После очередного, 34-го по счёту фестиваля Tampere Jazz Happening в Финляндии (30 октября — 1 ноября 2015) «Джаз.Ру» опубликовал монументальный репортаж с фестиваля, который написала заместитель главного редактора журнала Анна Филипьева (Tampere Jazz Happening 2015. Фигура первая, астрономическая; Tampere Jazz Happening 2015. Фигура вторая, плясовая; Tampere Jazz Happening 2015. Фигура третья, загадочная; Tampere Jazz Happening-2015: окончание. Фигура четвертая, женственная, а также интервью арт-директора). Но, как выясняется, Анна была не единственным русскоязычным пишущим слушателем на фестивале! Некоторое время назад мы получили ещё один взволнованный текст о фестивале, который написала санкт-петербургская театральный критик Ольга Карпухович. Предлагаем его вашему вниманию.
| Ольга Карпухович фото: Jyrki Kallio, Maarit Kytöharju |
 |
Послушать всё и не сойти с ума! Вот никто не брал меня на «слабо». Но она, вторая сцена, была так близко, только площадь перейти — а там погружение, причем полное, в финскую музыкальную реальность. И новые группы, и новые идеи. Как же они там без меня? Ну, или я без них?..
Надо заметить, что Telakka, вторая площадка фестиваля — уютный, но не удобный для слушания и просто непригодный для «смотрения» зал бара-ресторана. Он состоит из массивных столов, длинных скамей и тяжёлых стульев, в нём низкие потолки и — самое неловкое — большое количество деревянных столбов-опор. Здесь привычных зрительских мест просто не существует: либо ты видишь часть сцены, либо вообще ничего. И то, что на втором этаже есть видеомониторы — не спасает: камера неподвижна и захватывает только маленькую часть сцены.
А уровень выступлений сопоставим с музыкантами «большой программы». Поэтому и столпотворение, и духота.
Tampere New Jazz Collective, которым открылся фестивальный день в Telakka, не претендуя на оригинальность, порадовал качеством нормального джазового звука. Музыканты разного возраста и музыкального «веса» создали лёгкую атмосферу с привкусом ретро.
Потом было выступление тромбониста Каспери Сарикоски (Каsperi Sarikoski) — мы, конечно, о нем ещё услышим. Каспери недавно выпустил дебютный альбом и представлял на фестивале меланхоличную авторскую музыку. Вокруг него собрались крепкие исполнители. Несмотря на некоторые повторы и какую-то формализованность, слушать было любопытно. Когда же Каспери перестанет говорить «обо всёем и сразу», смыслы, которые есть в его музыке, проявятся, и станет очевиднее его собственный творческий уровень. Пока он словно «не в фокусе».
ДАЛЕЕ: продолжение рассказа о фестивале в Тампере, много ФОТО
Следующий день запомнился коллективом Skinny Jenny. Это трио, в котором пианист Алекси Туомарила (Аlexi Tuomarila), гитарист Тимо Камарайнен (Timo Kamarainen) и перкуссионист Туомас Тимонен (Tuomas Timonen), как мне показалось, ностальгируют по семидесятым. Их музыка — как саундтрек к лучшим фильмах тех лет, есть в ней и свежие приёмы, и явно хорошее знание всего, что было после, но вот этот привкус электронных вибраций, эти симпатичные наложения, эти просветлённые финалы — они оттуда. Эту музыку слушать легко и приятно, это очень комфортная среда. Все хорошо солируют, хорошо слышат друг друга, забавный вокал. Конечно, многое по-новому переосмыслено, и дыхание композиций идёт от сегодняшнего зала, но в них много света, а это одновременно и старомодно, и ново.
В целом неудобная вторая площадка подарила очень хорошие, правильные эмоции — ощущение, что есть целый мир очень качественной музыки северного пространства.
И всё равно на перфоманс с участием старого поэта, до которого мне, по сути, совсем не было дела, идти не хотелось. Литератор, читающий, пусть и под джаз, стихи на финском языке — ну это как-то…
В общем, принесла я себя туда насильно, скорее из любопытства; удивило, что все «серьёзные « слушатели двинулись именно в эту сторону. Повезло: досталось место с обзором из-за плеча крупного ( во всех измерениях) журналиста.
Почему я не осталась выпивать на уютном диване? Зачем мне знать, как красив, напряжён и остёр финский язык, что он может быть жёстким, а может мелодичным? Зачем знать, что в Европе остались поэты с лицами из шестидесятых, каких у нас-то уже не найти, с лицами людей, отвечающих за планету? Я лишилась двух удобных стереотипов — о невыразительном северном языке и о том, что поэтам доверяют только в России.
У поэта Ханну Салама (Hannu Salama) некрасивое, но значительное лицо, притягательное умом и верой в лучшее. Такие лица лепятся ошибками и прозрениями. А внимание к себе он заслужил романом, искренним настолько, что его запретили в тех самых шестидесятых даже в родной Финляндии. И дали условный срок с формулировкой, похожей на наше сегодняшнее «оскорбление чувств». Его герои были алкоголиками и распутниками, дном жизни. А Салама знал, о чем писал: электрик и сын электрика, вкалывающий на судоремонтном заводе…
Потом были другие романы, и уже не сроки, а премии. Но всё это я узнала позже. А на фестивале я видела только полупрофиль поэта, читающего стихи. Кстати, не самым приятным голосом. О чём они? Вероятно, о самом важном. Салама явно решал проблемы эпического масштаба.
Из моей зрительской позиции главным стало его идеальное, именно джазовое, чувство ритма. Сами строки были и рифмованными и нерифмованными, сконструированными и прозрачными, но они абсолютно точно (уверена, отрепетированно) ложились на музыку. Скорее даже музыка накладывалась на них. Композиции были сложны, полны джазовых секретов и практически идеально исполнены. Ансамбль Vapaat Radikaalit («Свободные радикалы») имеет довольно неожиданный состав — два саксофона, две гитары, два перкуссиониста. Совершенно очевидно, что музыка была написана специально для этого перформанса, где ведущей была партия поэтического голоса. Музыканты усиливали, помогали ритмизовать, добавили воздуха в плотную смысловую основу.
Только одно место, с громоздкими наложениями и попыткой изобразить что-то инфернальное с помощью компьютера, показалось чрезмерным. В этом восьмидесятилетнем человеке столько темперамента и какой то «странности», что раскрашивать его тексты — лишнее. Энергия слова определила музыкальный пульс.
И в том что происходило, была абсолютная честность. Ханну Саламa не наслаждался своим голосом, не ворожил, вообще не «играл» — читал, точно укладываясь в музыкальные формулы, органично существовал в этой стихии и уносил слушателей в джазовый поток. И от этой его простоты возникло ощущение значительности момента, как бывает на великих спектаклях, как происходит на выдающихся концертах. Это был именно такой миг.
Так старый финский поэт стал одним из самых важных событий огромного музыкального фестиваля.
Тампере этого года подарил мне три таких невероятных «сопричастности». Второй подобный момент настал, когда два «зубра» — индиец Трилок Гурту и кубинец Омар Соса — из хулиганства, из куража своего, из игры на щеке, буквально на щеке, и простых хлопков начали развивать «скандал», бурлеск, выкрикивали не слова даже, а бессмысленные повторяющееся звуки… и получили музыку. Сами были абсолютно счастливы от этого партнёрства и бросили в зал это счастье ритма, из ерунды сотворённого. Это запредельно, это какая-то другая форма жизни и музыкальности.
И третье явление — тоже «над жизнью». Ginger Baker Jazz Confusion, квартет, в котором только один участник — басист Алек Данкуорт (Alec Dankworth) — выглядит как нормальный здоровый человек. Прекуссионист Абасс Дуду (Abass Dodoo) так угрожающе огромен, что за него просто страшно. Саксофонист Пи Уи Эллис (Pee Wee Ellis) ещё огромней и даже не стоит, а сидит на авансцене, и в его странных глазах — скорбь всех угнетенных темнокожих мира, и как-то неловко под этим взглядом за своё благополучие. Но и это не всё. Лидер — легендарный рок-барабанщик Джинджер Бейкер — вообще был практически вынесен на сцену и унесён с неё. По плохому самочувствию он сделал перерыв и дышал между номерами так, что была уверена — не дотянет. Мужественно шутил сиплым голосом, в основном над собой…
И вот эта, мягко скажем, не самая свежая команда начала играть. Ничего не изменилось в природе, они не «завелись» от своих инструментов и зрителей, и их даже особо не захватил процесс, они не помолодели и не похорошели, и если выключить звук — всё выглядело бы по-прежнему печально. Но в том-то и дело, что звук был включён. И он будоражил. Ничего слишком быстрого, никаких экзальтаций, но он был масштабен, мощен, эмоционален. Ну как это может быть? Память рук? Какие-то другие, невиданные энергии?
Я не раз видела больных больших актеров, которых возрождает сцена, но у них возрождается весь их организм. Здесь совсем не то, только вот этот невероятный звук, только сама музыка. И зал взвыл в конце, точно не из уважения и сочувствия. Зал взбудоражил ритм, зал подчинился их ритму.
Но это к слову, это уже всё хорошо описано. Конечно, слушательские эмоции зашкаливают. Но кроме чистой радости, фестивальная программа подарила несколько тем для размышлений, и, может быть, главная — и довольно неожиданная — слово в джазовых структурах; другое, новое его использование. Причем именно не вокал, не пение, но именно текстовая наполненность.
Самым ярким примером стал финский оркестр Ricky-Tick Big Band — лидер зрительского притяжения. Без отдельных афиш и какой- то дополнительной рекламы они собрали не просто полный зал — это было то, что называется «лом». Убрали часть партера под танцпол, и если честно, это был единственный концерт, где абсолютное большинство зрителей составляла местная молодёжь. По ощущению — это как если бы Гарика Сукачева объединить с А.Ф.Скляром и попросить их исполнить текты «Чайф» вперемешку с текстами Тимати (кстати, он бы мог стать третьим)… и всё это под оркестр Игоря Бутмана.
Три брутальных солиста, Раleface, Redrama и Томми Линдгрен (все заявлены как рэперы), очень чётко артикулирующие, с энергетикой классных драматических актёров, с посылом рок-звёзд общались с залом. И по восторженной реакции, и по тому, как эти тексты зал явно знает наизусть, разговор был о парадоксах обыденной жизни, о нелепых и повседневных вещах. Конечно, надо быть финном, чтобы это вполне оценить. Но совершенно не обязательно им быть, чтоб понять музыкальный уровень происходящего, кажущуюся простоту и доступность музыкальной составляющей, которую вообще можно бы было определить как «поп», если бы не интересные музыкальные структуры внутри, если бы не чудесные духовые с очень убедительными сольными фрагментами. Новая эклектика, где смешивается всё со всем. И этот уровень музыкального материала, рассчитанный на большие залы и обычную попсовую публику, слушать не стыдно. И со звуком не промахнулись, он накрывает, но нет ощущения, что тебя ударили по голове и потом нужны сутки тишины. Талантливо придуманный и грамотно реализованный продукт.
Уже ночью, на площадке Klubi, все ждали Дэвида Мюррея (David Murray): этот концерт был особой строкой в афишах, он был «ударным». И в системе ожиданий — бархатный звук саксофона. И как -то подзабылось, что объявлен и поэт Сол Уильямс (Saul Williams). Было бы просто назвать его рэпером, но совсем нет, — темнокожий, с нервным лицом и запасом какой-то жесткой ярости, он читал именно стихи, разумеется — на английском. И даже в лирических, тонких моментах с лица его не сходила эта маска брезгливого презрения. К миру? Хочется верить, что именно маска. И как бы легко, виртуозно, мягко ни солировал Мюррей, как бы не колдовали блестящие перкуссионист Хамид Дрейк (Hamid Drake) и пианист Оррин Эванс (Orrin Evans), но внутреннее движение определял именно поэтический поток.
И что-то не складывалось: сущностное несхождение глубоких звуков саксофона и нервных рефлексий. Возникло чувство, что энергия осталась только в словах, как будто все музыканты потеряли драйв. Или это зрителей засасывала черная дыра финской ночи — шёл восьмой концерт вечера.
Интересно, что на фестивале практически все музыканты разговорились, как никогда много шутили, все время что-то объясняли, постоянно благодарили зрителей за внимание. Обычно хорошо, если представить группу не забудут, а тут всем одновременно захотелось что-то уточнить, стало важным быть правильно понятыми. И чем сложнее музыкальный материал, тем больше тратится слов для его толкования. Поза снобизма вышла из моды. Кажется, уже впору задуматься о пресс-конференциях.
Впрочем, нет, вот что хорошо в Тампере — никаких формальностей, ничего для галочек, все только для музыки.
(Ольга, как журналист, побывавший в Тампере три раза, могу ответственно заявить: в пресс-конференциях там нет недостатка. Они проходят в дневное время на втором этаже «Телакки», и в них участвуют почти все артисты фестиваля. Просто туда зовут только прессу… — Ред.)
