Барабанщик Борис Савельев (1945-2015)

реклама на джаз.ру erid: 2VtzqxFQyTa рекламодатель: ип панкова мария евгеньевна инн 500803407703

Олег Степурко Фото: архив автора, Владимир Лучин, Павел Корбут

18 мая ушёл из жизни московский барабанщик Борис Савельев.

Его жизнь была полна драматических поворотов и коллизий. Когда Боре было 10 лет, умерла его мать, вскоре ушёл к новой жене отец — и Борис остался на руках 17-летней сестры, ставшей его второй матерью. Уже в 16 лет Борис пошёл работать на завод и там, в музыкальном кружке, впервые приобщился к музыке. Боря много и упорно занимался спортом и достиг феноменальных результатов: стал мастером спорта по пулевой стрельбе и попал в юниорский состав футбольного клуба «Динамо» — как вратарь. Но любовь к музыке пересилила спорт.

Этот удивительный человек, как многие великие самоучки российского джаза — трубач Андрей Товмасян, саксофонист Георгий Гаранян, барабанщик Валерий Буланов — самостоятельно освоил свой инструмент. Это случилось, когда Боря служил в армии в военном оркестре (его дочь Маша написала мне: «Интересен тот факт, что папа в армии сделал своими руками барабан, на котором играл в армейском ансамбле»). После армии Борис попал в орбиту таких джазовых титанов, как Андрей Товмасян и пианист/аккордеонист Владимир Данилин, много вместе с ними играл и, как человек необычайно способный и схватывающий всё на лету, очень быстро вырос в мастерстве и попал в джазовую элиту Москвы.

Он продолжил филигранную барабанную традицию первопроходцев послевоенного джазового поколения Валерия Буланова и Валерия Багиряна, которая уже недоступна современной барабанной молодёжи. Эта традиция выражалась, прежде всего, в интеллигентной игре в аккомпанементе, в феноменальном звуке и в потрясающем драйве, о котором гитарист Алексей Кузнецов так и сказал: «Борина игра была в русле Булановской школы и отличалась необычайной интеллигентностью и феноменальным звуком тарелки».

ВИДЕО: «Secret Love» — Алексей Кузнецов и друзья
«Джаз Арт клуб» в кафе «Эссе» (Москва), 28.03.2012
Алексей Кузнецов (гитара), Владимир Данилин (аккордеон), Макар Новиков (контрабас), Борис Савельев (ударные). Съёмка Taberculat

httpv://www.youtube.com/watch?v=aHk5rwu_qMk

ДАЛЕЕ: продолжение биографического очерка о Борисе Савельеве, много фото, ВИДЕО 

Вот почему игру Савельева в чём-то можно сравнить с игрой барабанщика Майлза Дэйвиса — Филли Джо Джонса. Он тоже, как Борис, практически не играл соло, но без потрясающего драйва Филли не смогла бы состояться аскетическая манера Дэйвиса, когда в четырёх тактах Майлз мог сыграть всего две ноты, и этого — хватало. Но эти две ноты обретали смысл, только когда Филли Джонс создавал свинг высочайшей энергии, сметающий всё на своём пути подобно цунами. Вот такой, багиряно-булановский стиль, похожий на Джонса, исповедовал Савельев.

После ресторана в Шереметьево, где он играл в ансамбле Товмасяна, Борис уехал работать на Север: тогда многие московские музыканты уезжали на заработки в холодные края. От этого периода осталось фото Бориса в ненецкой малице.

Его отношение к барабанному саунду было очень требовательным. Вот как говорит об этом барабанщик Евгений Рябой в статье для журнала Music Box, посвящённой международной выставке музыкальных инструментов «Музыка Москва» 2005 г.:

Наш барабанный ветеран Борис Савельев загорелся мгновенно. Он решил приобрести барабаны Jazz 18 и комплект тарелок Istanbul Mel Lewis, что впоследствии и сделал. Он, как и подавляющее большинство барабанщиков, пребывал в уверенности, что самые лучшие инструменты — кленовые, и даже начал было зондировать вопрос о возможности покупки кленового сета Jazz 18 […], но я отговорил его. Аргументы были до крайности просты. Я сказал, что сейчас перед тобой берёзовые барабаны, и они хорошо звучат. Они задуманы как берёзовые. Что будет в кленовом исполнении — никто не знает. Клен не панацея. Я тут же подвел Бориса к кленовому сету серии Artist Maple […] и продемонстрировал неожиданно весьма скромные возможности этих барабанов, [которые] …не соответствовали музыкальным задачам, которые предстояло решать Борису.

В начале 80-х, когда вышел знаменитый указ министра культуры, запрещавший работать музыкантам без образования, Борис, как и многие мастера джаза (Арзу Гуссейнов, Николай Панов, Михаил Окунь), поступил в музучилище «за корочкой». Он пошёл в музыкальное училище подмосковного города Электросталь. Там мне и довелось с ним встретиться. О педагогах училища я написал очерк «Железнодорожная академия джаза»:

Каждый член нашей «железнодорожной академии» обладал необычайными качествами. Так, саксофонист Виктор Алексеев имел лучшую библиотеку джаза в Союзе. Все самиздатовские школы, сборники тем, а также лучшие пластинки были у него. Володя Чернов блестяще знал английский и переводил нам «Down Beat» или аннотацию, напечатанную на конверте той или иной джазовой пластинки. Благодаря ему мы были в курсе всех джазовых событий. Боря Савельев приносил нам барабанные школы. Я помню, мы живо обсуждали самиздатовскую работу по ритму питерского барабанщика Валерия Мысовского, в которой он пытался объяснить феномен джазовой энергетики свинга в терминах индийской ритмической культуры, используя ритмические модели раги, такие, как «тал» и «рупак-тал».

Но главное — это то, что я играл с Борей в ансамбле педагогов, в который входили Юрий Маркин (ф-но), Михаил Есаков (гитара), Владимир Чернов (бас). Парадокс, но студент Савельев, как мастер, владеющий секретами джазовых барабанов, в училище ещё и преподавал. Наш ансамбль с триумфом выступил на джаз-фестивале студии «Москворечье», и мощный грув Бориса во многом обеспечил нам успех.

Как студент, Савельев должен был играть ещё в студенческом бэнде, и одно наше выступление на фестивале в «Москворечье» закончилось скандалом. Тогда на фестивале звучал один американский мэйнстрим, а мы подготовили фанк-программу с двумя ударными установками (за вторыми барабанами играл Андрей Шатуновский или Борис Ковальский).

Помню, мы играли фанк-пьесу «Дискобол», которую мы написали вместе с Юрием Маркиным (он — часть А, я — часть В), так мы чуть не сорвали фестиваль: началась такая скандёжка, что концерт продолжить было просто невозможно. Я уже переодевался в соседнем корпусе, и ко мне в комнату вбежал ведущий Алексей Баташёв со словами: «Иди что-нибудь сыграй им, мы не можем продолжать концерт». А поскольку все музыканты уже убежали на вокзал, чтобы успеть на электростальскую электричку, я вышел и сыграл на флюгельгорне «ля-до-соль-фа», мотив Чайковского «Я люблю вас» — и публика, поняв, что биса не будет, успокоилась. Конечно, этот фурор не мог бы состоятся без бешеного грува барабанов, который всех поставил на уши.

Не могу не сказать о том, что Савельева охотно приглашали играть экспериментальную, нестандартную музыку. Например, композитор Юрий Чугунов часто его звал играть свою музыку, насыщенную яркими, свежими, «чугуновскими» мелодиями, пряными скрябинскими гармониями и изысканным ритмом.

Но особенного разговора заслуживает совершенно беспрецедентное явление для Москвы — арбатская квартира Бориса, которая превратилась в джазовую точку для джем-сешнов. Так получилось, что Савельеву из-за постоянных жалоб соседей на шум барабанов пришлось обменять квартиру на Речном вокзале на арбатскую квартиру в Панфиловском переулке, которая была на первом, цокольном этаже. Он её сам звукоизолировал (а Борис был очень рукастым человеком), и поэтому джаз там мог звучать круглые сутки. Но особенно арбатская квартира «развернулась» после того, как к Борису на полтора года переехал жить Володя Данилин. Туда повалила вся джазовая Москва. Кроме музыкантов ближайших точек (например, из ресторана «Новый Арбат», откуда к Боре приходили музыканты бэнда Владислава Кадерского во главе с их лидером Сашей Пищиковым), там музицировали Андрей Товмасян, Юрий Маркин, Игорь Широков, Юрий Чугунов, «борода» Фидель Орлов, Михаил Есаков, Владимир Коновальцев, Александр Родионов — и этот список можно продолжать бесконечно. Более того, в эту квартиру приезжали прямо с вокзала джемовать тогда совсем молодые ленинградцы— саксофонист Игорь Бутман, гитарист Андрей Рябов, басист Дмитрий Колесник. Владимир Данилин говорил: «День и ночь у нас не было ничего, — только джаз, джаз, джаз!».

Многие московские джазмены, кроме игры, стали ещё и рисовать: в сети есть рисунки и Владимира Данилина, и картины Юрия Маркина, весь колледж «Консорт» заполнен картинами Юрия Чугунова, а у Алекса Ростоцкого вообще проводятся выставки картин. Но мало кто знает, что это движение джаз-художников началось с Бориса Савельева. Он настолько увлекался рисованием, что даже выдержал экзамен в Строгановку, но из-за болезни не смог там учиться. Так вот, именно Борис научил рисовать Данилу, а за ним потянулись и остальные джазмены. Сохранилась две афиши, которые Борис нарисовал для своего ансамбля. По ним видно, что он был хорошим рисовальщиком.

Музицирование Данилы с Борей вылилось в великолепный проект — «Квартет Радуга», по имени джаз-кафе на Нижегородской улице. Это было в лихие 90-е. В квартет входили: Данилин — аккордеон, Борис Савельев — ударные, Алекс Ростоцкий (потом его сменил Владимир Чернов) — бас, Станислав Григорьев — тенор-саксофон.

АУДИО: записи из «Кафе Радуга», 1988

«I Can’t Give You Anything But Love»

«Blue And Sentimental»

Далее этот состав, поменяв басиста, перебрался в подвал «Крiзисъ жанра». Вот как об этом периоде пишет в своей книге Андрей Товмасян:

Весной 1991 года Володя пригласил меня в небольшой подвальчик «Крiзисъ жанра», расположенный где-то в центре Москвы. Я был там всего три раза. Джаз в подвальчике звучал по воскресеньям. Действо начиналось в 9 вечера и кончалось в 10 вечера. Всего час. Что ж, хорошего понемножку. Раньше было не так, джазовые выступления длились 2-3 часа. Времена меняются.

Играли составом: Данилин — аккордеон, Боря Савельев — ударные, Игорь Кондур — бас, на тенор-саксофоне играл бывший лундстремовец Стас Григорьев, о котором Володя мне часто рассказывал, и я наконец послушал его. Играли в основном стандарты: «Bernie’s Tune», «How High The Moon», несколько пьес Дюка Эллингтона, блюзы и что-то ещё…

В этой же главе Андрей упомянул о Борисе, как о человеке, который помог ему в трудную минуту жизни, когда тот был в больнице:

Как-то в 87-89 году, — я был уже на пенсии, время было не из лёгких, денег не хватало, — Володя [Данилин] и ещё некоторые мои друзья-музыканты: Валерий Котельников, Виктор Алексеев, Олег Степурко, Коля Королёв, Толя Сазонов, Боря Савельев — без моей просьбы скинулись и вручили мне довольно ощутимую сумму. Нас с мамой это очень выручило. Такое проявление дружбы — далеко не пустяк…

И такое отношение к людям было у Бориса в крови. Так, когда с подачи саксофонист Константина Горшкова, Боре удалось в 90-е купить однокомнатную квартиру на берегу Чёрного моря, в Алупке, — он приглашал туда бесплатно отдыхать семьи джазменов, которые, в отличие от попсовиков, никогда не отличались бешеными гонорарами.

Нельзя не упомянуть о работе Бориса Савельева в оркестре Олега Лундстрема в 1982 году, причём он там играл на конгах (на барабанах был Иван Юрченко), с ним тогда у Олега Леонидовича играли Товмасян и Данилин, который и собрал друзей в бэнде.

Во время перестройки, когда вся музыкальная работа накрылась медным тазом, Борис перегонял автомобили из Европы. И его друзья — басист Игорь Кондур и саксофонист Костя Горшков, — несказанно благодарны Боре, ибо долго ездили на машинах, пригнанных их другом. Более того, Борис великолепно водил автомобиль и учил своих друзей мастерству вождения по ночам, когда в Москве нет пробок.

Один из главных проектов Савельева — его джаз-квартет Concord Jazz Band, в котором играли Константин Горшков, пианист Виктор Шушунов, Евгений Онищенко (контрабас) и Борис. Группа несколько лет играла в подвале кафе «Кризис жанра» на Арбате и давала тематические концерты, например — посвящённые творчеству Фрэнка Синатры; тогда в бэнд приглашали Юрия Шихина, солиста оркестра им. Олега Лундстрема.

АУДИО: Concord Jazz Band п/у Бориса Савельева в JVL Клубе Виктора Лившица, 2003:
«Taking A Chance On Love»

Несмотря на свою любовь к фанку, джаз в исполнении Бориса Савельева я могу слушать бесконечно, ибо ему каким-то таинственным образом удаётся актуализировать музыку 60-х, и она звучит свежо и современно. Особенно это слышно в его игре с Алексеем Кузнецовым и Владимиром Данилиным.

ВИДЕО: «C Jam Blues», Алексей Кузнецов и друзья
Джаз Арт Клуб в кафе «Эссе» (Москва), 28.03.2012.
Алексей Кузнецов (гитара), Владимир Данилин (аккордеон), Олег Стариков (клавиши), Макар Новиков (контрабас), Борис Савельев (ударные)

httpv://www.youtube.com/watch?v=jRglk12wn00

Савельев обладал талантами, которые я никогда не встречал у друзей-музыкантов. Так, когда его дочь Маша в 10-летнем возрасте заболела, она попросила у отца мягкую игрушку — ослика. И Борис тут же, взяв иголку с ниткой и насобирав лоскутов, сшил роскошную игрушку, которая жива до сих пор.

Он сам сделал всю мебель для своего «северного дома», которая служит и сегодня.

Борис резко выделялся в богемной джазовой Москве внешним видом: всегда был прекрасно одет, на нём всегда были фирменные пиджаки, великолепные рубашки, и вместо галстука — шейный платок. За этот платок друзья прозвали его за глаза Жан Марэ: с этим французским актёром у Бориса в молодости было большое сходство.

Лицо Бори отличалось потрясающей выразительностью. Во время игры, даже если бы не было слышно звук, можно было по лицу Бори определить характер музыки. Такой же пластичностью и выразительностью (кто помнит) при игре было лицо у Владимира Журавского, которая так сильно выделяла его среди других барабанщиков, что некоторые за глаза называли Журавского обезьяной (конечно, в хорошем смысле). Эту выразительность лица при игре Бори смог передать в своих фото замечательный фотохудожник Павел Корбут.

Мне хочется рассказать об одном мистическом опыте, которым Борис счёл необходимым поделится с нами, своими друзьями. Однажды, в конце 80-х, когда Борис был на пике одной своей зависимости, он неожиданно вышел из тела и увидел себя спящего на кровати, а он сам завис в метре от тела. «Тогда я — рассказал нам Боря, — вдруг понял, что, если не смогу войти назад, — умру». Но вот незадача, войти никак не получалось. «И тогда я, — продолжил Борис, — с огромным напряжением всех своих сил, всей воли начал миллиметр за миллиметром возвращаться назад, и через час таких титанических усилий — вернулся. После этого, — закончил свой рассказ Боря, — все мои зависимости исчезли».

Конечно, это событие не могло не повлиять на его судьбу, на его отношение к миру, людям и музыке. Становится понятным, почему дочь Бориса, Маша, сказала нам на похоронах: «Сегодня слова моего папы вдруг стали для меня приобретать совсем другое, более глубокое и даже в чём-то пророческое значение».

Я думаю, что это не случайно. Только слова человека, состоявшегося в жизни и получившего опыт иных миров, со временем начинают жить на земле какой-то таинственной жизнью и обладают силой менять что-то в нашей жизни. Я, который был долго знаком с о. Александром Менем, хорошо это знаю.

Когда я писал некролог, меня не покидала мысль, что наш Боря — гигант уровня Валерия Буланова, человек фантастически одарённый и беззаветно служивший джазу. Так почему же ни я, ни другие этого не замечали и относились к этому великому джазовому барабанщику, как к рядовому джазмену?

Я думаю, дело в патологической скромности Бориса, в которой он похож на своего друга Владимира Данилина. Другие музыканты активно пиарят себя везде, где только можно, а Боря никогда никому не давал повода понять, что он великий музыкант. Мы с ним играли, общались много лет, но только на поминках я узнал о его спортивных достижениях или о том, что он был художником. Он никогда не собирал архива, и я с огромным трудом нашёл несколько его записей. А его рисунки пока так и не нашлись. Некоторые говорят, что такое заниженное отношение к себе бывает у сирот, а Боря фактически рос сиротой.

Проститься с ним пришли на Ваганьково все звёзды джазовой Москвы. Я не припомню, чтобы джазовая Москва так сорвалась и, побросав свои дела, пришла проститься со своим коллегой. Правду говорят, что смерть открывает истинное значение каждого человека. Когда мы шли от церкви к могиле, я сыграл джазовый спиричуэл, а когда опустили гроб в могилу — «Когда святые маршируют», ибо смерти нет, и мы когда-нибудь ещё сыграем с Борей джаз в небесном оркестре.