Tampere Jazz Happening 2015. Фигура третья, загадочная

реклама на джаз.ру erid: 2VtzqxFQyTa рекламодатель: ип панкова мария евгеньевна инн 500803407703

Продолжение. Начало см.: «Tampere Jazz Happening 2015.  Фигура первая, астрономическая» и «Tampere Jazz Happening 2015. Фигура вторая, плясовая» 

Анна Филипьева, редактор «Джаз.Ру» фото автора

Самым насыщенным днём фестиваля по традиции оказалась суббота. Концерты начались с двух часов дня, а последний сет программы снова был запланирован на час ночи. Но, наученная вчерашним горьким опытом, я всё-таки решила ставить реальные цели и не пытаться объять необъятное. Впрочем, я сильно забегаю вперёд. Лучше рассказывать всё по порядку.
Субботняя концертная программа началась для организаторов с треволнений. Опоздал самолёт, на котором добирался в Тампере большой состав барабанщика Пола Нильссена-Лав Paal Nilssen-Love Large Unit. Не ожидавшие такого поворота событий звукорежиссёры фестиваля оказались в неприятной ситуации: оркестр опаздывает, а нет ни схемы рассадки для подготовки сценического оборудования (предполагалось-то, что всё покажут на месте!), ни времени на саундчек. В результате, пока оркестр мчался на всех парах в Тампере, менеджер сцены Паулиина Саарман совершила практически невозможное — подготовила сценическое оборудование по фотографии из интернета!
К обозначенному в программе времени выступления оркестр всё-таки опоздал, и на амбразуру вместо него был брошен шведский саксофонист Матс Густафссон, которого поменяли местами в программе с Paal Nilssen-Love Large Unit, о чём слушателей оповестили объявления, развешанные по всему концертному залу Pakkahuone.

Вообще удивительный человек — Матс Густафссон. Если бы таких людей в природе существовало больше, чем один, нужно было бы настоятельно рекомендовать всем организаторам фестивалей завести себе хотя бы по одному и хранить их в подсобках концертных залов скатанными в рулон в качестве аварийного резерва. Время на приведение его в работоспособное состояние минимально: достал, отряхнул, прислонил к микрофонной стойке — и вот он уже играет концерт. Удивительное дело! Спросите, зачем же так — Густафссона да в рулон? Он же, мол, живой! Да в том-то и дело, что невозможно поверить, что живой человек имеющимися у него от рождения органоидами может заставить саксофон воспроизводить такие звуки в таких темпах и в таком разнообразии. А киборгов лучше хранить в подсобках.

Paal Nilssen-Love Large Unit в результате всё-таки тоже оказался на сцене. Старания звукорежиссёров не прошли даром. Во всяком случае, никаких подстроек по ходу выступления оркестр не делал, из чего можно заключить, что «приворот по фотографии» состоялся. Как? Это одна из загадок фестиваля. И ведь не какой-нибудь там составчик, а целых одиннадцать человек в диапазоне от духовых до электроники. Одних только ударных установок аж две штуки. Звучало всё это многообразие весьма громко, весьма бурно и в какой-то степени даже залихватски. Но лично мне при этом всё равно как двадцать пятый кадр мерещилась некая потаённая идея, так и оставшаяся невысказанной, несмотря на весьма многословные спичи. Впрочем, конечно же, я не поручусь за то, что это не игра моего воображения, которое подстегнул флёр загадочности, характерной для того, что называют «северным джазом». Возможно, на самом деле Large Unit просто хорошенечко оттянулся на сцене, чтобы было о чём потом потолковать за кружечкой пива с коллегами из The Young Mothers.
Вопрос, почему пять здоровенных мужиков называют себя молодыми матерями, The Young Mothers — ещё одна загадка, над которой, кстати, бьются многие журналисты. Впрочем, как и вопрос, почему трое парней из нового трио пианиста Алекси Туомарила называют себя «Худенькая Дженни» (Skinny Jenny). Но о них позже.

Вообще, на мой взгляд, ансамбль The Young Mothers просто не может существовать в действительности. Это как сферический конь в вакууме, то есть теоретически да, а практически — нет. Почему? Потому что его участники должны были подраться на первой же репетиции. И даже если бы каким-то чудом они дотянули до своего первого совместного концерта (например, во избежание кровопролития совсем отказались бы от репетиций), то передраться между собой должны были бы уже поклонники каждой из «матерей» в отдельности.

В самом деле, ну как может металлист спокойно глядеть на то, как Стефан Гонсалес в полном прикиде и боевом макияже рубится на… вибрафоне? А трубач Джавад Тейлор, негодяй этакий, берёт и начинает читать рэп, невзирая на гитарные запилы Джонатана Хорна. А басист Ингебригт Хокер Флатен… в общем, саксофонистка Лотте Анкер сказала, что ей было очень интересно посмотреть на него в столь несвойственном ему амплуа, имея в виду, наверное, что поглядела бы в его бесстыжие глаза, когда он в следующий раз придёт поиграть с ней фри-джаз. А они — ничего! Играют себе, ставят на уши зал в своё удовольствие… Короче говоря, спешите слушать The Young Mothers теперь, пока поражающие элементы этой бомбы не разлетелись опять по разным стилям и направлениям.

Состоящий из молодых французских музыкантов ансамбль Papanosh в содружестве с саксофонистом Роем Натансоном (Roy Nathanson) и тромбонистом Фиделем Фурнейроном (Fidel Fourneyron) — явили слушателям ещё никем не представленный на фестивале этого года звуковой театр. Во время выступления этого коллектива мне как раз приоткрылся один из секретов составления программы фестиваля Tampere Jazz Happening. Она построена так, что в ней нет «примерно одинаково играющих» ансамблей. Это даже не вопрос собственного лица. В данном случае лицо — это слишком мало. Здесь все коллективы отличаются друг от друга, начиная с молекулярного уровня. Если ты пропустил одно выступление, то ничего подобного ты уже не услышишь. Но есть у этого явления и обратная сторона: если тебе не нравится то, что ты слышишь,- выйди из зала, попей кофейку, а потом возвращайся, потому что следующее выступление будет совершенно другим. Впрочем, сбегать с выступления Papanosh сотоварищи смысла не было никакого. Яркие образы, театральность, шутки-прибаутки — и всё вокруг идей великого Чарлза Мингуса. Чего ж бежать? Сиди да наслаждайся! А кофе можно выпить и в антракте.

В это врамя в клубе Telakka происходило выступление трио финского пианиста Юсси Фредрикссона (Jussi Fredriksson Trio). В своём нынешнем проекте Фредрикссон не утратил своей тяги к традиционности и лиричности, но стал более изобретательным, а его идеи приобрели, пожалуй, даже несколько возвышенный характер. Мой итальянский коллега Лука Витали, представлявший, кстати говоря, в этом году на фестивале свою книгу о скандинавском «The Sound of the North«, сказал, что и ему тоже кажется, что в трио Фредрикссон звучит интереснее, чем в более многолюдных составах. Любопытно было бы как-нибудь услышать его сольное выступление.

На сет дуэта саксофониста Колина Стетсона (Colin Stetson) и скрипачки Сары Нойфельд (Sarah Neufeld) целесообразно было бы навесить жирный знак «18+». Я не мастер эротической литературы, поэтому затрудняюсь пускаться в подробный анализ того, что они понаиграли. Самое приличное слово, которое я могу тут употребить, не опасаясь, что его прочитают дети — это «минимализм». Дальше следует поставить многоточие и сообщить, что у дуэта есть новый альбом, и желающие могут ознакомиться с их творчеством самостоятельно в спокойной романтической обстановке. Что же до выступления, то по его завершении зал побежал пить и курить в невиданном доселе единодушии, и я не удивлюсь, если спустя три квартала после фестиваля в Тампере случится необъяснимый демографический взрыв.

Как я уже говорила раньше, ответ на вопрос, почему трое парней, играющих на рояле, гитаре и ударных называют себя «Худенькая Дженни» — Skinny Jenny — по всей видимости, лежит в той же плоскости, что и ответ на вопрос про «Молодых матерей». Во всяком случае, лидер трио, пианист Алекси Туомарила, которого русская публика знает по выступлениям с Леонидом Сендерским, а также потому, что он несколько лет играл в ансамбле великого польского джазового трубача Томаша Станько, от ответа на прямой вопрос уклонился, переведя стрелки на барабанщика — а тот, в свою очередь, затаился. Как бы то ни было, новое трио оставило о себе очень хорошее впечатление. Пьесы, которые мне удалось послушать («Телакка», как и всегда в дни фестиваля, была переполнена) отличались лёгкостью фактуры, светлыми тембрами, подвижностью и этакой полётностью, если есть в русском языке такое слово.

А вот коллектив барабанщика великой рок-группы 1960-х Cream, легендарного Джинджера Бейкера — Ginger Baker Jazz Confusion — отличился тем, что не исполнил ни одной пьесы в темпе хоть сколько-то отличном от среднего, но при этом прокачал зал так, что иным молодым и энергичным музыкантам впору искусать себе локти от зависти. Справедливости ради надо отметить, что выглядит Джинджер Бейкер неважно и разговаривает с большим трудом. Однако это не мешает ему отпускать шуточки и самому заниматься собственным конферансом. Глядя на то, как он, только что еле ворочавший языком, вдруг преображается и начинает дубасить с невероятной энергией, грешным делом задумываешься, насколько реальна эта старческая немощь, и не сделал ли музыкант из неё «фишку». А в следующий момент понимаешь, что всё-таки неспроста эти средние темпы. И потому дай Бог всё-таки Джинджеру Бейкеру здоровья и сил ещё на многая лета.
А моя батарейка на этом опять разрядилась, и я перешла в спящий режим до следующего дня.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ