| Кирилл Мошков, редактор «Джаз.Ру» (текст, фото, видео) |
 |
Фестиваль IdeeJazz проводится в восточной части Эстонии уже не первый год (точнее — седьмой), но только в 2017 г. он вышел за пределы своей колыбели — старинного университетского города Тарту — и теперь проводится параллельно в двух городах: с 8 по 11 ноября концерты «ИдеяДжаза» шли одновременно и в Тарту, и в самом восточном из эстонских городов — Нарве, которая находится на самой границе с Россией.
Выбор второго города не случаен. Продюсер фестиваля, гитарист и музыкальный педагог Олег Писаренко, родился и вырос именно в Нарве. Более того, даже после того, как он переехал в Тарту, где живёт и сейчас, он не оставил родную Нарву. Как продюсер, Писаренко дважды в месяц проводит джазовые концерты в Тарту под маркой Tartu Jazzklubi, а с осени 2013 ещё два раза в месяц проходят концерты Narva Jazzklubi (Нарвского джаз-клуба), которые также организует Олег.
Для вашего корреспондента VII фестиваль IdeeJazz начался в Нарве, потому что туда проще всего попасть из Москвы — каждое утро в Нарву приходит весьма удобный поезд из российской столицы. При этом многие артисты выступали и в Нарве, и в Тарту, и расписание фестиваля было составлено таким образом, что, посмотрев первые два дня в Нарве, а третий и четвёртый дни — в Тарту, можно было увидеть практически всех, кто был приглашён играть на «ИдееДжаза».
Недавно в Эстонии сменился политический ландшафт; новые политические силы больше внимания обращают на развитие Ида-Вирумаа — восточного уезда на границе с Россией, который за четверть века второй эстонской независимости стал самым депрессивным регионом балтийской республики. Нарва, на 95% русскоязычная, с 1992 г. потеряла почти четверть населения — часть уехала в Россию (в городе и сейчас 35% населения — граждане РФ), часть — в центральные районы Эстонии или вообще в другие страны Евросоюза. Только сейчас на Нарву обратили внимание, поняв, что это не только дальний медвежий угол на границе с Россией — это, если смотреть с восточной стороны, первый город Евросоюза для тех, кто въезжает в Эстонию через российскую границу, и этот город имеет возможность стать уникальным культурным мостиком между соседями, официальные отношения между которыми в последние десять лет далеки от дружественных. В Нарве много проектов культурных мероприятий, в том числе планируются и совместные эстонско-российские. Появление в 60-тысячном городе, кроме джазовых концертов пару раз в месяц, ещё и четырёхдневного джазового фестиваля вполне укладывается в эту тенденцию.
8 ноября первый концерт в обширном холле новом здании Нарвского колледжа Тартуского университета открыл коллектив из Нидерландов — New Rotterdam Jazz Orchestra, биг-бэнд модного сейчас в европейских странах «стоячего» формата. В таком оркестре все музыканты, кроме барабанщика, стоят — а не сидят по секциям (саксофоны-тромбоны-трубы), как в традиционном джазовом биг-бэнде. Поэтому, хотя в «Новом роттердамском джаз-оркестре» 12 участников, как во многих традиционных биг-бэндах, его с таким же успехом можно назвать большим инструментальным ансамблем — тем более, что в обширном конферансе одного из старших участников коллектива было заявлено, что это не биг-бэнд, а «квартет саксофонов плюс квинтет медных инструментов с ритм-секцией — и всё это за гонорар одного ансамбля».
Честно сказать, ваш корреспондент остался не вполне заинтересован выступлением голландского оркестра, и не в последнюю очередь именно из-за конферанса. Дешёвые шутки, наполненные плохо скрытой неприязнью к иноязычной аудитории и вращающиеся вокруг шаблонных культурных стереотипов, оказались вполне достойны музыкальной палитры ансамбля, в которой небезынтересный авторский материал часто оказывался затуманен неточным интонированием в групповой игре (в том числе — неожиданно — у основного солиста-трубача, написавшего первую, сложную трёхчастную пьесу), безжизненными школярскими соло и вялой, рыхлой игрой барабанщика. Музыкальный материал представлял собой изощрённые аранжировки сложных, но трудно запоминающихся композиций, перемежаемые импровизациями, единственное достоинство которых заключалось в том, что они были короткие. Простите, не сдержался.
Зато совершенно иное ощущение оставил германский трубач и клавишник Себастьян Штудницки (Sebastian Studnitzky; в России его часто именуют «Студницки», но по-немецки его фамилия произносится Штудницки. — Ред.) и его новый квартет с программой нового альбома «KY Organic». Себастьян, пожалуй, знаком российским читателям лучше многих немецких джазменов, и не только потому, что он играл в популярных проектах — исландской фьюжн-лаунж группе Mezzoforte и берлинском диджейском конгломерате Jazzanova, и даже не потому, что он начал выступать в России со своими проектами ещё в конце 1990-х. Дело в том, что с тех самых пор он регулярно участвует в проектах казахстанско-российской группы «качественной поп-музыки» — «А-Студио», с которой познакомился при анекдотических обстоятельствах: в самарском аэропорту, откуда не мог улететь, потому что потерял российскую визу, которая в те годы вкладывалась в паспорт в виде отдельного листка (см. интервью Себастьяна Штудницки нашему изданию) . Вот и после выступления на «ИдееДжаз» молодые участники квартета отправились домой в Германию, а Штудницки — в Москву, участвовать в концерте в честь 30-летия «А-Студио».
ДАЛЕЕ: продолжение репортажа с фестиваля IdeeJazz, более 30 фото, три видео!
Новый проект Штудницки — и впрямь «органический»: квартет состоит только из акустических инструментов, даже гитара Лауренца Карстена (Laurenz Karsten) — и та не электрическая. Вот только вместо рояля, который записан на альбоме, в Нарве пришлось играть на синтезаторе Nord, потому что на площадке рояля нет, а привезти его из городской музыкальной школы оказалось слишком дорого. Возможно, поэтому тот вариант программы, что был сыгран в Нарве, в тембровом плане явно уклонялся в сторону более ранних проектов Себастьяна, вообще питающего нежную любовь к minimal techno — минималистичной, медитативно-лаунжевой разновидности современной электронной музыки. Но нужно признать, что при общей лаунжевости звука квартета его музыкальный материал никак нельзя обвинить в лаунжевой беспроблемной легковесности: это музыка пусть не чрезмерно сложная, но мудрая, эмоционально зрелая и весьма насыщенная музыкальными идеями, хотя и в очень прозрачном звучании. И тут очень важна роль звукорежиссёра, фактически пятого участника ансамбля: его квартет возит с собой, не доверяя создание своего саунда местным специалистам, как бы хороши они ни были. В этом саунде доминируют очень неспешные ритмы, очень разреженные атмосферные аранжировки, в которых гармонические фактуры создаются минимумом нот — в очень скупой динамике, которая заставляет вспомнить название одного из самых популярных проектов с участием Студницкого — «Меццо-форте» (термин mezzoforte в музыке означает умеренно громкое звучание, в отличие от «форте» — громкого — и «пиано», тихого). Всё это стоит на надёжном основании акустического баса опытного Пауля Клебера (Paul Kleber — тоже, кстати, как и Штудницки, в прошлом участника Jazzanova) и изысканных акцентов ударной установки Тима Зарана (Tim Sarhan).
Всё, что в электронных стилях «минимал техно», «лаунж» и «даунтемпо» делается цифровыми средствами, участники квартета Штудницки играют на живых акустических инструментах, и даже синтезатор Nord имитирует тембром аналоговое, электроакустическое Rhodes piano. Но главный тембровый стержень этого прозрачного звукового мирка — деликатный, слегка сиплый, тёплый звук трубы, которая солирует в совершенно джазовой фразеологии, заставляющей вспомнить, конечно же, Майлза Дэйвиса — но и массу современных европейских трубачей, от Томаша Станько до Эрика Трюффа.
ВИДЕО: Sebastian Studnitzky Quartet — KY Organic
httpv://www.youtube.com/watch?v=QkfQNFQbP20
Гипнотический, расслабляющий характер музыки проекта «KY Organic» не помешал публике по окончанию концерта не только затребовать выступление на бис, но и окружить музыкантов в фойе и излить на них горячую любовь в форме приобретения компакт-дисков с альбомом и единодушного требования автографов, каковому требованию артисты с удовольствием подчинились.
На второй день в Нарве, 9 ноября, фестиваль переместился на новую площадку — Нарвскую резиденцию художников. Это старое здание, построенное в начале ХХ века как особняк одного из директоров тогдашнего градообразующего предприятия Нарвы — Кренгольмской мануфактуры, огромной ткацкой фабрики, которая в XXI в. не вынесла конкуренции внутри ЕС и обанкротилась. На фабрике жизнь сейчас еле теплится, постройки советского периода снесены, а те её более старые строения, что защищены законодательством от сноса, постепенно разрушаются от времени. Тлен запустения доминирует и в здании бывшего директорского дома, но с въездом туда Резиденции художников в здании починили полы, потолки и лестницы, со стен первого этажа сбили полуобвалившуюся штукатурку и в честь фестиваля замаскировали поверхности лестничного пролёта и зрительного зала на втором этаже психоделическим вращением то абстрактных узоров, то световых проекций фестивальной символики.
Впрочем, главный герой первого концерта этого дня начал свой день в Нарве намного раньше. Народный артист России гитарист Алексей Кузнецов приехал на фестиваль не один: в дуэте с ним был его ученик и коллега — Максим Шибин. Днём 9 ноября они вдвоём посетили Нарвскую музыкальную школу. Это сильный центр музыкального образования, в котором за джазовое направление отвечает замечательный энтузиаст — Борис Паршин, лауреат Эстонской джазовой премии 2011 г. в категории «Лучший продюсер».
Ежегодный молодёжный джазовый фестиваль «Нарва джаз», молодёжный джазовый оркестр, молодёжный музыкальный проект Music Mix — всё это Борис Петрович; он участвовал и в организации мастер-класса Алексея Кузнецова в Нарвской музыкальной школе.
Мастер-класс был построен как свободная встреча ветерана российского джаза и юных эстонских джазменов.
Сначала Алексей Алексеевич вместе с Максимом Шибиным немного поиграл молодёжи, потом молодёжь немного поиграла Алексею Алексеевичу.
Особенно впечатлила 18-летняя саксофонистка Эва Леннук, которая очень остро чувствует ритмическую природу джазовой фразировки. Наконец, российские гости и молодые нарвские музыканты немного поиграли вместе, ещё раз подтвердив, что язык джаза не знает государственных границ.
Первый из двух вечерних концертов в Резиденции художников гитаристы Алексей Кузнецов и Максим Шибин сыграли дуэтом. И вот тут нужно подчеркнуть важность этого концерта: роль Нарвы как культурного моста между Россией и Эстонией так важна, что чрезвычайный и полномочный посол России в Эстонии Александр Петров с супругой специально приехал из Таллина, чтобы поприсутствовать на концерте народного артиста Российской Федерации, легенды советского джаза.
Может быть, имя джазового гитариста Кузнецова знает и не каждый, но уж зато гитару-то его точно слышали все, кто когда-либо видел советский телесериал «Семнадцать мгновений весны», где Кузнецов в 1973 г., солируя в составе Оркестра кинематографии п/у Эмина Хачатуряна, сыграл вошедшие буквально в плоть и кровь постсоветского культурного кода трогательные ноты заглавной музыкальной темы.
Конечно, концерт не ограничился исполнением темы из фильма про разведчиков: Алексей Алексеевич широко прошёлся по джазовому репертуару — прозвучали и «Invitation», и «There’ll Never Be Another You», и «Lester Leaps In», и сентиментальная босса-нова Антонио Карлоса Жобима «Once I Loved» (в оригинале «O Amor em Paz»), которая была сыграна как посвящение Николаю Громину, многолетнему партнёру Кузнецова по самому известному гитарному дуэту московской джазовой сцены: Громин ушёл из жизни в Копенгагене в феврале этого года.
Была сыграна и авторская пьеса — «Елена и Маргарита» («А кто они были, — прибавил гитарист, — пусть останется тайной»), и, конечно же, прозвучал горячо любимый Кузнецовым Дюк Эллингтон — трогательная баллада «In A Sentimental Mood».
ВИДЕО: Алексей Кузнецов и Максим Шибин в Нарве — «In A Sentimental Mood»
httpv://www.youtube.com/watch?v=ejiopDmFpAs
Второй и последний концерт этого вечера в Резиденции художников был сольным. Играл датский гитарист Якоб Бро.
Перед выступлением Бро рассказал вашему корреспонденту, что вообще-то крайне редко играет соло: обычно он выступает в трио, так что это новый опыт для него. Готовясь к выступлению в Нарве, он подготовил сольные версии нескольких авторских пьес со своих альбомов последних лет.
39-летний Якоб — музыкант опытный: шестикратный лауреат Датской музыкальной премии, он впервые получил эту престижную награду ещё в 2003 г. Публика вне джазового сообщества знает его как участника кроссовер-проекта на грани современного джаза и электронной музыки Bro/Knak, а широкой фестивальной аудитории датский гитарист знаком как участник Nordic Quintet знаменитого польского трубача Томаша Станько — в том числе по успешному альбому 2009 г. «Dark Eyes», вышедшему на ЕСМ. На том же прославленном мюнхенском лейбле в 2006 г. выходил и альбом «Garden of Eden» ансамбля легендарного американского барабанщика Пола Моушна, в котором тогда тоже играл Якоб Бро.
Впечатления от сольного выступления Якоба Бро? «Лупы» — бесконечно воспроизводящиеся звуковые петли, которые музыкант записывает и запускает на воспроизведение тут же, на сцене, используя их как статичный, ритмически однообразный, но зато безотказный аккомпанемент самому себе. Длиннейшие «дилэи» — задержки звука, которые, хотя и не повторяются бесконечно, но в принципе играют ту же роль: своего рода аккомпанемент, своего рода самоподдержка собственной сольной линии. Всё это, вместе с массой неконвенционных щумов и попискиваний, извлекаемых из гитары вперемешку с продолжительным перебором аккордовых нот без явно выраженного мелодического материала, образует гипнотические «дримскейпы» («пейзажи сна») и завораживающие «саундскейпы» («звуковые пейзажи»). В какие-то моменты гитара начинает работать как контроллер синтезатора, производя абстрактные шумы и сигналы — и внезапно эти абстракции разрушает пальцевая, вполне тональная и даже мелодичная игра аккордами, что производит весьма неожиданное впечатление. На определённом этапе в ход пошёл ещё и «слайд» — металлическая трубка, которую гитарист надевает на один из пальцев левой руки, чтобы добиться протяжённых скользящих глиссандо. Лупы и дилэи при этом не отменяются. Около часа публику постепенно вводила в транс эта медленно развивающаяся, статичная, меланхоличная, медитативная звуковая картина. После финальной «Evening Song», сольной версии пьесы, которую Бро ранее записывал со своим квинтетом, аудитория как бы с трудом очнулась от гипноза — и устроила датскому гитаристу по-эстонски сдержанную овацию, так что он сыграл на бис свою версию старинной песенки «Love Me Tender», но — верный себе — в той же медитативной манере, так что аудитория едва не впала обратно в транс.
10 ноября ваш корреспондент из самой восточной точки Эстонии, Нарвы, отправился почти в центр страны — старинный город Тарту. Правда, размеры Эстонии таковы, что это пересечение половины территории республики заняло всего три часа. Тарту — город с бурной историей: с пятого века по р. Х. здесь было городище эстонских племён под названием Тарбату, а в 1030 г. киевский князь Ярослав Мудрый поставил здесь свой город, назвав его по своему христианскому имени Юрьев. В 1220-х гг. город захватили немецкие рыцари-меченосцы, переименовали в Дорпат и учредили католическое епископство. Впоследствии город, именовавшийся в новгородских и московских летописях Немецким Юрьевом, переходил из рук в руки — от немцев к полякам, затем к шведам, а в 1704 г. по результатам Северной войны вошёл в состав Российской империи под названием Дерпт. Сейчас Тарту — второй по размеру город и университетская столица Эстонии: своя «академия» была здесь ещё при шведах, в XVII веке, затем она прекратила существование, но в начале XIX столетия император Александр I вновь открыл здесь высшую школу — Императорский Дерптский университет, где обучение велось на немецком языке, к которому только в конце века добавился русский. Во время Первой мировой войны университет был эвакуирован вглубь России, где дерптские преподаватели положили начало нынешнему Воронежскому государственному университету; в 1919 на базе бывшего Дерптского был создан Тартуский университет с преподаванием на эстонском и русском языках. В советский период здесь преподавал первопроходец советской семиотики (науки о коммуникативных системах) — Юрий Лотман. Сейчас Тартуский университет — крупнейшее учебное заведение Эстонии, и роль его в республике так велика, что даже эстонское министерство образования и науки находится не в Таллине, а в Тарту.
В последние годы основная площадка джазового фестиваля в Тарту — расположенный на окраине, на бывшем лётном поле бывшей советской базы бомбардировочной авиации Раади, Эстонский Национальный музей. У музея есть две площадки для проведения концертов — главное фойе и небольшой театральный зал; там и выступают участники «ИдеиДжаз».
Третий вечер четырёхдневного фестиваля в Тарту, то есть вечер 10 ноября, открыл проект, созданный при поддержке комитета Estonia 100 к столетию независимости Эстонии — Path of Joy («Дорога радости»), которым руководит пианист/клавишник Раун Юрикас. Голос проекта — вокалистка Лийси Койксон; в группе играют также басист Пеэду Каас, гитарист Андре Маакер и молодой барабанщик Мартин Петерман.
Юрикас отобрал для проекта песни эстонских композиторов разных эпох, делая основной упор на их настрой: тематика песен должна была отражать радость жизни, позитивное мировосприятие. Общее настроение, тем не менее, получилось скорее торжественным, рапсодическим, серьёзным, хотя некая атмосфера радости — пусть очень сдержанной, обстоятельной, даже гимнической — для иноязычного слушателя, не понимающего текстов песен, всё же чувствовалась. И, благодаря джазовом бэкграунду инструменталистов, особенно — проявляющемуся в их соло, слушатель мог не сразу забыть, что проект номинально всё же джазовый.
ВИДЕО: проект Path of Joy на фестивале IdeeJazz (соло: Пеэду Касс — бас-гитара, Андре Маакер — гитара)
httpv://www.youtube.com/watch?v=Eh0cP6OTwjE
Второй в этот день концерт, выступление марокканской певицы Oum, при залившем сцену инфернально-красном свете погрузил слушателей в безбрежное море современной world music с элементами джаза.
Это модно в Европе (да и в США); сцены европейских фестивалей полны ансамблями и солистами из Африки, с Ближнего Востока и из других регионов с талантливым, пассионарным и предприимчивым в поисках лучшей доли (как правило, в Европе) населением. Эти музыканты в массе своей занимаются тем, что представляют европейской публике современные популярные ритмы своей родины, талантливо напевая на родном языке незамысловатые песенки неизвестного содержания; при этом в ансамбле, как правило, есть современная электрифицированная ритм-секция, вместо аутентичного фольклорного ритма играющая ровный современный бит, иногда вполне танцевальный. Это world music. Если к ансамблю добавить ещё одного-двух солистов на современных западных инструментах, умеющих импровизировать (то есть, как правило, окончивших джазовый колледж) — получается world jazz или, как это называлось в 1990-е, ethno jazz. И да, я упрощаю, но незначительно.
Ум — точнее, Ум Эль-Гайт Бенессарауи (Oum El Ghaït Benessahraoui) — не просто марокканка; она светская марокканка, архитектор по образованию, и её профессиональные занятия музыкой начались только после того, как в 2002 г. яркая 24-летняя девушка окончила в Рабате, столице Марокканского королевства, Национальный архитектурный институт. И нет, она не занималась традиционной музыкой: первые годы она пела англоязычный репертуар Ариты Франклин, Эллы Фицджералд и Уитни Хьюстон, потом занималась франкоязычным хип-хопом ипосле окончания архитектурного института даже прожила два года в Париже, где профессионально работала в соул-группе. И только после возвращения в Марокко она принялась обогащать свой музыкальный стиль элементами фольклорных стилей гнауи (музыка потомков чернокожих рабов в странах Магриба) и хассани (музыка североафриканских арабов).
В Эстонии она представляла материал своего альбома 2015 г. «Zarabi», записанного в марокканской пустыне живьём — без студии, прямо под открытым небом. Название на дарижа, марокканском диалекте арабского языка, означает «Ковры». Ум рассказывает, что тематика альбома вдохновлена её знакомством с женщинами расположенного на юге Марокко оазиса М’Хамид-эль-Гизлан, которые расплетают ткани скупленной в Европе по дешёвке старой одежды и ткут из получившихся нитей ковры.
Музыкально представленный ей материал хорошо укладывался в формат world jazz: на этническую составляющую намекали арабская лютня уд (Алаа Зуйтен) и экзотическая перкуссия, выстроенная в подобие ударной установки ((Инор Сотолонго), на джаз — труба (Камиль Пассери) и контрабас (Дамиан Нуэва). Джазовая составляющая в этой фактуре читается, в общем, только во время соло трубача, который играет в основном ладовые построения с характерными магрибскими мелизмами, иногда задействуя интересный приём игры на тончайшем комарином звуке в ультравысоком регистре, пока ансамбль звучит в динамике p / pp (то есть «тихо» или «очень тихо»). Иногда ансамбль пускался в пряно контрастные, ритмически острые эпизоды в танцевальных магрибских ритмах. Неожиданным сюрпризом оказался тот факт, что, несмотря на уверенную игру контрабасиста, контрабас на протяжении всего концерта отчётливо «не строил». Но это мелочи.
Ум рассказала, что поёт традиционные женские любовные песни разных регионов Марокко, например — её родного Марракеша. Надо отметить, что всё это в целом аккуратно приспособлено ей и её ансамблем для восприятия широкой западной публики, так что воспринимается не столько как этника, сколько как поп-музыка. Благодаря тому, что арабская лютня уд широко используется во французской (и вообще европейской) поп-культуре последних десятилетий, звук этого древнего инструмента воспринимается не как таковой, а как своего рода экзотическая гитара: Алаа Зуйтен и солирует на нём в однозначно гитарной технике и мелодике. В небольшом, но пикантном голосе Ум проскальзывают иногда даже какие-то индийские лады — хотя это, конечно, пересечения арабских ветвей средневековой системы музыкальных ладов, общей для части Центральной Азии, Ближнего Востока, части Южной Азии, Северной Африки и Малой Азии (макомат, мугам, дастгах, макам и т. п.) с магрибским (сахельским) фольклором — прежде всего музыкой гнауи и хассани. Подчеркну ещё раз: Ум эти элементы хорошо приспосабливает к уровню восприятия и вкусам европейской публики. Образованная, городская, светская женщина, много лет занимавшаяся исключительно западной популярной музыкой, она наконец нашла, как в западном мире можно продвинуться, используя собственное национальное наследие, элементы культуры своей родины — и, как говорится, остаётся только пожелать ей в этом дальнейших успехов.
В последний день фестиваля — 11 ноября — концерты в Национальном музее Эстонии начались рано: в 17:00 в кафе музея играли Titoks, первое джипси-джазовое трио Эстонии, в прошлом — студенты Олега Писаренко в Тартуском музыкальном училище: Кристьян Рудановски — скрипка, Яанис Килль — гитара, Роберт Нымманн — контрабас. Молодым эстонским первопроходцам популярного по всей Европе стиля, так называемого «цыганского джаза», несложно набрать репертуар: тут и пионер стиля Джанго Райнхардт, и аранжированная классика, и даже — что, безусловно, добавляет ансамблю очков в глазах эстонской аудитории — мелодии самого популярного эстонского песенника ХХ столетия Раймонда Валгре (ну, это примерно как диксиленды в России исполняют в трад-джазовой стилистике что-нибудь типа «Очи чёрные», рассчитывая на узнаваемость мелодий). Молодое трио звучит несколько заполированно, но одно можно сказать с уверенностью: Рудановски — очень сильный скрипач.
Двумя часами позже в театральном зале музея выступила одна из самых известных польских джазовых вокалисток — Анна-Мария Иопек (Anna Maria Jopek).
Когда в 2014 г. Анна-Мария, уже в статусе польской национальной звезды, приезжала в Россию на фестиваль «Триумф джаза», «Джаз.Ру» писал о ней:
…весьма известная в Европе польская вокалистка, обладательница «платинового» альбома в США и обширной фан-базы в Японии, чей творческий путь не основан на шаблонном исполнении набивших оскомину американских стандартов, но зато включает запись совместного альбома, например, с одним из важнейших гитаристов в истории современного джаза — Пэтом Мэтини, или — тоже например — с аранжировщиком Гилом Голдстином и пианистом Гонсало Рубалькабой…
В принципе, в предыстории Анны-Марии Иопек ничего за эти три года не изменилось; изменился её концертный состав — он стал более компактным, но при этом более разнообразным тембрально. Собственно, теперь это всего три музыканта: сама певица, которая также временами аккомпанирует себе на синтезаторе Virus TI; превосходный джазовый пианист Кшиштоф Хердзин (Krzysztof Herdzin), который играет также на аккордеоне, синтезаторе, флейте и перкуссии; и Роберт Кубишин (Robert Kubiszyn) на акустической 5-струнной бас-гитаре, которую он часто использует не только для чисто басовых, но и для почти гитарных (точнее — баритоновых гитарных) функций аккордового аккомпанемента. Кубишин (как и Хердзин, он работает с Иопек давно — в частности, в 2014 г. они были в её ансамбле на московских концертах) также весьма искушённо поёт и играет на различных перкуссионных инструментах, которые он временами успевает завести в «луп-машину», образуя бесконечно повторяющиеся перкуссионные кольца и петли. Да и вообще каждый участник трио время от времени добавляет перкуссионные краски: например, пианист Хердзин отбивает ногой такт на тамбурине, лежащем на полу, или начинает очередной номер сольным вступлением на калимбе (thumb piano), задавая ладообразующий рифф.
Выступление трио Анны-Марии Иопек было посвящено 99-летию независимости Польши, которое должно было отмечаться буквально на следующий день, 11 ноября. Программа состояла преимущественно из песен на польском языке, главным образом — выдержанных в национальном духе с характерной славянской чувствительностью: по словам певицы, это был преимущественно народный и академический репертуар. Но, хотя песенная форма доминировала, всё время ощущалось, что на сцене — джазовые музыканты: практически все инструментальные соло были джазовыми по фактуре и стилистике, а яркий эпизод совместной свободной импровизации во втором номере программы концерта снял всякие сомнения в джазовой компетентности ансамбля, если они у кого и были. Развеялась к концу концерта и кажущаяся холодность певицы: чем ближе к финалу, тем более эмоциональным становилось её пение, тем более широкий спектр настроений и ощущений пыталась она передать, моментами поднимаясь до буквально колтрейновского пронзительного ощущения потаённых духовных прорывов. Она пыталась это объяснить, общаясь с аудиторией по-английски. Не знаю, что почерпнула из её лаконичных, но исполненных чувства пояснений публика — но должен сказать, что ваш корреспондент не сомневался в её искренности, когда Анна-Мария сказала, что «для неё всего две вещи святы: святой град Иерусалим и все работы Арво Пярта». Конечно, эстонской публике упоминание самого известного в мире из ныне живущих эстонских композиторов сильно польстило — но картина тут чуть сложнее: в паре с Иерусалимом упоминание глубоко религиозного Пярта, православного христианина, одна из центральных работ которого написана на церковнославянский текст «Канона покаянного» (1997), даёт весьма интересную картину внутреннего мира певицы — возможно, даже чуть более широкую, чем только звуковая панорама её безусловно очень искреннего и яркого искусства. Жаль, что ваш корреспондент не может подробно показать читателям обстоятельства её концерта — перед началом строгий польский менеджмент трио сурово предупредил, что снимать на концерте вообще нельзя, так что даже приведённый выше единственный концертный кадр я, каюсь, снял контрабандой.
Финальным концертом фестиваля «ИдеяДжаз-2017» в Тарту стало выступление ансамбля американской поющей тромбонистки Обри Логан (Aubrey Logan), который играл при большом стечении публики в самом большом публичном пространстве музея — его главном фойе.
Ну, строго говоря, по факту Логан — вовсе не поющая тромбонистка, а певица, которая иногда играет на тромбоне. Девочка из сельской глубинки дальнего северо-западного штата Вашингтон (не путать со столицей США — Вашингтоном, который находится на востоке, в округе Колумбия) — финалистка телеконкурса «Американский идол» и солистка YouTube-проекта Postmodern Jukebox, тромбон освоила в средней школе, училась в джазовом колледже Бёркли, но главное в том, что она делает — это «винтажный» вокал. Стилевое содержание её нынешней концертной программы — квинтэссенция классической американской эстрадной стилистики 60-70-х годов прошлого века, в диапазоне от намёков на бесшабашную блюзовую ярость Джанис Джоплин до откровенно эстрадных номеров современной «американы» с густым напором кичевых элементов кабареточного свинга. Её пресс-релиз деликатно определяет это так: «она ломает традиционные жанровые барьеры, комбинируя джазовый вокал с ритм-н-блюзом, нео-соул, поп-музыкой и элементами рока».
По факту звучит густо припопсованный электрический поп-соул с отдельными джазовыми соло. Обри вполне способна дать достаточно убедительного джазового скэта, сыграть соло на тромбоне — вполне джазовое по фактуре (но короткое, не дай Бог публика устанет) и вообще показать знакомство с джазовой стилистикой; но это не джаз манхэттенских джаз-клубов — это джазовый саунд кабаре в Лас-Вегасе. Что само по себе совсем недурно и уж, конечно, не запрещено законом, просто нужно чётко понимать, что на концерте Обри Логан ты слушаешь не столько джаз, сколько Большую Американскую Эстраду, сделанную, несмотря на относительную молодость музыкантов, вполне по-взрослому.
У Логан молодой, но крепкий и компетентный состав (клавиши, бас, барабаны и две бэк-вокалистки) — все вряд ли старше её: ей 29, она окончила колледж Бёркли в Бостоне семь лет назад. Хотя на сцене она явно «звезда», а участники ансамбля — её «поддерживающий состав», она умело создаёт для публики ощущение своего рода «звёздного демократизма» в группе — примерно так, как это делали все Большие Развлекатели старой американской сцены: певица не только играет под аккомпанемент безымянных статистов — она подробно представляет участников группы, даёт им соло, в одной из песен трогательно поздравляет бэк-вокалистку Верушку Джордж с днём рождения.
Вообще она ведёт себя в точности как американские эстрадники Большой Старой Школы. Травит байки. Вставляет кусочки стилизованного скэта. Разыгрывает сценки. Играет соло на тромбоне. Внезапно демонстрирует немного классической вокальной школы на материале Джузеппе Верди. Ходит с тромбоном «в народ», обходя с инструментом весь зал, пока звучит нью-орлеанская «похоронная плясовая» — «When the Saints Go Marching In». Выбегает на сцену и делает… классическое гимнастическое «колесо», да не один раз, а раз… два… три!
Это отличный гастрольный entertainment — в программе большого фестиваля обязательно должно быть что-то подобное, обращающееся к самой широкой аудитории. Ну, а джазовое искусство будут развивать, двигать его границы дальше и открывать новые глубины совсем другие музыканты — в чём публика имела возможность убедиться в течение четырёх дней отличного фестиваля IdeeJazz 2017 в Нарве и Тарту и с чем ваш корреспондент от всей души поздравляет артистического директора фестиваля Олега Писаренко и его правую руку и спутницу его жизни — Эвелин Писаренко: в это трудно поверить, но, пусть при компетентной и искренней помощи множества волонтёров в обоих городах и при поддержке городских властей, фестиваль они делают практически вдвоём. Надеюсь, следующий год закрепит достижения нынешнего, показавшего, что в Эстонии вырос ещё один сильный и интересный джазовый фестиваль.
