17 октября отмечает юбилей валторнист, флюгельгорнист и мастер импровизации на ряде редких духовых инструментов Аркадий Шилклопер.
В автобиографии на «Джаз.Ру», открытой самим артистом в 1998 г., он лаконично пишет:
Родился в Москве 17.10.1956. С 6 лет играл на альтгорне в духовом оркестре при Доме пионеров Кунцевского района Москвы.
1967-1974 гг. — воспитанник Московской военно-музыкальной школы.
1974-1976 гг. — солдат срочной службы в оркестре Военно-политической академии им. Ленина.
1976-1981 гг. — студент Государственного музыкально-педагогического института им. Гнесиных (ныне Российская Академия музыки им. Гнесиных) по классу валторны.
1978-1985 гг. — артист оркестра Большого Театра СССР.
1985-1989 гг. — артист Академического симфонического оркестра Московской государственной филармонии.
В 1976-1978 параллельно с занятиями в ГМПИ им. Гнесиных учился в Московской экспериментальной студии музыкальной импровизации (ныне — Московский колледж импровизационной музыки).
1984-1986 гг. — первый серьёзный джазовый опыт в дуэте с контрабасистом Михаилом Каретниковым. (Дуэт выпустил на «Мелодии» альбом «Движение» (1986) и в числе первых советских джазовых ансамблей по специальному приглашению выступил в 1988, уже после прекращения регулярной совместной работы, на джаз-фестивале Лайонела Хэмптона в США. — Ред.)
1985-1989 гг. — играл в ансамбле «Три О» вместе с Сергеем Летовым (саксофоны, флейты) и Аркадием Кириченко (туба, вокал).
С 1988 регулярно выступал в дуэте с пианистом Михаилом Альпериным. Альбом дуэта «Wave Of Sorrow», выпущенный в 1989 г. фирмой ECM, становится первым ЕСМ-овским альбомом в российской джазовой дискографии.
Позднее участвовал в записи ещё трёх альбомов Миши Альперина для ЕСМ: «North Story» (1997), «First Impression» (1999) и «Her First Dance» (2008).
В 1990 г. дуэт Альперин-Шилклопер приглашает к сотрудничеству энтузиаста русского аутентичного фольклора Сергея Старостина (вокал, кларнет, этнические инструменты). Ансамбль получает название Moscow Art Trio. Трио регулярно гастролировало и в 1990-е было едва ли не самым известным этно-джазовым коллективом из России. Альбомы Moscow Art Trio выходили на российской фирме Boheme Music и на немецкой Jaro.
С 1992 г. начал выступать с сольными программами, одна из которых, «Hornology», была записана и выпущена в 1996 г. фирмой RDM, а в 1998 г. переиздана Boheme Music.
В 1995-2009 Аркадий Шилклопер участвовал в концертах международного состава Pago Libre: Чо Тайсинг (Tscho Theissing) — скрипка, Австрия; Джон Вольф Бреннан (John Wolf Brennan) — фортепиано, Швейцария; Георг Брайншмид (Georg Breinschmid) — контрабас, Австрия; Аркадий Шилклопер — валторна, флюгельгорн, альпийский рог, Россия.
В 1998-2002 гг. Аркадий Шилклопер сотрудничал с ведущим европейским биг-бэндом — Vienna Art Orchestra (Вена, Австрия).
В 2000 г. Аркадий организовал трио Mauve c бразильским гитаристом Алегре Корреа (Alegre Correa) и австрийским контрабасистом Георгом Брайншмидом (Georg Breinschmid). Альбом «Mauve», выпущенный австрийской фирмой Quinton, в 2002 г. получил престижную европейскую джазовую премию им. Ханса Коллера в категории «Лучший СD года».
Начиная с 1998 г. все чаще использует в концертах редкий для импровизационной музыки инструмент — альпийский рог, и является одним из немногих джазовых исполнителей на этом инструменте.
ВИДЕО: Аркадий Шилклопер играет на двух альпийских рогах пьесу «Sertão» Ришара Гальяно вместе с «Академик-бэндом» п/у Анатолия Кролла, зал Российской Академии музыки им. Гнесиных, Москва, 06.05.2011
Соло на тенор-саксофоне: Азат Баязитов
httpv://www.youtube.com/watch?v=Kok9Ta9rwXI
Самый свежий сольный релиз Шилклопера — альбом 2015 г. «Owner of a Lonely Horn — симфоническое посвящение группе Yes» (ArtBeat Music) — находится, как и ряд других его работ, вне джазового поля, но добавляет интересную краску к портрету артиста: ведь он, по его словам, всю сознательную жизнь был поклонником прославленного арт-рокового коллектива.
Кроме того, Шилклопер много работает с симфоническими и камерными оркестрами, в том числе исполняя собственную музыку.
ВИДЕО: «Tribute» — Аркадий Шилклопер и Архангельский камерный оркестр
Фестиваль Владимира Резицкого, Архангельск, октябрь 2013
httpv://www.youtube.com/watch?v=1F1DbXptFBs
ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ:
Транскрипт чата с Аркадием Шилклопером на портале «Джаз.Ру» в октябре 1999 г.
Транскрипт чата с Аркадием Шилклопером на портале «Джаз.Ру» в октябре 2001 г.
ВИДЕО: Аркадий Шилклопер играет свою авторскую пьесу «Фига (не фуга, не джига)» вместе с «Академик-бэндом» п/у Анатолия Кролла, зал Российской Академии музыки им. Гнесиных, Москва, 06.05.2011
Соло: Аркадий Шилклопер (корно да каччиа), Антон Гимазетдинов (тромбон), Азат Баязитов (сопрано-саксофон)
httpv://www.youtube.com/watch?v=us7xJxOUsOQ
Геннадий Сахаров (Екатеринбург) |
Это интервью выходило только на бумаге в №2 бумажного «Джаз.Ру» за 2009 г., и к юбилею артиста «Джаз.Ру» с удовольствием делает его достоянием читателей сетевой версии издания. Текст нам тогда предоставил екатеринбургский радиоведущий и пропагандист «нового джаза» Геннадий Сахаров.
От автора:
— Все мои так называемые интервью — на самом деле диалоги, беседы, поскольку происходят они в радиоэфире (радиостанция «Студия Город/Радио Екатеринбург», программа «Джазовая энциклопедия»). Отсюда — больший, чем в обычных интервью, объём авторских реплик, дискуссий и комментариев. Так дело обстоит и в беседе с Аркадием Шилклопером, состоявшейся в ноябре 2008 г.
Начнём с твоих неортодоксальных инструментов: валторны, альпгорна, диджериду…
— …альпериду…
Альпериду — это что, комбинация диджериду с альпийским рогом?
— Да. Я бы назвал этот рог кастрированным (смеётся).
Итак, твои инструменты в чем-то экзотические, кастрированные, а из традиционных более-менее часто используется в джазе лишь флюгельгорн.
— Ну, там тоже не все так просто…
Валторну я воспринимаю как мелодический инструмент, который наиболее адекватно звучит в симфоническом оркестре, но инструмент малоподвижный и мало приспособленный к джазовому звукоизвлечению, к тем самым речеподобным «неправильным» звукам, которые характерны для джазовой идиомы. А возможны ещё какие-нибудь другие интересные звуки или интонации?
— Засурдиненная валторна уже звучит, как некий тромбон, поэтому нет разницы, играть ли джазовую фразировку на помповом тромбоне или на валторне.
Нет ли у тебя комплекса, что валторна все-таки не джазовый инструмент, и поэтому надо с ней что-то сделать, чтобы она проявила свои джазовые качества?
— [Алексей] Баташёв однажды меня процитировал: «…играть на валторне — равносильно самоубийству». На самом деле, когда я начинал эту историю, то понимал, что валторна — не джазовый инструмент. У меня были комплексы, но мне хотелось делать на нём что-то нестандартное, нетрадиционное, потому что я к тому времени уже увлекался роком, играл на гитаре и переносил гитарные пассажи на валторну. Это было такое бахвальство перед коллегами, чистой воды понты. Собственно, с этого всё и началось. Но однажды в Питере я познакомился с коллекционером пластинок и увидел у него в коллекции первого джазового валторниста, пионера этого инструмента Джулиса Уоткинса (Julius Watkins), который играл и с Гилом Эвансом, и с Орнеттом Коулманом. И с этого момента я понял, что джаз можно играть на валторне, и что на ней можно добиться того, чего нельзя ни на тромбоне, ни на трубе, ни на флюгельгорне.
С помощью артикуляции или ещё каких-то приёмов?
— И с помощью артикуляции, подачи звука, и с помощью репертуара. Вот тогда я стал играть музыку с Мишей Альпериным и с «Три О».
Это тембровая музыка.
— Да, акварельная, тембровая. Мы пытались найти какие-то сонорные звучания, и там валторна была на месте. Моя проблема была лишь в том, что мне было мало просто сонорных, тембральных, акварельных находок, я уже хотел мыслить композиционно-структурно, добавить туда некий стержень.
Ну, это уже ближе к фри-джазу и новой музыке.
— Совершенно верно. Я хотел пойти дальше, но развития не было, партнёры не поддержали меня, они из другого мира, им было немного сложно учить тексты, мыслить структурами и формой. Я не хотел их покидать, но понял, что тяну их в ту сторону, где они не смогут развиваться. Поэтому я оставил их с надеждой, что без меня они будут идти в своём направлении, развиваясь по своим законам.
Интересно, что у этой музыки тоже есть своя духовная составляющая, потому что, по сути, [тубист Аркадий] Кириченко — человек стёба (он ещё пел и валял дурака), Шилклопер был серьёзным, а [саксофонист Сергей] Летов мог и то, и другое. Для меня «Три О» — это разновидность джазового романтизма той же эпохи и в той же степени, как Миша Менгельберг, Хан Беннинк и Виллем Брейкер.
— Роли были очень правильно распределены, но у нас всё было гораздо мягче, чем у голландцев, поскольку мы были тремя духовыми инструментами… У нас в России такую музыку никто не играл, разве что у [Германа] Лукьянова были какие-то попытки…
А мог бы ты сформулировать, каковы достоинства и недостатки джазовой валторны, и как тебе удаётся маневрировать между ними?
— Все музыкальные критики знают, что по звучанию валторна — это инструмент, наиболее близкий к голосу.
Хотя сильной атаки и специфически вокализованной фразировки на ней вроде бы не достигнуть.
— Имеется в виду тембр. Поэтому академические валторнисты играют очень много переложений, различных вокализов и арий. Т.е. вокальной музыки в переложении для валторны гораздо больше, чем, скажем, для виолончели или какого-то другого инструмента. Самое больное место для валторнистов — играть именно «по-джазовому». Мало кто может это делать, для этого нужна слуховая практика. У меня никогда не было такой проблемы, я сразу заиграл свинг, потому что это слышал. Надо слышать ушами, и всё. А людям, которые никогда не играли джаз, невозможно объяснить, как надо артикулировать.
Но свинг в современном джазе и свинг в классическом джазе — это нечто разное. Я бы сказал, что современный свинг — это, прежде всего, инициатива исполнителя в рамках джазовой идиомы, насколько широко мы её понимаем.
— Но природа свинга все-таки одна.
Подобно свингу в современном джазе, твоя фамилия представляется мне столь же необычной. Ты, случайно, не интересовался, что она означает и откуда происходит?
— Уже будучи юношей сознательного возраста, я попытался выяснить, откуда она взялась. Папа и бабушка не могли мне ничего вразумительного сказать. Поэтому я стал искать её в других странах, когда выезжал на гастроли с оркестром Большого театра, вплоть до того, что брал справочники в телефонных будках. И к моему большому сожалению, прозанимавшись этим длительное время, ничего подобного даже близко не смог найти. А будучи в Израиле, я решил, что уж тут-то я найду… и поехал в Иерусалим в Институт имён, который собирает все еврейские имена со всех регионов (Африка, Восток, Север), сделал заявку — и ничего не нашёл. К счастью, появился ресурс, на сайте которого обнаружилась моя фамилия — это действительно старинная фамилия. Шиль на идиш означает «синагога», а человек, носивший название «шилклопер», был в синагоге очень уважаемой личностью, решавшей различные хозяйственные задачи.
А ты, вопреки своей фамилии, стал музыкантом, хотя, наверное, выполняешь эти обязанности и будучи музыкантом? Вот, например, Дюк Эллингтон был администратором. Он как-то пошутил, что на самом деле был не композитором — это дело десятое, а прежде всего администратором оркестра.
— Наверное, и я частично выполняю ту же функцию (смеётся). А ещё «шилклопер» в синагоге чистил и мыл…
А у тебя — чистка ушей, и это очень благородное миссионерское занятие. В нашем потребительском обществе над миссионерами принято посмеиваться, а на самом-то деле они ох как нужны!
— Я считаю, что это скоро будет одной из самых уважаемых профессий; не знаю, как это будет называться по-русски — наверное, «чистильщик ушей», но фамилия будет очень уважаемая.
Можно ли считать, что ты — единственный человек в мире, который сегодня носит эту фамилию, или есть однофамильцы, и кто они?
— Есть несколько человек, о которых я знаю. Когда я ещё работал в Большом театре, у моей мамы раздался звонок, и звонивший представился как Леонид Шилклопер. Сейчас он уже умер, а тогда мы встретились с ним, он преподавал политэкономию в МГУ, а его сын Семён, известный человек в Москве, занимается различными очистительными… (смеётся)… кстати говоря, да, да… Ещё одного человека я нашёл в Бордо — он директор какой-то фабрики, а, в Иерусалиме ко мне подошла одна русскоязычная женщина и сказала, что в девичестве в Днепропетровске она была Шилклопер.
Каждый человек, у которого есть эстетический и культурный опыт, наделяет то или иное произведение, событие, информацию своим смыслом в зависимости от этого опыта. Так вот, когда мы с тобой познакомились, у меня почему-то твоя фамилия ассоциировалась со словом геликоптер (вертолёт).
— Её чаще произносят как «Щелкопер», а в Киеве как-то произнесли «Шлягерклопер», «Шикопер» — в Голландии, а в Норвегии — «Шихопер», т.е. лыжник-прыгун.
А почему ты уехал из России? (В описываемый период Шилклопер жил в Германии. — Ред.) Ведь сейчас, как я понимаю, самый лучший джазовый рынок на евро-азиатском континенте — это Москва, ну, в какой-то части — Россия, а на Западе, как говорят творческие музыканты, ничего или мало что происходит.
— Все очень прозаично: я уехал по личным мотивам, хотя люблю Россию, люблю выступать в Москве. Не могу пожаловаться, что у меня нет работы в Германии, в Европе; Moscow Art Trio играет на всех континентах (например, в январе 2009 г. нас пригласили в Сидней). Я играю с международным ансамблем Pago Libre, кроме того, меня часто приглашают норвежские музыканты, вскоре предстоят три джазовых фестиваля…
Какого рода музыку ты играешь в Европе?
— Разную, но не мэйнстрим. Это джазовая композиторская музыка, иногда очень красивая, сонорная, гармонизированная богатыми акварельными красками.
Когда я думал о валторне, мне казалось, что она больше всего подходит для пейзажной лирики, как и альпгорн: преимущественно легато и протяжные мелодические линии. Кстати, сколько лет ты играешь на альпийском роге?
— Десять!
Это начиналось, как с валторной (экзотика, понты, эпатаж публики, которая смотрит на эту длиннющую штуку) — или раздался органичный зов твоей музыкальности, так сказать, внутренний голос?
— Вибрации, вибрации дерева — это совершенно новое ощущение в чисто физическом плане. Когда я заиграл на альпийском роге с деревянным мундштуком, с дышащим… Ведь какая бы валторна ни была — она всё равно металлическая, всё равно медная, и какой бы флюгельгорн ни был — он все равно железный. Одухотворить железку очень сложно. Дерево — это кларнет, скрипки , все самые красивые, самые благородные. Деревянный инструмент вибрирует по-другому, у него эта вибрация есть, а металл не вибрирует.
Но почему тогда не кларнет?
— На кларнете я играл; совсем деревянных кларнетов очень мало, и потом приёмы другие, я же всё-таки духовик. А там природа другая, они язычковые. Деревянных мундштучных инструментов, кроме альпийского рога, вообще не существует больше. Ну, есть ещё бюхель, но это тоже вид рога.
А как насчет артикуляции, атаки? Наверное, очень сложно?
— Представь себе, что взяли натуральную валторну и развернули — получились те же самые три метра шестьдесят сантиметров, что и альпийский рог. Так что, собственно, с артикуляцией никакой проблемы нет, есть только проблема контроля звука.
Ну и дыхания, наверное?
— Дыхание ещё легче, оно идет напрямую. Я дунул — и оно пошло, а в валторну — оно закручивается.
Я думал, если играть продолжительную мелодическую линию, то нужно циркулярное дыхание, как в диджериду.
— Нет, не обязательно. Единственная сложность и особенность, кроме того, что он деревянный и вытянут в длину, — я не могу контролировать звук на выходе. Контролировать очень трудно.
И что? Ты прицепляешь какую-нибудь железку, наушники?
— Это было бы, конечно, идеально, но я не прицепляю. Во многих случаях я просто примерно догадываюсь по своим ощущениям на губах, что должно звучать и где находятся эти ноты. Они же получаются на альпийском роге только за счет сокращения мышц. Никаких клапанов, никаких кулис — ничего. Все зависит только от амбушюра.
Кто ещё играет на рогах из твоих коллег?
Ну, есть много музыкантов, играющих академическую музыку, а джаз — никто. Есть даже концертино для альпийского рога и оркестра Леопольда Моцарта.
Напоследок расскажи, как обстоят дела у Vienna Art Orchestra и их лидера Матиаса Рюэгга (Matias Rüegg)?
— Оркестр был на грани распада в прошлом году, сейчас они нашли спонсора. Я играл там четыре года, сейчас уже не играю, мне это неинтересно, т.к. роль валторны в этом оркестре изменилась.
А качество музыки Венского оркестра не стало хуже?
— Нет, они профессионалы, они зверюги. Композиции пишет сам Матиас, пишет много, раз в полгода меняет репертуар.
А куда развивается современная европейская джазовая сцена (Жоэль Леандр, Типпеты, Петер Брётцманн, Лорен Ньютон, Джей Клэйтон…) и каковы её перспективы?
— Они вообще все камикадзе. Все смертники. Не помню, говорил ли я тебе такую фразу: «Настоящий художник — это камикадзе, оседлавший торпеду, направленную на корабль окостеневших понятий»?
Да, эту цитату я помню по нашему прошлому интервью.
— Я себя камикадзе не считаю, я не настолько сильный человек, чтобы оседлать торпеду.
Ты умудряешься держаться в области творческой музыки и одновременно в области достаточно «лояльной» музыки, лояльной к публике.
Поскольку я по знаку — Весы, мне такое балансирование нравится.