12 февраля отмечает день рождения одна из ведущих вокалисток российской джазовой сцены — Юлиана Рогачёва. Ещё девять лет назад наше издание впервые опубликовало интервью с Юлианой — тогда совсем ещё юной, но уже вполне состоявшейся певицей, солисткой джаз-оркестра РАМ им. Гнесиных «Академик-бэнд» п/у Анатолия Кролла. Тогда это интервью вышло только в бумажной версии нашего журнала (№4/5-2009). Редакция «Джаз.Ру» с удовольствием поздравляет Юлиану с круглой датой и в этот день делает достоянием сетевой аудитории интервью певицы, которое взяла у неё заместитель главного редактора «Джаз.Ру» Анна Филипьева.
Конечно, с тех пор прошло много времени, и это интервью осталось любопытным документом раннего периода развития певицы. В нём не освещены её выступления на международных конкурсах, а между тем в 2010 г. «Джаз.Ру» поздравлял Юлиану с тем, что она завоевала приз зрительских симпатий на вокальном конкурсе Shure Montreux Jazz Voice Competition в Монтрё (Швейцария). Поэтому мы дополняем публикацию вторым интервью, посвящённым именно участию в конкурсе Монтрё (из бумажного «Джаз.Ру» №5-2010). Не освещена и история её сотрудничества и сотворчества с пианистом Алексеем Чернаковым — а они много и плодотворно выступают вместе на джазовых фестивалях (запомнилось, например, их выступление в шоукейсе форума Jazz Across Borders в Санкт-Петербурге в ноябре 2017). Кроме того, как раз в №5-2010 мы поздравляли Алексея и Юлиану с бракосочетанием, а сейчас они воспитывают сына Тихона, которому скоро исполнится год.
Надеемся, что ещё более подробные интервью с Юлианой у нас впереди!
ВИДЕО: Юлиана Рогачёва «April» (историю съёмки этого видео см. в репортаже «Джаз.Ру» от 2012 г.)
httpv://www.youtube.com/watch?v=iYEaQUE1NFo
| Анна Филипьева, редактор «Джаз.Ру» Фото: архив редакции |
 |
Юлиану Рогачёву можно смело отнести к представителям исчезающего племени вундеркиндов. Первых успехов она добилась в совсем юном возрасте. С тех пор она не покладая рук трудится над огранкой своих способностей, и сейчас её можно с полной ответственностью назвать одной из самых серьёзных российских исполнительниц джазового мэйнстрима.
Быть вундеркиндом непросто. «Медные трубы» – испытание, которое дано выдержать не каждому (как вы понимаете, речь идёт вовсе не об оркестровой меди), и оно категорически противопоказано молодым организмам, так как в юности особенно тяжело найти точку равновесия между осознанием собственных успехов и способностью не останавливаться на достигнутом. Эпидемиологам пора бы давно уже бить тревогу, пока звёздная болезнь окончательно не выкосила ряды юных музыкантов. Однако, похоже, Юлиана обладает к этому недугу стойким иммунитетом.
С чего всё началось?
— Началось это давно, во Владимире, откуда я родом. Там проходил конкурс «Утренняя звезда». В состав жюри входила музыкальный редактор Кира Веньевна Чен. После конкурса она подошла ко мне и предложила поучаствовать в телевизионном конкурсе «Утренняя звезда», но с условием, что я подберу оригинальную программу. В то время я пела детские песенки, мне было лет девять-десять. Мы с педагогом начали думать, что бы такое выучить, и помогли мне в этом руководитель оркестра МВД Феликс Борисович Арановский и саксофонист Вениамин Вениаминович Мясоедов — руководитель биг-бэнда московского Института военных дирижёров. Они прислали мне аранжировку композиции Чарли Паркера «Now’s the Time», запись, и это было моё первое знакомство с джазом. Потом мама купила мне на день рождения первую кассету Эллы Фицджералд, и вот с этого момента я по-настоящему полюбила джаз и начала потихонечку развиваться в этом направлении.
ДАЛЕЕ: о преподавателях, учёбе в Америке, творчестве в России… и ещё одно интервью Юлианы Рогачёвой!
Что было после конкурса?
— Я стала заниматься джазом, и директор музыкальной школы захотел показать меня в Эстрадно-джазовом колледже в Москве, на Ордынке. Мы договорились о прослушивании, поехали. Тогда там преподавал Владимир Христофорович Хачатуров. После прослушивания он сказал мне: «Поступайте!» А мне тогда было тринадцать лет. Конечно, это было слишком рано, хотелось бы хотя бы после девятого класса… Но он сказал: «Давайте, поступайте сейчас. Если есть возможность, нужно пробовать». Так и случилось. К сожалению, через год его не стало, и меня перевели к Владимиру Исааковичу Розанову, у которого я закончила своё обучение. После Колледжа поступила в Академию имени Гнесиных к Ирине Отиевой…
И каково это было – учиться у неё?
— Педагог она замечательный. Раньше я думала, что если человек настолько известный, значит, он часто будет пропадать на концертах, гастролях. И я была очень удивлена, что она столько времени тратит на своих студентов и с такой любовью к ним подходит. Она может потратить на тебя и час, и два, и три. Помню, она каждый раз радовалась моим успехам. Первое время она занималась со мной только звуком, хотела его раскрыть и немного углубить. И она очень много со мной работала, очень тщательно, трудолюбиво и упрямо. Бывало, если что-то не получается, она не отпускала меня, и за занятие порою я выматывалась настолько, что болело всё тело. И огромное ей спасибо за то, что она дала мне так много. Ирина ушла из Академии два года назад (2007. — Ред.), и сейчас я учусь у Раисы Владимировны Сафарян. Мне нравится, что у них есть много общего в преподавании. Я очень боялась, что с приходом другого педагога изменится методика, к которой я привыкла. Бывает много неприятных моментов между студентами и педагогами, которые друг друга не понимают. Но, сходив на несколько уроков к Раисе Владимировне, я поняла, что она профессиональный музыкант и близкий мне человек.
Интересно, как и чему учат в вузе джазовых вокалистов? Что там с вами делают?
— Чисто джазовой методики преподавания вокала у нас нет. То есть на уроке мы занимаемся звуком, постановкой. Из джазовых предметов есть «Джазовая импровизация для вокалистов». Его ведёт Сергей Манукян. С ним мы как раз занимаемся гармонией и импровизацией. Он очень хороший педагог, всё может понятно объяснить, старается каждому что-то дать, делает очень полезные замечания. Я обычно их записываю.
Ты говоришь, что училась ещё и в Америке. Где и чему ты там училась, и как ты туда попала?
— Есть так называемый Jazz Workshop в Стэнфорде, в Калифорнии. Я была там несколько раз. В то время я училась на первом курсе Колледжа на Ордынке, мне было 14 лет. Как я туда попала? Это долгая история. Во Владимире есть «Американский Дом». Был, если не ошибаюсь, его юбилей, и я там выступала. Его директор Рон Поуп сделал запись моего выступления. Я ничего не знала об этом, а он улетел в Америку, и показал эту запись, видимо, в Университете Брауна. Мне прислали приглашение съездить туда на практику и поучиться. Для этого требовались деньги, но мы, к сожалению, не могли их найти и написали отказ. А через некоторое время мне прислали документ, в котором было написано, что мне дают грант. И поехать туда было счастьем.
Учёба длилась около месяца и очень много дала мне и в плане вокальной, и в плане языковой практики. Занятия начинались в 8 утра и заканчивались за полночь. Спать приходилось буквально несколько часов — и снова в бой. Утром были теоретические предметы, вокал (и индивидуальный, и групповой), гармония и так далее. А вечером уже выступления, мастер-классы и джемы. То есть очень бурная джазовая жизнь.
У кого ты там училась?
— У педагога и джазовой певицы Дины ДеРоуз (Dena DeRose). И ещё я неделю прожила в Нью-Йорке, тоже у джазовой певицы. Её зовут Кэтчи Картрайт (Katchie Cartwright). Она водила меня на разные джазовые концерты, мы даже ходили в Джулиардскую школу, спрашивали про вокальное отделение. Но в то время оно ещё не было открыто. Конечно, эта поездка многое мне дала в вокальном плане. По возвращении домой я поняла, что учиться и практиковаться в Америке очень здорово, но жить я хочу только в России.
Как ты формируешь свой репертуар? Инициатива исходит от тебя?
— Конечно. В последнее время при подборе репертуара я стараюсь не слушать записи. Как раньше было? Я могла послушать диск той или иной певицы, мне нравилось какое-то произведение, и я начинала его учить. А сейчас я просто беру ноты, «цифровку», сажусь за фортепиано и аккомпанирую себе. При этом для меня важно, о чём песня, которую я пою, её текст. И важно, чтобы это было интересно гармонически. А дальше я уже стараюсь донести до слушателя то, что хочу выразить в этом произведении.
То есть ты сознательно отказываешься от подражания?
— Да. Сейчас это принципиальный момент. Я понимаю, что должна найти себя. Если я выхожу на сцену, то пусть я что-то делаю, может быть, не так профессионально, не так виртуозно, как хотелось бы, но я понимаю, что руководствуюсь своими ощущениями, и хочу поделиться своим внутренним миром через это произведение. Поэтому я считаю, что лучше взять просто лист с нотами и попытаться найти в нём что-то своё.
Ты занимаешься аранжировкой?
— Стараюсь (смеётся). На самом деле ещё не очень получается. Но если я чувствую, как должно звучать то или иное произведение, я стараюсь как-то это отметить. В дальнейшем я хотела бы писать аранжировки. Сейчас я занимаюсь гармонией у Петра Петровича Петрухина и уже понимаю, что нужно для этого знать. Пока, к сожалению, я знаю не всё. Нужно больше опыта, больше практики и знаний.
У тебя есть какие-то ориентиры в джазе, если не в стилистическом, то может быть, в идейном плане?
— Если говорить о джазовых певицах, то это Элла Фитцджералд. Сколько бы я ни слушала певиц, Элла для меня остаётся, наверное, самой лучшей певицей и в исполнительском плане, и в импровизационном. Помимо неё ещё Дина ДеРоуз. Она не очень известна в России. Помимо того, что она замечательная певица, она ещё и очень хорошая пианистка. В её записях, очень ярко чувствуется её собственный стиль, её мировоззрение. Поэтому хотелось бы, наверное, двигаться в этом направлении.
А если говорить об инструменталистах?
— Хёрби Хэнкок (Herbie Hancock) мне нравится. Кроме того я люблю слушать записи, как сейчас говорят, в стиле ЕСМ, камерный джаз. Люблю слушать записи Брэда Мелдау. Мне близко его исполнение и камерность. В этом есть какая-то изысканность.
Ты часто ходишь на джазовые концерты в качестве слушателя?
— Нет, к сожалению, не очень часто. Есть, конечно, исполнители, о выступлении которых я узнаю заранее и считаю обязательным сходить на них. Чаще я стараюсь ходить на классические концерты, потому что люблю слушать классику, и понимаю, что лично мне без неё бывает непросто найти что-то новое в джазе. Я люблю слушать оперных певиц — это очень раскрепощает. И вообще классика развивает. Я думаю, что джазовый музыкант не должен находиться в узких рамках одного только джаза.
Как насчёт авангардных вокалистов?
— Пока я ими не интересуюсь. Я считаю, что каждое направление в искусстве достойно уважения. Но мне это не очень близко.
То есть ты тяготеешь к мэйнстриму. А как ты относишься к современному джазовому вокалу? Кассандра Уилсон, Патрисия Барбер…
— Может быть, потом я к этому приду, но сейчас пока ещё нет. Мэйнстрим — это то, что мне близко и дорого. Хотя, с другой стороны, если сравнивать мои интересы год назад, два года назад, то, я думаю, возможно всё. Сейчас мне ближе всего камерный джаз. Но, с другой стороны, я считаю, что нужно всё попробовать. Смогу ли я стать авангардной или более современной — пока ещё сложно сказать.
Ты поёшь с «Академик-бэндом» Анатолия Кролла. Как в этом случае происходит формирование твоего репертуара? Ты подстраиваешься под то, что играет оркестр, или наоборот?
— Сейчас мне приходится подстраиваться. Анатолий Ошерович даёт мне список произведений, записи, и я выбираю, что мне бы хотелось исполнить, что мне нравится. Это происходит от нехватки времени — он очень занят. Сейчас я подбираю репертуар и хочу показать ему программу. Было бы хорошо, если бы к ней по возможности сделали аранжировки.
А что происходит с песнями, которые ты не выбрала?
— Они лежат в стопочках (смеётся). Так говорил мне Анатолий Ошерович, когда я просила его принести мне что-то новенькое.
Как-то так исторически сложилось, что наши вокалистки испытывают сложности с тем, как нужно держаться на сцене. Есть ли у тебя собственный рецепт в этом смысле? Как не впадать в крайности?
— Мне кажется, это от разных причин зависит. Я никогда не думала о том, как я должна выглядеть, не стояла перед зеркалом и не размышляла, как я красиво пройду и так далее. Когда я выхожу на сцену, я пытаюсь быть естественной, максимально свободной, и никого из себя не строю. Я представляю саму себя, и лишние движения мне не нужны.
А в Академии преподают сценическое движение?
— У нас есть такой предмет для вокалистов. Он объединяет актёрское мастерство и сценическое движение. Мы приносим композиции из своего репертуара, поём, и педагог может нам что-то подсказать по постановке номера. Но джазовым вокалистам обычно мало что советуют. Говорят, тут такая специфика, что надо прислушиваться к тому, что ты чувствуешь. Сложно поставить движения или выстраивать какие-то композиции.
Какую роль в твоём творческом становлении сыграл Анатолий Кролл?
— Если бы не Анатолий Ошерович, не знаю, общалась бы я с тобой сейчас. Ещё до знакомства с ним я была на выступлении «Академик-бэнда», которым он руководит, сидела в зале и думала: «Наступит ли когда-нибудь такой момент, что я буду стоять на сцене и петь с биг-бэндом?» И вот однажды я выступала в ЦДРИ — это был концерт, посвящённый искусству города Владимира, — а Анатолий Ошерович пришёл на концерт как зритель. Я со сцены его увидела. Волнение, конечно, было большое. После концерта мы с мамой подошли к нему и спросили, есть ли возможность мне прослушаться и попробовать спеть с бэндом. Он сказал, что посмотрит по возможности. Через некоторое время я пришла в Академию (тогда я ещё училась на втором курсе училища на Ордынке) и попробовала. Сначала не было ничего известно – буду ли я петь с бэндом, не буду ли… Помню первый наш совместный концерт — я ездила с «Академик-бэндом» в Курск, и Анатолий Ошерович объявлял меня как гостью. Я была в большом напряжении, потому что не знала, оставят меня после этого петь в бэнде или нет. Но через некоторое время Анатолий Ошерович подошёл ко мне и сказал: «Юлиана, вы будете нашей солисткой». Так вот всё и произошло. И я очень благодарна ему за это.
Тебе много приходится ездить с оркестром?
— В целом да, часто ездим.
Ну и как тебе гастрольная жизнь?
— О-о-о-о! (смеётся) Для меня это праздник. Приехать в другой город… Я очень люблю гастроли. Отвлекаешься от всех дел. Когда мы едем с ребятами в поезде, кто-то берёт с собой маленькие проигрыватели, кто-то DVD берёт, мы слушаем какие-то концерты, обсуждаем всё. То есть очень интересно всё происходит. Я каждый раз радуюсь такой возможности.
С большим оркестром, наверное, весело ездить.
— Да, весело (смеётся). Обычно после концерта идём гулять по городу. Конечно, всё это быстро происходит. Иногда мы приезжаем, в этот же день выступление, и ночью уже уезжаем. А город увидеть очень хочется. Я, к сожалению, очень мало где была по России, поэтому всё это очень интересно. И важно общение. В поездках узнаёшь друг друга поближе. Можно с кем-нибудь попеть, поиграть…
ВИДЕО: Юлиана Рогачёва и её ансамбль на фестивале «Джазовые сезоны в Ленинских горках», 2016 — «Your Lovely Smile» (музыка Юлианы Рогачёвой, слова Рона Поупа)
httpv://www.youtube.com/watch?v=6L5PTQ8itz8
Юлиана Рогачёва: «Важно было спеть от сердца»
Летом 2010 года в швейцарском городе Монтрё в рамках крупнейшего в Европе Montreux Jazz Festival (который проходил со 2 по 17 июля уже в 44-й раз) состоялись два конкурса молодых музыкантов — 9 июля это был финал конкурса сольного джазового фортепиано, который проводился в рамках фестиваля в Монтрё по инициативе его основателя и директора Клода Нобса и при поддержке рояльной фирмы Bösendorfer в 12-й раз, а 15 июля — финал конкурса Shure Montreux Jazz Voice Competition, в котором при поддержке известной микрофонной фирмы соревновались молодые джазовые вокалисты. В вокальном конкурсе вторую премию и Приз зрительских симпатий получила российская вокалистка Юлиана Рогачёва, а победителем фортепианного конкурса стал российский пианист Николай Сидоренко.
Юлиана, как ты попала на конкурс?
— Мне позвонил композитор и продюсер Алекс Ростоцкий и сказал, что есть возможность принять участие в вокальном конкурсе в Монтрё. Нужно подать заявку. Оставалось не так много времени — около месяца или чуть меньше. А нужно было записать диск и собрать документы, поэтому я переспросила: «А именно в этом году?» Он сказал, что да, потому что нашлись люди, которые хотят помочь оплатить перелёт и проживание. Я, конечно, очень обрадовалась, поняла, что это удача, и нужно сделать всё, что в моих силах. Считаю, что запись получилась удачной, и сделать её мне помогли очень хорошие музыканты: Владимир Нестеренко, Макар Новиков, Александр Кульков и Алексей Чернаков. Команда собралась серьёзная, что приятно. Собранные документы и запись я отдала Алексу Ростоцкому. На сайте фестиваля я прочитала, что информация о том, кто из участников прошёл в полуфинал, появится примерно до 15 мая. Конечно, если честно, было сложно даже подумать о том, что всё может получиться. Я дождалась 15 мая, но подтверждение не пришло. Я уже потихонечку успокоилась, подумала, что всё равно хорошо, буду стараться участвовать и в других конкурсах. А 18 мая пришло подтверждение, что я прошла. Из 75 участников вокального конкурса в полуфинал прошли всего девять.
Конкурс пианистов был на неделю раньше, чем у вокалистов. Когда я узнала, что Коля Сидоренко выиграл, я, конечно, была невероятно рада. А уже через несколько дней и я должна была вылетать в Монтрё. Вспоминаешь — и невозможно поверить, что всё случилось.
В конкурсе принимали участие исполнители разных жанров?
— Нет, только джазовые. Меня удивило и порадовало, что все они были очень высокого уровня и исполняли чисто джазовую программу. Мне показалось, что все исполнители очень сильные. Каждый подготовил необычные аранжировки. Стандарты есть стандарты, особенно когда на выбор даётся, например, такое известное произведение, как «Come Rain or Come Shine», и было как раз-таки интересно услышать, как конкурсанты интерпретируют этот стандарт.
Когда вы готовили аранжировки?
— Заранее. Всем участникам конкурса прислали по электронной почте список произведений для полуфинала и финала.
В чём состояла «очная» часть конкурса?
— 14 июля в Монтрё состоялся полуфинал, на котором нужно было исполнить два произведения: одно на своё усмотрение, а другое — по выбору жюри. На самом деле комиссия предлагала на выбор два стандарта. И хорошо, что была возможность решить, что тебе ближе и в каком произведении ты можешь себя раскрыть. А потом, конечно, хотелось исполнить произведение так, чтобы оно зазвучало по-новому, необычно, потому что все стандарты были очень известные.
Всё было очень чётко организовано, что меня поразило. На репетицию давалось не более 20 минут. При этом музыкантов, которые должны были мне аккомпанировать, я видела первый раз в жизни — и они меня, естественно, тоже. Нужно было подготовить ноты так, чтобы у них не возникало никаких вопросов. На выступление давалось не больше 10 минут, и за это время нужно было полностью выразить себя и показать всё, на что ты способен, уложившись в лимит времени. Это было непросто. Но самый тяжёлый момент настал, когда комиссия ушла обсуждать результаты полуфинала. В финал должно было пройти только три участника. И, мне кажется, эти полчаса ожидания длились целую вечность. Я не знала, куда себя деть. Невероятное напряжение. Потом нас пригласили в зал, вышел Куинси Джонс и начал объявлять финалистов. Первой прошла участница из Португалии (Мария Жуао Мендеш), потом из Турции (Санем Кальфа). А потом Куинси Джонс в полушутливом тоне объявил, что третья финалистка — самая старая. А я была самая молодая из участниц, все стали смотреть на меня и я подумала — неужели это я?! И тут он объявил, что да, Юлиана Рогачёва из России. И в этот момент я поняла, что это уже победа. Потому что пройти в финал такого престижного конкурса… Я даже не знаю… Вообще эта поездка была для меня постоянной радостью, которая сменялась ещё большей радостью, и казалось, что дальше уже некуда. Постоянное невероятное счастье!
Какое впечатление на тебя произвели две другие финалистки?
— К сожалению, я такой человек, что не люблю слушать исполнителей до своего выступления и стараюсь найти достаточно уединённое место, чтобы можно было сосредоточиться и собраться. Для меня это очень важно. Поэтому я буквально краем уха слышала победительницу, и целостного впечатления у меня не сложилось. Помню, что она использовала в джазе восточный колорит, при этом подача у неё была достаточно жёсткая, если сравнивать с другими исполнительницами. Например, у Марии Жуао Мендеш из Португалии мягкая манера исполнения, которая вообще характерна для португальских певиц. Марию я послушала ещё в Москве, до конкурса, на её страничке в интернете.
Как тебе общение с председателем жюри Куинси Джонсом?
— Хорошо (смеётся). К сожалению, не было возможности поговорить с ним много, но он успел сказать мне несколько слов на русском языке. Несмотря на его возраст, он выглядит очень хорошо. У него отличное чувство юмора, и он очень простой в общении. Каждая участница к нему подходила, задавала какие-то вопросы, и он каждой уделил время, что-то рассказал, что-то посоветовал. В целом на конкурсе атмосфера была очень уютная и комфортная. Все люди, которые общались с нами, были очень доброжелательны и помогали при первой же возможности.
Какие стандарты ты исполняла?
— В полуфинале я пела «Come Rain or Come Shine» из обязательной программы и «No More Blues». В финале первая вещь была «Fascinating Rhythm» по требованию комиссии, второе произведение — «Detour Ahead». Это не очень известная баллада, одна из моих самых любимых, и я была очень рада, что смогла исполнить её. А третье произведение — «Almost Like Being in Love». Это быстрый свинг, достаточно яркая вещь.
Ты старалась чем-то поразить жюри или просто пела как обычно?
— Каких-то особенных вещей я не придумывала. Мне важно было спеть от сердца, и баллада давала возможность наиболее полно выразить мои чувства. А главное — мне хотелось поделиться своей любовью к джазу со зрителем.
ВИДЕО: Jazz Across Borders 2017 — ансамбль Юлианы Рогачевой
httpv://www.youtube.com/watch?v=xFhkXRPbUGk
