилетантизма, у всех, включая твоего покорного слугу… И всё-таки мы это успели сделать.

Ранние записи Игоря Бриля успели выпустить… но жалею, что очень многое не вышло. Хотя, конечно, на «Богеме» вышла гениальная пластинка Алекса Ростоцкого с Владимиром Данилиным и Алексеем Кузнецовым («Once I Loved», 1999. — Ред.); это конечно, заслуга величайшая — то, что она была записана (продюсер Алекс Ростоцкий, звукорежиссёр Ольга Мошкова, запись 1998. — Ред.).

Я считаю просто потрясающим альбом Даниила Крамера («Imagine», 1999. — Ред.). До сих пор у Даниила Борисовича больше не вышло ничего на таком же уровне; даже винил, который я ему издал сейчас в компании «МируМир» — он тоже содержит большей частью записи того же времени, просто другие фонограммы.

Для меня «Богема» закончилась очень плачевно. Во-первых, когда ты полгода не получаешь зарплату за свой труд… Но это, как бы, Бог с ним. Но самое страшное, когда ты должен смотреть в глаза людям, которым обещан был выпуск диска. Это Леонид Аркадьевич Чижик, например… И наступает такой момент, когда ты понимаешь, что надо разрубить этот гордиев узел. Как раз ещё тогда настроение было такое: конец века… Я ушёл с Boheme Music под новый год, с девяносто девятого года на двухтысячный. Никто даже не поверил в это, они подумали, что это какие-то игрушки. А я тогда просто рубанул — и всё. Ушёл в никуда, и такой кайф был, такое состояние свободы, но при этом и неприкаянности, и какое-то внутреннее желание кому-то что-то доказать — наверное, прежде всего, себе.

И тогда я взялся за этот труд самостоятельно. Придумал серию сборников «Советский джаз». Составил две компиляции, первая — авторские композиции… вот даже сейчас не могу сказать, по какому принципу она собиралась, не помню! Люди помогли, денег на издание дали. Вышла одна компиляция, хотя я собрал два сборника, и дальше была такая идея — переиздавать пластинки именно в «мелодийных» оформлениях, только издавать их на CD… Эталоном для меня были переиздания, которые в конце 80-х делал американский лейбл Mobile Fidelity. Но в конце концов вышел единственный сборник «Советский джаз», первая моя полностью самостоятельная работа.  Это был уже 2003 год. И остался у меня единственный экземпляр.

А сделано всё было серьёзно, финансировал проект довольно крупный банк, я лицензировал тогда в «Мелодии» все фонограммы, заплатил за них, Владимиру Лучину оплатил его архивные фотографии с правами, каждому музыканту звонил и согласовывал с ним включение трека в этот сборник. Это во времена повального пиратства! И потом за каждым бегал с диском, чтобы ему подарить. Такая была первая серьёзная продюсерская работа.

Как всё в нашей жизни, это просуществовало какое-то время, и уже на вторую пластинку «Советский джаз», к сожалению, денег не нашлось.

А потом появилась интересная возможность сотрудничества с «Мелодией». Там была уникальная женщина. Ещё во времена «Богемы» она работала на «Мелодии» редактором, звали её Надежда Курмашёва. Человеческий фактор очень важен. Надежда Фёдоровна — это был, конечно, уникальный человек. Она меня вывела на замдиректора «Мелодии», Сергея Александровича Вихолайнена, который решал все вопросы, касавшиеся фонограмм. Мы для них, конечно, были пешки, но к нам было человеческое отношение: я там часами просиживал. Вихолайнен спросил: «Коля, чего вы хотите?» Я говорю: «Сергей Александрович, а можно в коллектор попасть, почитать каталожные записи — не всё же издавалось? Какие-то записи не издавались, но хранятся. Мне старшие товарищи сказали». А на тот момент меня консультировали крупнейшие знатоки джазовых каталогов «Мелодии», коллекционеры: и Виктор Дубильер, и Владимир Корнеев. И я получил доступ, возможность смотреть документы и наличие оригиналов плёнок. Мне в этот период удавалось делать какие-то просто, я не знаю, афёры: например, вышла на «Богеме» пятидисковая серия, в которую вошли переиздания пластинок «Рэй Конифф в Москве», «Л.Субраманиам в Москве», «Дейв Брубек в Москве», «Фрэнсис Гойя в Москве» и пятая пластинка, я уже не помню какая. Это была чистая авантюра, но, одним словом, это вышло на «Богеме». Чудом, но вышло. Иметь в каталоге Дейва Брубека в Москве на CD… Это колоссально на тот момент. Как это мне в голову взбрело, я не знаю, но мы это выпустили. Единственное, что не удалось продавить — ну и Бог с ним — это авторские оригинальные обложки…

А потом, когда я уже ушёл из «Богемы», как ни странно, ко мне отношение на «Мелодии» сразу изменилось в лучшую сторону. Я получил уже слегка завуалированное предложение о том, что если я что-то решу выпускать просто так, сам по себе — то пожалуйста. И плодом этого стал сборник «Советский джаз», с которого я начал. Потом я выпустил на «Мелодии» пластинку пианиста Одиссея Богусевича («Joke», 2004. — Ред.), притом выпустил в революционном на тот момент оформлении: я одним из первых в этой стране сделал так называемый мини-винил — CD на чёрной пластмассе, с «рубцами», имитирующими звуковые дорожки.

И тут на «Мелодию» пришла новая команда. Мóлодежь пришла и пóдростки. Даже не буду называть фамилии, это не нужно. Позвонили мне, пригласили на переговоры, предложили, чтобы я им расписал некую программу джазовых изданий.

Вот здесь мы включились уже очень большим коллективом, потому что я позвонил Володе Корнееву, Андрею Гаврилову с SoLyd Records, тоже большому специалисту, консультировался ещё со многими людьми, и у каждого спрашивал: «Ребята, что нужно переиздать на «Мелодии» из советского джаза?». И в итоге я принёс на «Мелодию» общий труд. Идея была такая: к столетию советского джаза — сто джазовых пластинок, изданных один-в-один, как они выходили на «Мелодии»; единственное, сделать правильный перевод на английский, потому что все отмечали, что тот перевод, который был сделан для первых изданий, был довольно-таки смешным. Например, та же пластинка «Своими руками» ансамбля «Арсенал» была переведена как «Создано их руками». У меня до сих пор хранится документ, на котором стоят печать (!) «Мелодии» и подпись тогдашнего генерального директора, вот этот список из ста пластинок. Всё, начиная от записей довоенного джаза и заканчивая всей классикой 70-80-х — там и «Аллегро» Левиновского, и «Каданс» Лукьянова, и Раймонд Раубишко, и Тийт Паулус, и Трио Ганелина, и Валентина Пономарёва, и Сергей Курёхин даже туда попал (у него всё-таки была одна джазовая запись), и Анатолий Вапиров… Труд колоссальный…

Параллельно с этим удалось тогда, в 2004-м, сделать следующее: удалось выпустить альбом Георгия Гараняна «Весь это джаз» и Игоря Бриля — «Дорога без конца». И то, и другое — сборники. У Гараняна вошёл полностью «Лабиринт» 1974 года, все четыре трека, и отдельные треки секстета (с Алексеем Зубовым и Константином Бахолдиным) и квартета с Николаем Громиным — записи с фестивалей «Джаз-65» и «Джаз-67»…. Вышли «Сюиты» Александра Осейчука, работа скорее академическая, чем джазовая. Были сделаны разработки для Козлова и Кузнецова, даже обложки, но на этом всё и закончилось. «Мелодия» погрязла в бесконечных тяжбах за недвижимость, и сотрудничество с «Мелодией» у нас завершилось.

Потом наступило время частных проектов. Ну, например, Александр Викторович Осейчук. Ему я выпустил не знаю сколько пластинок. Был период, когда он каждый год выпускал по пластинке, приходил и говорил: «Коля, если не вы, то больше некому». Была, конечно, школа менеджеров «Арсенал», Виталий Булавин, удивительнейший человек, таким надо памятники ставить. С ним мы выпустили на тот момент практически все записи «Арсенала», и, кстати, «Мелодия» их бесплатно лицензировала — поклон им за это…

Потом был период, когда я вернулся в телевидение, работал на телеканале «Держава». Там я получил должность музыкального архивариуса, потом появилась возможность записывать и снимать православные хоры. Я начал тогда воцерковляться, и богослужебные песнопения открылись мне, как новый мир. Мне доверили тогда быть руководителем съемочной группы, и это было, конечно, потрясающее время. Но параллельно я всё равно кому-то что-то помогал выпускать — помню, например, позвонил мне пианист Евгений Гречищев, и мы выпустили с ним пластинку его ансамбля Moscow Jazz Passengers, «Океан», это, кажется, 2007 год (2005. — Ред.). Потом… Знаешь, я, наверное, разгильдяй в том плане, что я не собираю архив своих работ…
СЛУШАЕМ: Евгений Гречищев и Moscow Jazz Passengers — «Океан» (2005)

В общем, потом у нас произошла вдруг судьбоносная встреча с семейством Бриль. Ещё в 2004 г. я организовывал 60-летний юбилей Игоря Михайловича Бриля в ГЦКЗ «Россия», с закладкой его именной звезды на «Площади звёзд» перед ныне не существующим концертным залом. Я боюсь это говорить, конечно, но после меня как-то всё рушится: то Boheme Music ушла в другой бизнес, то «Россию» разобрали, понимаешь, то в «Мелодии» что-то произошло… (смеётся) Концерт мы провели, концерт был шикарный, звезду заложили именную, фейерверк был. А через несколько лет мне позвонили Брилята, саксофонисты Александр Бриль и Дмитрий Бриль, и сказали, что они записали новую пластинку. До этого у них вышло две записи — одна на Landy Star («Immersion», 2000) и одна на Boheme Music («Song For…», 2003). А на новой записи, «Together», у них был сопродюсером гитарист Роман Мирошниченко и целая плеяда специальных гостей — Игорь Бутман, нидерландская трубачка Саския Лару, Эммануил Виторган читал стихи Игоря Бриля и его родича — Валерия Бриля… Сложность была в том, что они хотели непременно издать его на «Мелодии».

Благодаря этому релизу я познакомился с их родственником Денисом Брилем, у которого появилась тогда идея сделать некий «Бриль-клуб», клуб любителей джаза, который бы собрался вокруг семьи Бриль. Первые мероприятия «БРИЛЬянтового джаз-клуба» (кстати, такое написание тоже я придумал) прошли в клубе Jazz Town, который тогда ещё работал. А потом мы плавно перевели весь этот проект в Еврейский культурный центр. Частенько под сто пятьдесят человек собиралось в этом маленьком зале на Большой Никитской. Меня попросили все это организовывать: музыканты должны заниматься музыкой, а кто-то же должен организовывать процесс… Так продолжалось больше трёх лет, пока мне не стало тесно в рамках этого семейного проекта. Но это был плодотворный период.

В 2009-м приближалось 65-летие Игоря Бриля. А я давно уже вынашивал один проект, связанный с его творчеством. Когда ещё я работал в «Богеме», в 99-м, в московском клубе «Форте» отмечалось 55-летие Игоря Михайловича, я как раз к этому дню выпустил на Boheme Music его сборник «Time Remembered», который пришёлся как нельзя более кстати. И мне в душу запал тост, которым юбиляра поздравлял Козлов. Алексей Семёнович тогда сказал: «Игорёк, знаешь, я тебе завидую в одном: тебя Бог наградил талантом наставника, учителя. Ты учишь людей, ты после себя оставляешь новое поколение музыкантов, и я тебе в этом завидую по-настоящему, по-человечески, по-музыкантски: тебе есть чему научить». В тот вечер я спросил Игоря Михайловича: а вы не хотели бы, чтобы ваши ученики играли вашу музыку? Он отговорился тогда: мол, пусть пройдёт время. И вот как раз, когда мы начали работать с Денисом Брилем, я ему рассказал, что у меня есть идея сделать трибьют Игорю Михайловичу. А в России на тот момент никто джазовых трибьютов ещё не делал. Я ему рассказал, что хотел бы собрать учеников Бриля: Дмитрий Илугдин, Иван Фармаковский, Володя Нестеренко, Алексей Иванников, Алексей Чернаков, Беккер Алексей опять-таки — целая плеяда уже сформировавшихся музыкантов, у каждого своя стилистика, у каждого своё место на сцене.

Года за два до этого я спродюсировал дебютную пластинку Лёши Чернакова, «Trilogy. Part I». И вот, рекрутировав Дениса Бриля как сопродюсера, я позвонил Лёше и рассказал о своей идее. Мы назначили его «худруком». Он сказал, что готов поговорить с ребятами и организовать мне встречу со всеми, чтобы обсудить их участие в этом проекте. Это было удивительно. Все согласились с такой любовью и радостью… особенно трогательно они начали между собой делить, кто что будет играть из музыки своего наставника — это было, конечно, потрясающе. Вот это был действительно мой первый по-настоящему продюсерский проект, именно в плане организации с нуля: была идея, идея прожила почти десять лет, и в канун 65-летнего юбилея Игоря Михайловича я её начал реализовывать, притом в тайне от всех Брилей, кроме Дениса, сопродюсера: он даже предложил одну свою пьесу: мол, у меня для Игоря Михайловича есть одна мелодия, но я не исполнитель, может, её кто-нибудь сыграет? Денис показал довольно незамысловатую блюзовую тему, которую исполнили дуэтом Алексей Иванников с Алексеем Чернаковым. Называлась она «Поздравление в блюзе» (в отклик на самую известную композицию Бриля-старшего, «Путешествие в блюз»).

Для этой пластинки мы отобрали десять учеников маэстро, притом один из них — Евгений Лебедев — очень хотел участвовать, но он на тот момент учился в колледже Бёркли, в Америке. У него не получалось приехать в дни, когда мы записывали проект в студии Павла Слободкина на Арбате. Но он настолько хотел участвовать, что он в Бёркли попросил, чтобы ему, в виде исключения, зачли эту работу, которую он записал — «И настанет день» — как экзаменационную, с условием, что они дают ему на этот трек фонографические права; и он прислал трек нам. Качество записи очень разнилось: в Бёркли замечательная студия, пьеса отлично записана, но у неё другое эхо. Тем не менее звукорежиссёр и саунд-продюсер многих моих проектов Мария Соболева, с которой мы тогда впервые работали, идеально вытянула материал — разницы практически не слышно…

Об этой пластинке до конца, до её воплощения, никто не знал, кроме меня, музыкантов и Дениса Бриля. Это был наш подарок Михалычу на 65-летие. Мы приезжаем поздравлять его как раз девятого июня, в день рождения, и тут выясняется, что в этот день они втроём уезжают в Париж, потому что им вдруг неожиданно назначили на этот день один из трёх концертов, перенесённых с апреля, в парижском джазовом клубе. Мы забегаем, у нас остаётся минут сорок для того, чтобы его поздравить, а за пять минут до нас Игорю Михайловичу принесли поздравительную телеграмму от президента («Джаз.Ру», кажется, тогда опубликовал скан с неё). И вот мы ему вручаем этот диск — первый экземпляр, на тот момент ещё единственный. А он не понял, что это такое. Он берёт этот диск, начинает смотреть и говорит: ой, а что это? А как это? А уже поздравительные рюмки, тосты уже пошли… Он говорит: подождите, я же это должен поставить. Саша с Димой торопят: папа, быстрей собирайся, нам уже ехать пора. А Михалыч ставит диск… Ровно через десять лет после нашего с ним разговора я даю ему десять треков, альбом, в котором его музыку играют его ученики, выложившись каждый на тысячу процентов. Абсолютно потрясающая, например, запись того же Николая Сидоренко. Человек пришел на запись — а до этого два года за рояль не садился! Он играл на клавишах в группе Димы Билана, представляешь? В студии он сыграл два варианта выбранной пьесы и говорит: «Вы не представляете, но вы сейчас перевернули всю мою жизнь. Я вдруг осознал, что всё, хватит заниматься попсой!» И через год Коля Сидоренко побеждает в конкурсе джазовых пианистов в Монтрё!  А Лёша Беккер? Он записал восемь абсолютно разных импровизаций на тему Игоря Михайловича. Я не знал, какую из них взять, они были одна лучше другой, понимаешь? А он мне оставил их все: ну, говорит, две можно не слушать, а шесть… на, выбирай. Я два дня ломал голову: шесть абсолютно непохожих произведений, все классные. А Марат Габбасов? Он записался, потом звонит мне и говорит: я готов оплатить из своих скудных студенческих доходов, Николай, но я не могу — можно я перепишу? Я должен это переписать! Изыскали возможность, он пришёл, переписал… Для меня это самая незабываемая работа.

А потом я опять ушёл на вольные хлеба. У всего есть начало, у всего есть конец… И тут мне снова позвонил Алексей Козлов и сказал: «Коля, вы нам нужны». Нам — это кому? Говорит: ну вы приезжайте, нужно поговорить… Я тогда уже был знаком с Сергеем Халиным, директором фонда ArtBeat. Козлов и познакомил нас на своём 75-летии в октябре 2010-го. Мы тогда приятно поговорили — я хвалил идею и воплощение выпущенного ими собрания сочинений Козлова на сувенирной флешке. И вот я приехал разговаривать с Алексеем Семёновичем и с Халиным, и Козлов сказал: мы решили сделать фонд поддержки инструментальной музыки в России, мы будем заниматься издательской деятельностью, и вы нам нужны.

И первое, что мы сделали — собрали новогодний сборник на 2012 год из артистов, близких к Козлову: кроме «Арсенала», туда попала Анна Королёва, Иван Смирнов, Феликс Лахути, Анатолий Герасимов, Антон Горбунов и другие. Это была такая визитка-заявка: вот чем мы хотим заниматься. Дальше стояла задача в течение года для каждого из участников сборника организовать альбом. Ну, лиха беда начало: мы думали, что выпустим в течение года альбомов шесть-восемь, а сделали их почти сорок. Как-то… «пошла вода в хату», и всё. На определённом этапе мы поняли, что не обязаны ждать, чтобы артисты принесли готовый материал — мы можем сами создавать альбомы. Мы собрали уникальную команду: звукорежиссёры, издательский блок, дизайнеры — и пошло-поехало. И едет до сих пор.

Можешь ли ты из находящихся сейчас в работе или уже вышедших на ArtBeat альбомов выделить несколько проектов, которые для тебя, как для продюсера, представляются важными?

— Конечно. Во-первых, это новый альбом ансамбля «Арсенал», это очень важная пластинка. Сначала предполагалось, что это должны были быть уже известные композиции Козлова, которые были написаны за сорок лет существования «Арсенала», но переосмысленные в год сорокалетия ансамбля. Но от этой идеи остался один трек. На этапе работы над материалом Козлов вдруг понял, что есть масса музыки, которая осталась нереализованной в предыдущем составе, потому что её время ещё не пришло. Из этих набросков прежних лет вышел целый альбом, в записи которого участвовали тромбонист Вадим Ахметгареев, вибрафонист Владимир Голоухов, гитарист Павел Чекмаковский, волей случая на трубе играет Алексей Батыченко из Jazz Parking Band… Струнный квартет «НОР» играет на этой пластинке… В процессе работы постоянно возникали новые идеи — из малого, буквально «из искры возгоралось пламя»…
СЛУШАЕМ: «Арсенал» — «Поток сознания» (2013)

Далее: проект Introspective F.M., ярославская команда, которая играет инструментальный арт-прог-рок.

Альбом саксофонистки Анны Королёвой «Воздух времени». Он выстрадан, мы его целый год создавали. До этого у Ани ни одной профессиональной записи не было — только концерт какой-то в «Форте», записанный в духе тех времён. А тут мы выдали на-гора целый двойник. Притом один диск — это саундтрек, скажем так, к роману Владимира Орлова «Камергерский переулок», а второй, «Song For Sax» — это основная программа, которую Анна уже несколько лет играет с группой Jump.
СЛУШАЕМ: Анна Королёва «Воздух времени»

Сергей Филатов и Виталий Кись — альбом «Сердце земли», это уникальная пластинка вообще. С точки зрения выхода на международный рынок — один из потенциальных кандидатов. Такие тонкие, точные интонации, которые там звучат, присущи только русской классике, вышедшей из народной музыки. Когда слушаешь эту пластинку, ты понимаешь, что ни в одной другой стране мира эта музыка не родилась бы.

Сейчас в работе еще две пластинки, мы их уже записали, сейчас начинаем этап сведения. Во-первых, шикарное трио пианиста Одиссея Богусевича с контрабасистом Юрием Галкиным, который вернулся в Москву после семи лет работы в Лондоне, и Петром Талалаем на барабанах. Отличная пластинка, запись настолько лёгкая — я давно не видел, чтобы люди пришли в студию с такой радостью и любовью. Во-вторых, Moscow Jazz Passengers пианиста Евгения Гречищева… Сейчас много записей в работе: ансамбль «Прёт», барабанщик Пётр Талалай и вокалистка Наталья Блинова — шикарная пластинка, только она ещё не дописана. К гастрольному туру пианиста Евгения Лебедева, который живёт в Нью-Йорке, вышла великолепная пластинка — Evgeny Lebedev World Trio «On The Road»… Для меня каждая запись — как ребёнок, для меня каждая пластинка дорога, всё, что мы выпускали, — а это на сегодняшний момент, как я сказал, больше сорока релизов. Есть, конечно, и два долгостроя — альбом группы «Маримба Плюс» пока так и не вышел: лидер, Лев Слепнер, хочет добиться какого-то супер-звука, и я уже боюсь, если честно, её слушать! (смеётся) И первая сольная пластинка гитариста Павла Чекмаковского, тоже очень долго, очень тяжело с ней идёт работа — Паша пытается добиться чего-то небывалого… Бог ему в помощь!

При всём при этом я всё-таки мечтаю о том, чтобы наступил и такой момент, когда бы мы преступили к переизданию именно классики советского джаза, и не только из каталога «Мелодии»: я знаю точно, что записи есть и в Белых Столбах (Госфильмофонд России, располагающийся в посёлке Белые Столбы под Москвой. — Ред.), и в других архивах; есть даже записи, которые до «Мелодии» не дошли — например, архив покойного Аркадия Петрова, спасённый им от размагничивания в Останкино в 1973 г. Для меня образец обращения с собственным наследием — то, что делают наши друзья поляки. Посмотри любой номер журнала польского журнала Jazz Forum. Боже мой! В каждом журнале огромное количество польского джаза — и современные пластинки, и переиздания! Вот это показатель! Если мы к этому приблизимся, я буду считать себя просто счастливейшим человеком, даже если к половине этих релизов я не буду иметь никакого отношения. Но это может происходить только тогда, когда общество — хотя бы те два процента от всего нашего общества, для кого это интересно — хоть как-то будет в этом участвовать. Ведь музыка для кого-то делается. Ты посмотри, какая у нас выросла плеяда музыкантов, причём мирового уровня, лишённых этой совковой замкнутости, боязни быть не как все… Вчера, например, я был в Клубе Алексея Козлова и поймал себя на такой мысли: вот на сцене стоят пять музыкантов, клёво играют обалденнейшую музыку. А в зале двадцать человек сидит, понимаешь? Мы не умеем собственных музыкантов подать, представить.

СЛУШАЕМ: «ДоКаданс» — трёхдисковая коллекция редких записей Германа Лукьянова до 1978, то есть до формирования ансамбля «Каданс». Исполнительный продюсер Николай Богайчук

И поэтому, кстати, я очень благодарен Анне Филипьевой из «Джаз.Ру» за введение меня в европейское джазовое сообщество — за то, что люди из «Джаз.Ру» подсказали мне поехать на ярмарку Jazzahead! в Бремене в конце апреля. Я впервые увидел своими глазами целый срез мирового джаза, именно мирового — это уже больше, чем только Европа. Увидел, что люди делают, как они это делают, бегал по стендам, смотрел продукцию, общался с людьми… До сих пор сам факт, что мы из России, вызывает глухой ступор. «У-у, какая Россия?! Какой джаз?!» Это прямо в глазах читалось. Раша? О-о… Мы для них — какая-то тёмная бездна. Понятно, что есть Игорь Бутман — дай Бог ему здоровья — который прорубает какие-то окна. Но, честно говоря, я считаю, что Игорь слишком мало выпускает музыки, имея такой потрясающий инструмент, как лейбл Butman Music.

Ещё одна большая мечта — это, конечно, создавать международные проекты. Я всегда всем ставлю в пример дуэт Леонида Винцкевича и Лембита Саарсалу. Это же гениальный дуэт! Курский пианист и эстонский саксофонист. Прошло почти тридцать лет, уже страны разошлись, граница, визы — а они всё с такой же любовью играют, настоящий интернациональный проект! Мне кажется, на таком же уровне работает сейчас и совместный проект московского саксофониста Алексея Круглова и эстонского гитариста Яака Соояэра. Мы, кстати, выпустили их совместный альбом «Стерео осень» (2012). Для таких проектов у нас открыты все возможности. Мечтаю о том, чтобы наши музыканты делали проекты и с поляками, и с немцами…

СЛУШАЕМ: Alexey Kruglov —Jaak Sooäär Quartet «The Mighty Five» (ArtBeat Music, 2014)