31 мая российская джазовая певица Анна Бутурлина празднует день рождения. А 1 июня у неё состоится большой концерт в Центральном Доме художника — «Джаз для всей семьи».
Мы, естественно, много раз писали о ведущей вокалистке московской джазовой сцены. Но было в истории «Джаз.Ру» и большое биографическое интервью, которое у Анны взяла в 2010 году ещё одна Анна — заместитель главного редактора нашего издания Анна Филипьева. Тогда портрет Анны Бутурлиной, выполненный фотографом Александром Никитиным, появился и на обложке бумажного «Джаз.Ру»: Анна стала первой «женщиной джаза» на нашей обложке!
Семь лет спустя мы с удовольствием воспроизводим это интервью в сетевой версии, делая его доступным для широкого круга читателей: хотя с тех пор много чего произошло, интервью это не потеряло значимости и до сих пор.
С днём рождения, Аня!
| Анна Филипьева, редактор «Джаз.Ру» Фото: Александр Никитин |
 |
Анна Бутурлина — одна из самых ярких джазовых певиц на нынешней отечественной сцене. В её творческой биографии есть выступления с большинством именитых российских оркестров, включая биг-бэнд Игоря Бутмана, оркестр Олега Лундстрема и многие другие, но сама она при этом с большим теплом отзывается о своём рабочем ансамбле, возглавляемом пианистом Алексеем Беккером, творческий союз с которым длится уже более десяти лет. Этапы творческого пути Анны зафиксированы в аудиозаписи: её альбомы «Black Coffee» (2002) и «My Favorite Songs» (Evergreen Records, 2006) пользуются особой популярностью у российских любителей джазового вокала, и это понятно, поскольку в представлении Анны настоящее пение — это не демонстрация вокальной техники, а живые человеческие эмоции, идущие от сердца.
В феврале 2009 г. Анна впервые выступила в роли продюсера, на весьма высоком уровне и с большим успехом проведя в Москве I конкурс молодых джазовых вокалистов.
— Становиться вокалисткой я вообще не собиралась. Мысль появилась случайно, наверное, лет в четырнадцать. До того я планировала стать академической пианисткой, и все мои усилия в музыкальной школе были направлены именно на это. Но я смогла, в конце концов, разочаровать своего педагога, сказав, что поступаю в Гнесинское училище на отделение хорового дирижирования, поскольку мне в тот момент показалось, что это обеспечит мне все необходимые знания для того, чтобы научиться и петь, и как-то всё в своей жизни организовать вокруг этого.
А почему решили петь джаз?
— Тоже вышло случайно. Я всегда занималась классикой, и, поступая в музыкальное училище, я вообще-то хотела стать оперной певицей. Ходила на прослушивания к разным педагогам, показывала себя. Но в академическом плане голос у меня, скажем так, не самый интересный: лирико-колоратурное сопрано. И мне сказали, что, вероятнее всего, с моим голосом я смогу пойти только в оперетту. А оперетта казалась мне несерьёзным жанром. Потом я совершенно случайно услышала «Misty» Эрролла Гарнера в исполнении моего друга — он увлекался джазом и просто подбирал её на фортепиано. Мне было лет шестнадцать, наверное. Я была так потрясена красотой мелодии! Говорю: «Боже, что это? Неужели такое бывает! А слова-то есть?» Он говорит: «Конечно, есть. Это ж песня!» В общем, с того и пошло. Потихоньку мы с ним начали подбирать разные песни и исполнять их, где придётся: на вечеринках, на уроках сольфеджио и гармонии… Постепенно я поняла, что это, и только это, может быть моим путём, и ничего больше я не хочу. Все оперы были сразу забыты. И оперетты тоже (смеётся).
Ближе к четвёртому курсу училища я пошла факультативно заниматься к своему будущему педагогу Юрию Олизарову в Гнесинский институт. Раз в неделю ходила к нему на открытые уроки, брала всё, что он предлагал в плане знаний и умений. Практические занятия там были коллективные. Не индивидуальные. Ну и за год я до такой степени сумела освоить всё это, что легко поступила в институт — уже на эстрадно-джазовое отделение. Проблем не было, хотя я очень волновалась, конечно.
Я хотела поступить именно к преподавателю-мужчине, потому что у меня всегда было стремление быть ни на кого не похожей. И я поставила себе цель: педагогом должен быть мужчина, и тот, кто не будет мешать мне заниматься тем, чем я хочу. Чтобы не было тембрального подражания педагогу. У нас такое сплошь и рядом происходит: как поёт педагог — так и ученик, прямо один в один. И это мне ужасно не нравилось.
Какие джазовые альбомы и исполнители тогда, в самом начале, произвели на вас самое сильное впечатление?
— В тот момент я не знала ни одного джазового имени, кроме, наверное, Луи Армстронга, поэтому просто спросила у знающих людей имена, пошла в магазин «Мелодия» — тогда ещё он был на Новом Арбате — и купила сразу много всяких кассет. В основном это был как раз Луи Армстронг, Элла Фитцджералд, Сара Воэн немножко… Сару Воэн, кстати, не рекомендую начинающим певцам: очень сложный голос, не подражайте ей, пока не научились петь! В общем, я начала слушать — и заслушала эти кассеты до дыр. Я знала их наизусть — от и до. И до сих пор это мои любимые альбомы. У Эллы Фитцджеральд это альбом «Clap Нands, Here Comes Charlie», где она просто потрясающе поёт с квартетом. И альбом «Ella Swings Lightly» тоже меня потряс.
Что там такого особенного?
— Вот не знаю… Мягкость голоса и оркестр, который ей аккомпанирует — всё это так органично, замечательно… Прямо хотелось слушать и слушать, не переставая.
А инструменталисты?
— Как ни странно, один из первых инструменталистов, которого я услышала в своей жизни, это Уинтон Марсалис. Его концертный диск… Не помню названия. Он начинается с «Angel Eyes», и вместе с ним играет Арт Блэйки. (Видимо, концертная запись Art Blakey Jazz Messengers 1981 г., никогда не выпускавшаяся легальными лейблами, но то и дело всплывающая на рынке, чаще всего — под названием «Wynton». — Ред.) Что-то меня в нем тоже зацепило… Я, наверное, миллион раз прослушала этот альбом и поняла, что, оказывается, ноты, которые я вижу перед собой, — это только основа джазового исполнения, а мелодию-то можно развернуть, столько всего с ней ещё сделать!
Что слушаете сейчас?
— Очень нравятся Сонни Роллинз, Уэйн Шортер, Ли Моргана люблю, Клиффорда Брауна, Рона Картера… То есть сейчас я больше для себя нахожу в инструментальной музыке, и оттуда тоже, как ни странно, беру вокальные приёмы. Нежелание быть тембрально похожей на кого-то меня останавливает в прослушивании певцов. Хотя, даже если я их слушаю, в основном испытываю разочарование. Мне не хватает чего-то. То есть всеми признанные истинные звёзды, которые создавали джаз, для меня, конечно, являются учителями, и тут уж ничего не скажешь. Но, видимо, масштаб таланта очень важен для меня в исполнителе. Если вокалист просто талантлив — мне мало, я не могу почерпнуть для себя достаточное количество информации. А вот исполнители масштаба Кармен Макрэй не надоедают, и я каждый раз слышу в них что-то новое. Вот, кстати, да! Кармен Макрэй — одна из моих любимых певиц. Она — рассказчик, и я выбрала свой путь в джазовом вокальном исполнительстве благодаря ей в том числе. Она меня научила именно этому.
ДАЛЕЕ: продолжение интервью Анны Бутурлиной
Как насчёт авангардных вокалистов?
— Я слушала. Тяжело. Не могу. Видимо, у меня ухо такое. Я нуждаюсь в гармоничном сочетании звуков. Честно пыталась слушать авангард! Позвонила потом своему другу, который записал мне эти диски, говорю: Серёж, не могу. Он смеётся. Говорит, ну ладно, я понял (смеётся). Ну, не моё.
Вы преподаёте?
— У меня есть несколько учениц, с которыми я занимаюсь частным образом. Преподавать официально я не решаюсь. Во-первых, очень много бумажной работы, которая отнимает и время, и силы. Ну, и, честно говоря, не хочу быть ответственной перед педсоветом. Далеко не все студенты талантливы настолько, чтобы можно было с гордостью сказать: «Это — мой выпускник!» К тому же работа это довольно сложная. Я больше хочу заниматься собственной карьерой и не готова посвятить педагогической работе столько времени, сколько она требует. Пока не готова.
Откуда берутся ваши ученицы?
— Как-то находят меня через интернет или, услышав моё пение, просятся, чтобы я с ними позанималась. Но я беру в ученики только взрослых. Детский голос — очень нежная субстанция, и я не готова с ней работать.
Кто-то из учеников задерживается надолго, кто-то быстро уходит, потому что понимает, что вокальная работа — это тяжёлый и длительный труд. Некоторые ведь думают, что научиться петь — легко. А это не так. Если же человек не обладает вокальным слухом и какими-то особыми склонностями — это вообще очень трудно.
Многие ваши ученицы планируют профессиональную вокальную карьеру?
— Нет. В основном это девушки, которые занимаются вокалом дополнительно к своей основной профессии. Они либо не планируют стать певицами, либо процесс обучения идёт очень постепенно. Иными словами, мы не рвём когти и занимаемся не спеша. Вот, например, ко мне ходит одна девушка — классическая пианистка. Она мечтает освоить джазовый вокал, чтобы танцевать степ и петь одновременно. Степом она тоже занимается.
Чего, по-вашему, необходимо избегать начинающему джазовому вокалисту?
— Вообще основная ошибка многих вокалистов, стремящихся петь джаз — это вульгарность исполнения. Бывает, нахватаются с поверхности каких-то голосовых эффектов — и начинают их очень преувеличенно применять в своём пении. Получается совершенно ужасное бескультурное исполнение. А на самом деле для того, чтобы петь джаз, нужно для начала копнуть поглубже. Очень много надо послушать и почитать, прежде чем решиться на это. Потому что если не понимаешь, откуда ноги растут, то и голова растёт не очень красиво. Вульгарность — это самое ужасное. Помимо этого, мне кажется, нужно избегать подчёркнутого копирования исполнителей. Скажем, если у исполнителя есть концертная программа, в которой пять песен взято у Сары Воэн, пять песен у Аниты О’Дэй и пять песен ещё у кого-то, и при этом он исполняет эти песни ровно как эти три исполнителя, не пытаясь объединить это своим собственным внутренним чутьём, то получается ерунда. Я прямо краснею, когда это слышу, и думаю: «Неужели люди не понимают, что они делают?» Я это сразу слышу. А не понимают многие, молодые особенно. Просто надо избегать профессиональной неграмотности. А как её избежать? Её надо исчерпывать, слушая музыку, и обязательно учась у живых музыкантов. Например, у инструменталистов. Многие из пожилых уже музыкантов несут какой-то особый джазовый дух. Тот же Алексей Алексеевич Кузнецов со своим ансамблем. Он удивляет свежестью и при этом неизменностью музыкального мира, который представляет. Я наблюдаю, как публика реагирует на исполнителей, и понимаю, что у многих из них нет чего-то такого, что есть у того же Кузнецова. Может быть, это его душа такая? Или просто он ухватил джазовое зерно, которое многие не могут ухватить? Всё-таки мы русские люди, и джаз родился не на нашей земле. Некоторым, видимо, трудно уловить верную стилистику. Они что-то там имитируют, а имитация — это уже не исполнение. А есть истинное исполнение, и оно сразу слышно. Я бы так сказала.
Да, все начинают с подражательства. И я начинала с него. Но важно потом из этого выпрыгнуть и пойти своим путём, найти свой звук, свою манеру. По крайней мере, технически нужно настолько мастерски владеть голосом, чтобы никто не придрался. Ну, а душу человеку не приделаешь. Если он обладает какой-то особенной душой, то она будет слышна в каждом звуке, и из глаз будет исходить свет.
ВИДЕО: Анна Бутурлина исполняет «Песенку о хорошем настроении»
Анатолий Лепин на стихи Вадима Коростелёва, из кинофильма «Карнавальная ночь», 1956. Концерт «Джаз в двух действиях», Москва, Центральный Дом художника, 17.02.2017. Даниил Крамер — ф-но, Макар Новиков — бас, Александр Зингер — ударные.
httpv://www.youtube.com/watch?v=mYHYe2Is4a8
То есть вокалист должен обладать какой-то особой душой?
— Думаю, да. Иначе, зачем он на сцене? И вообще слово «вокалист» для меня какое-то очень сухое. Я себя, например, вокалисткой не называю. Я называю себя певицей, потому что я — рассказчик. Я — певец. Я говорю слова со сцены и с помощью музыки, или через музыку, или вместе с музыкой доношу их до слушателя. То есть моя задача — передать именно слова. А вокалист — это человек, который занимается совершенствованием своей вокальной техники, увлекается всякими сложными элементами, пренебрегая словами… По-моему, именно вокалистов на сцене больше. Певцов, честно говоря, меньше. Я себя с гордостью причисляю к певцам (смеётся). Может быть оттого, что я так воспитана, в классических традициях. В училище нам говорили, что слово и музыка в песне — два абсолютно равноценных компонента, и одно не может быть важнее другого. С этим же багажом я пришла и в джаз. Ну, ничего страшного, если вокалист увлекается техникой, поражает всех какими-то высотами или немыслимым басом. Я этим не поражаю. Я просто передаю своё ощущение и эмоции.
ВИДЕО: Анна Бутурлина исполняет «This Could Be the Start of Something Big» Стива Аллена на фестивале Jazzkaar в зале Русского культурного центра в Таллинне, Эстония, 28.04.2011
Олег Стариков — ф-но, Андрей Дудченко — бас, Александр Зингер — барабаны
httpv://www.youtube.com/watch?v=OIrf6VN55nE
Одно дело — излил душу, написал собственную песню. И другое дело — песня, которую написал кто-то другой. Как эта идея преломляется в исполнении чужих песен?
— Ну, как? Просто пример приведу. Сижу я дома, думаю, что надо подобрать себе новый репертуар. Открываю толстый фейк-бук и начинаю за инструментом листать страницы — проигрываю первые несколько тактов песен. Эта мне не очень нравится, эта тоже не очень… Через двадцать песен — о! что-то интересное… Сыграла целиком. Если понравилось — начинаю читать текст. Если текст ужасен — я не смогу это петь. Ну а если и стихи оказались глубокими, и музыка трепетная, то всё. Вот недавно я открыла и стала играть известнейшую балладу «People» из фильма «Смешная девчонка», так у меня в середине песни просто слёзы из глаз полились. Потому что настолько пронзительная музыка и слова, что у меня внутри аж всё замерло. Вот такие песни я и ищу. В идеале они все должны быть такими, внутри всё переворачивать, но настолько влюбиться в произведение не всегда получается. Бывает, что музыка захватывает или ритм какой-то особый… В общем, начинается с этого, а потом уже в процессе исполнения я ищу свой образ. Бывает, сразу что-то приходит, бывает — постепенно, в процессе аранжировки, например, когда ищу характер. Случается, конечно, услышу какую-то запись, и тоже понимаю, что это моё, хочу петь. Но если можно сделать своё лучше — я делаю своё. Индивидуалистка я такая — вот и всё (смеётся).
Если оглянуться лет на семь назад, российская джазовая вокальная сцена тогда пребывала в упадке. В последнее время ситуация начала улучшаться. По-вашему, кому из активных ныне джазовых вокалистов можно было бы сказать спасибо за то, что всё это сдвинулось с мёртвой точки?
— Честно говоря, это не самый любимый мой вопрос. Я не люблю говорить о других вокалистах. С одной стороны, это может кого-то обидеть. А если кого-то не назовёшь — не поймут. Но вообще я могу сказать спасибо всем вокалистам, которые, не смотря на не очень-то большие (по сравнению с поп-исполнителями) заработки, всё равно посвящают свою жизнь и своё время джазу. Я думаю, что любой человек, который в той или иной степени занимается джазом или каким-то авторским творчеством вокруг джаза, совершает определённый подвиг. Жизнь-то на самом деле у нас, джазменов, непростая. И я чувствую, что с каждым годом она становится всё сложнее.
Даже так!
— Да. Раньше в Москве было больше мест, где был востребован джаз. Сейчас они стремительно закрываются, и наблюдать всё это, в общем-то, печально. Мало площадок для выступлений — получается, что меньше работы. Работу приходится добывать. Раньше я — честно! — сидела дома, мне звонили, приглашали, и я либо соглашалась на работу, либо нет. И всё, больше ничего я не делала. А теперь мне приходится самой звонить арт-директорам клубов, договариваться о выступлениях, больше времени посвящать саморекламе, делать рассылки по интернету, информировать публику о том, что мы есть, где мы выступаем. То есть стало сложнее. Хотя, казалось бы, наоборот должно быть, да? Вроде, чем больше поёшь, тем больше знающих о тебе людей. Но — нет. Как-то иначе устроен мир у нас в Москве (смеётся).
Честно говоря, мне всегда казалось, уж что-что, а джазовый вокал на московской сцене востребован. Вокал-то все любят…
— Вот удивительно, да? И это при том, что вокалистов в Москве — считанные единицы. Очень мало джазовых певцов. А работы… У кого-то, может быть, её больше? Может быть, я капризная (смеётся)? Возможно, многие думают, что джазовый вокал — это слишком претенциозно или слишком дорого… Не знаю. Что-то тут неправильно. Ведь голос, который поёт со словами — это самый доступный для восприятия инструмент, самое легко проникающее в душу исполнение. Что может быть ближе человеку, чем пение?
Может быть, тогда проблема в иностранных текстах?
— Может быть. Я об этом много думала, и даже в последнее время создала русскоязычную программу. Она состоит из песен — и совсем не джазовых, и близких к джазовым советским песням — ну, Исаак Дунаевский же, можно сказать, был советским джазовым композитором. Однажды мы исполнили эту программу в «Олимпиаде-80». Я думала, что все просто тихо уйдут (смеётся). Но был такой успех, шквал оваций… Александр Эйдельман (глава «Джаз Арт Клуба», базировавшегося тогда в «Олимпиаде-80». — Ред.) был просто в восторге. В общем, это был мой риск, и он оправдался. Я думаю, что надо пытаться больше петь на русском, хотя, конечно, язык очень сложный для джаза. Он не подходит по звукообразованию, на нём трудно петь, и вообще… я бы сказала, что стесняюсь петь на русском (смеётся). Когда поёшь по-английски, как будто бы возникает лёгкий экран между мной и публикой, который позволяет мне быть более откровенной внутри исполнения. А русский — он открыт! Всё! Он весь понятен до слова, до звука. Тут уже ничем не прикроешься, и иногда бывает, что я так смущаюсь обычных русских слов! (смеётся) Но я преодолеваю…
ВИДЕО: Анна Бутурлина исполняет песню Сергея Никитина «Летающие лошади»
Из мультфильма «Большой секрет для маленькой компании», 1979. Концерт «Джаз в двух действиях», Москва, Центральный Дом художника, 17.02.2017. Алексей Беккер — ф-но, Макар Новиков — бас, Александр Зингер — ударные.
httpv://www.youtube.com/watch?v=LbKyIqzCcWA
Сейчас эта программа активна? Она где-то исполняется?
— Да. Мы показываем её в клубах, и вот в прошлом году на фестивале в саду «Эрмитаж» исполнили одну из песен — «Ключ от королевства». Мне показалось, что народ понял. Это было очень интересно. Мы с Алексеем Беккером вместе делали аранжировку, и получилось такое произведение… что-то в духе Чарли Мингуса. Я была очень довольна. Если продолжать дальше работать в этом направлении, кто знает, вдруг выйдет что-то…
ВИДЕО: Анна Бутурлина на фестивале «Джаз в саду Эрмитаж», 2009. «Ключ от королевства»
httpv://www.youtube.com/watch?v=8d-hxmCr0co
А записать?
— Думаю, надо. Обязательно сделаем это, как только появится финансовая возможность, и когда будет достаточно произведений, из которых можно будет что-то выбрать для создания диска.
То есть процесс создания диска для вас обязательно подразумевает выбор, а не сплошную запись энного количества песен, накопившихся к определённому моменту?
— Да. Это первое. А второе… Честно говоря, хотелось бы писать диски каждые полгода. Только почувствовала, что шагнула на ступеньку выше — и сразу это зафиксировать. Но писать диски тяп-ляп не хочется. А хорошие стоят дорого, и всегда возникают сомнения — а стоит ли, а может быть — лучше подождать… Возможно, какие-то замечательные находки из-за этого так и остаются где-то на сценах и не фиксируются.
У вас сейчас два альбома — «Black Coffee» и «My Favorite Songs»?
— Да, полноценных сольных альбома у меня два. Ещё один сольный концертный альбом мы записали в Сибири, и Сергей Беличенко выпустил диск «Слова любви». Но эта запись так и ходит там, в Сибири. В Москве её не продают. Помимо этого я участвовала в записи нескольких дисков как приглашённый артист.
С какими оркестрами вы пели?
— С оркестром Олега Лундстрема, оркестром Игоря Бутмана, с «МКС биг-бэндом», с нынешним «Академик-бэндом» Анатолия Кролла, с Астраханским биг-бэндом, с Томским… может быть, я что-то забыла… В общем, биг-бэнды меня приглашают, это приятно (смеётся).
ВИДЕО: Анна Бутурлина и биг-бэнд «Орфей», Дом Музыки, 2015. «At Last» в аранжировке Анатолия Кальварского
httpv://www.youtube.com/watch?v=4Cj9AptBgPM
Что вам нравится больше — петь с оркестром или с малым составом?
— И то и другое, конечно, мне нравится. Везде есть свои плюсы и минусы. Ну, скажем, с биг-бэндом у меня появляется ощущение, что за спиной вырастают большие крылья. Приятно ощущать, что сзади меня столько мужчин аккомпанируют мне одной (смеётся)… Всё-таки формула «мужчина-женщина» очень актуальна для меня на сцене. Когда я вижу блеск в глазах мужчин, исполняющих музыку со мной на одной сцене, это меня очень окрыляет и наполняет эмоциями. Я прямо чувствую в себе нарастающую с каждой минутой энергию. И выступление с оркестром — это, конечно, грандиозное ощущение. Я парю в небесах! И вообще звучание биг-бэнда или симфонических оркестров, с которыми я периодически выступаю — это что-то. Тем более сейчас, когда мой голос окреп, и я могу лучше себя выразить с бэндом. Получается полнее и увереннее, чем прежде, когда я была начинающей певицей.
А с малым составом достигается более гибкое самовыражение, более авторский подход, я бы так сказала. Здесь я уже могу сама сочинять, импровизировать, сама всё формировать во время репетиции и по ходу концертного исполнения. Я чувствую себя хозяйкой, создаю звучание ансамбля под себя. И, кстати, музыканты, которых я приглашаю, обязательно должны отвечать определённым моим внутренним требованиям, чтобы я могла с ними работать. С малым составом, конечно, больше возможности для импровизации. В оркестре очень жёсткие границы аранжировок, там особо не поимпровизируешь, поэтому можно двадцать раз исполнить с оркестром одну и ту же песню, и она будет всегда почти одинаково звучать. А с малым составом — это каждый раз что-то необычное, хотя, возможно, он не может потрясти воображение и слух публики таким богатым звучанием, как оркестр, просто потому, что там нет такого количества инструментов. То есть и то, и другое для меня прекрасно, очень люблю.
Вопрос про гастрольную деятельность. Насколько это занятие любимо, и какое место гастроли занимают в вашей жизни?
— Я думаю, любому человеку, находящемуся всё время в одном и том же месте, в одной и той же квартире, хочется иногда просто внести разнообразие в свою жизнь, получить свежие эмоции и новые впечатления. Поэтому гастроли мне интересны в первую очередь как возможность увидеть что-то отличное от того, что я вижу вокруг себя каждый день. Обожаю поезда, кстати. Так хорошо в них спится! (смеётся) Ну и, конечно, не секрет, что гастроли — это возможность заработка для любого музыканта. Но здесь важную роль играет, с кем я еду. Если еду со своим составом — это особо любимое мною занятие, и я просто испытываю восторг и радость. А если я еду в незнакомое место и знаю, что буду выступать с музыкантами, которых никогда не встречала раньше — меня это немного пугает, потому что неизвестно, насколько они грамотные, подкованные. Волнительно! Но вообще с тех пор, как я мама, гастроли у меня не слишком частые. Мне приходится ограничивать себя в этом, потому что раз уж я мама, я должна посвящать своей дочери достаточное время, а не бросать её на месяцы. Поэтому туры, скажем, по две недели, которые у нас бывали раньше с Даниилом Крамером, давно у меня не случаются. Но я думаю, вот дочка подрастёт, и к тому времени интерес к джазовой музыке возрастёт, у приглашающих сторон появится больше средств… Сейчас в провинции очень трудно; иногда жалуются, что плохо с финансами, так что… Грустно говорить об этом, но раз уж мы занимаемся джазом, то, наверное, должны смотреть на это, как на что-то обыденное и само собой разумеющееся.
Я слышала от многих, да и сама придерживаюсь мнения, что после того, как у вас появилась дочка, вы стали петь совсем по-другому. В вашем пении появилась особенная жизненная сила. Вы сами это ощущаете?
— Да! А как же!
Как вы это объясняете?
— Наверное, открылись какие-то каналы, как модно говорить (смеётся). Ну, на самом деле, быть мамой — это другое качество женщины. Так банально звучит, но тем не менее. Я чувствую в себе больше и душевных, и физических сил. И во мне появилось столько новых чувств и переживаний, которые я смелее могу передать со сцены! Раньше я была более скована, а рождение дочери меня раскрепостило. Мало того! Удивительно, вот вы не поверите, но когда я родила дочку, то на следующий же день почувствовала, что мой голос изменился. Тембр стал другой. Я испугалась сначала, думала, что сорвала голос. Думаю, что же это такое? Мне говорили, что голос меняется — вот так и есть. Он стал более наполненный, в нём появилось больше каких-то обертонов… Это не только физиология. Это с чем-то духовным связано. Я стала просто увереннее, у меня появилась в жизни опора. Живя каждый день, я чувствую бесконечную глубину внутри себя и понимаю, что могу черпать оттуда всё новые и новые сюрпризы. Меня это так радует! Без какой-то там излишней скромности я говорю, как я чувствую. И это так приятно, радостно… Вообще!
Существуют ли какие-то особые требования, которые вы предъявляете к музыкантам вашего рабочего состава?
— У некоторых есть мнение, что не важно, каков человек: если он клёвый музыкант, то это всё покрывает. У меня не совсем так. Видимо, оттого, что я женщина, я более чувствительна и ранима, и нуждаюсь в таких музыкантах, которые были бы готовы меня выслушать, уважать меня и принимать мою точку зрения, идти на компромисс и со мной, и с самими собой. И здесь конечно очень важны дружеские отношения. Если они складываются, и, когда мы на сцене, я вижу, как из глаз летят искры, мы друг друга чувствуем и с полуслова понимаем — вот это мне комфортно. Если же музыкант хорошо играет, но я вижу, что в этот момент его душа отсутствует, то есть играет он с удовольствием, но ему, в общем-то, всё равно, играет он со мной или с кем-то ещё, я не могу с ним долго работать. Может быть, это очень высокие требования, но я жду от музыкантов такой же душевной самоотдачи, какой требую от себя. А отдаю я много. И если они не готовы к этому — значит, не получается. Мой постоянный партнёр — Лёша Беккер. Для меня он непревзойдённый пианист, исполнитель, и человек превосходных личных качеств. И я очень горжусь, что уже тринадцать лет мы вместе. Подумать только! Кошмар! (смеётся) Но это здорово, и большая редкость для джазовой сцены, что люди так долго вместе. У нас в ансамбле периодически происходят всякие изменения, но одно не меняется: Алексей Беккер и Анна Бутурлина — это константа. Так что человеческие отношения очень важны, иначе музыка страдает. Это я вам говорю как женщина!
ВИДЕО: Анна Бутурлина — фрагмент концерта «Женские киноистории», ЦДХ, 25.05.2016. «С любовью встретиться»
Песня из фильма «Иван Васильевич меняет профессию», 1973; музыка Александра Зацепина, текст Леонида Дербенёва. Алексей Беккер — рояль, Макар Новиков — контрабас, Александр Зингер — барабаны
httpv://www.youtube.com/watch?v=xBn-DfSJB4I
